Ножом по сердцу стала похоронка

Жил-был Юра. Когда он был маленьким, мама учила защищать младшую сестренку, а вырос – пошел защищать родину. Поезд уносил его все дальше от родного дома и любимой девушки, в Ханкале война с готовностью подхватила на свои плечи и понеслась с добычей дальше, пока не развела Юру и его прошлое по разным измерениям. Девушка не дождалась: выскочила замуж. А самого Юру убили.У КАЖДОГО СВОЯ ПРАВДА
Мать все еще сомневается. Звонит повару солдатской столовой и спрашивает с надеждой:
– Может, не он это?..
– Он. Опознали.
Людмила Анатольевна говорит, у нее было предчувствие. Конечно, когда сын в армии, причем не где-то, а в горячей точке, сердце любой матери неспокойно, но после Нового года Юрина мама места себе не находила. На работе – валидол, по ночам – бессонница. Тоска бесконечная. И вот – телеграмма: ваш сын погиб в результате несчастного случая. Какие события скрываются за обтекаемой формулировкой, Людмила Анатольевна выяснить не может.
– Я понимаю, несчастным случаем можно было назвать, если бы Юра, например, кипятком обварился в столовой или ножом порезался. Но он погиб.
Через некоторое время дошли слухи, будто Юру расстреляли свои же. Потом женщина, с которой мать жила в роте и которая сейчас снова приехала к сыну, рассказала, будто трое парней попали под обстрел где-то за рынком, отправившись за деньгами: одного легко ранило в руку, другого с тяжелым ранением отправили во владикавказский госпиталь, а Юра скончался от выстрела в голову. То же утверждает и повариха. Узнать всю правду Людмила Кузьмина до сих пор не может: тело ее сына еще даже в Ростов не доставили, хотя трагедия произошла 26 февраля.
– Повариха, Юрина сослуживица, говорит, какой-то бумажки на него нет.
У военкома Ленинского района В. Черняева другая информация: на территории Чечни временно запрещены полеты на вертолетах.
ЗАВТРА – В ЧЕЧНЮ
– Он всегда хотел в армию, – от этих воспоминаний на глаза матери наворачиваются слезы, и она молчит несколько минут. – После девятого класса собирался поступать в суворовское военное училище, но медкомиссия отказала: врачи углядели что-то в его глазах, хотя зрение у мальчика стопроцентное. Я в то время с мужем разошлась, и Юра, наверное, хотел, чтобы мне полегче было.
Людмила Анатольевна всеми силами уговаривала сына поступать в институт, но тот отлынивать не собирался. В то время как раз вернулся из Чечни двоюродный брат, и для Юры это стало еще одним аргументом:
– Толя отслужил, и я пойду.
Вместе с друзьями он мечтал попасть на корабль «Орск». В военкомате вроде бы были не против: с февраля 2003 года начали гонять по медкомиссиям. Но выпуск в лицее, где они учились, произошел поздно, а на корабль набирали только до середины мая. Так трое друзей попали под Самару в поселок Кряж.
Четыре раза за полгода мать навещала Юру, благо, расстояние не очень велико.
– Мам, не приезжай больше, – попросил он в ноябре, зная о мизерной зарплате оператора на ЮУМЗ. – Меня в «учебке» оставляют командиром отделения, так что летом я сам к вам в отпуск приеду.
Людмила Анатольевна спорить не стала, хотя расставаться с сыном надолго не собиралась. Ей даже советовали похлопотать, чтобы он рядом был, но Юра отказался: пусть далеко, лишь бы войска хорошие и с ребятами не расставаться. Прятаться за мамину юбку у него желания не было.
Тогда, в ноябре, она уехала со спокойной душой, а через пару дней громом прозвучал звонок Юры своей девушке.
– Завтра у нас погрузка в Чечню. Только маме и бабе не говори.
Разумеется, девушка тут же перезвонила Кузьминым.
Двое друзей из Орска остались в «учебке», а Юру отправили на Кавказ. Почему вдруг? Говорят, полторы тысячи недобор был, и собирали последних.
НОЯБРЬСКИЙ
Драчуном и забиякой Юрок никогда не был. Примерный сын, он по наставлению отца никогда не трогал младших, за что нередко получал тумаки от них же. Однажды, перед рождением дочери Ольги, мать подозвала к себе сына:
– Скоро у тебя появится сестренка, и ты должен уметь ее защищать. Учись постоять за себя и давать сдачи. Слез своих никому не показывай, как бы больно и обидно ни было. Ведь ты мальчик.
Юра – ноябрьский ребенок. Из-за этого его постоянно не оставляло ощущение, что он живет с опозданием.
– Мам, почему ты меня так поздно родила? – спрашивал он, когда пробыв в подготовительной группе 2 года, пошёл в школу почти в 8 лет.
Во время учебы в училище у него то и дело вырывалось: сейчас бы в армии уже был…
– Да… Уже больше года прошло бы после его службы, если бы в армию пошел вовремя, а не в 19 с половиной лет, – вздыхает Людмила Анатольевна.
Но сделанного не исправишь.
Детство Юра провел на 240-м квартале, где жила бабушка. Самым страшным наказанием для него было, если мать не отпускала на выходные: там был велосипед, ждали друзья и собака. Друзей у него было много. Когда отмечали совершеннолетие, Людмила Анатольевна слова не успевала сыну сказать: тот разрывался между телефонными звонками и посещениями товарищей.
Юра, будучи совсем еще мальчишкой, ходил в музыкальную школу по классу баяна, пытался играть на трубе, но усидчивости не хватило, бросил. Когда подошло время делать профессиональный выбор, никак не мог определиться: кем быть? В десятый класс ему не хотелось, а свои представления о будущей работе парень никак не мог сформулировать. У него была явная тяга к технике. В 14 лет мать научила его водить машину, и мальчик не мог дождаться совершеннолетия, чтобы получить права. Но автомобили Юра воспринимал, скорее, как хобби. Людмила Анатольевна сначала агитировала его поступать в медучилище на зубопротезного техника, ее знакомые – на парикмахера: мол, добавишь потом тысячу долларов, съездит сын в Москву, квалификацию получит. Но время шло, а документы все еще лежали в столе, пока однажды Людмиле Анатольевне не позвонила подруга, сообщившая, что ее сын вместо медучилища пошел на повара в ПЛ-24.
– А что, мам, и я на повара пойду!
Смех смехом, но Юра действительно отдал аттестат в лицей № 24. И учиться ему настолько понравилось, что хотел поступать в торговый институт. Правда, домашним редко предоставлялась возможность оценить умения начинающего повара: дома он готовил нечасто – ленился. Зато хозяин бара, где Юра однажды проходил практику, разделывать тушу звал только его. А когда в Ханкале надо было организовать обед в честь получения звания каким-то офицером, Кузьмин такой стол накрыл – неделю потом от воспоминаний слюнки текли.
В лицее его и сейчас очень хорошо помнят. Здесь он отучился четыре года: сначала на повара-кондитера, потом – техника-технолога.
– Будучи немногословным, он обладал характером лидера, – вспоминает его классный руководитель Л. Золотарева.
На Юру всегда можно было положиться, хозяйственность и основательность делали его востребованным человеком. В женском коллективе всегда есть нужда в мужских руках, и Юра сделал для лицея очень многое, особенно на последнем курсе: и гардины помогал вешать, и линолеум стелить.
Во время отпуска он обязательно заглядывал в родной лицей.
– Я видела его в октябре, – рассказывает директор Л. Ермолина. – Мне показалось, что он похудел. И если раньше глаза горели, то теперь погрустнели. Хотя на все расспросы отвечал: всё нормально.
Каждое лето Юра подрабатывал: ему нужны были деньги для собственной дальнейшей жизни и помощи матери. Упорство давало результаты: перед армией на заработок купил машину, пусть старенькую –«двойку», зато гордость: сам!
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Людмила Анатольевна была и в Ханкале. От всех сослуживцев только и слышала: «Какой у вас сын! Обязательный, исполнительный, ответственный…»
Она две недели прожила в роте. Застава – степь да степь. Глядя на юных солдатиков, Кузьмина уговаривала уходить, пока войска выводят. Но те беспечно махали рукой: до окончания службы осталось совсем немного времени, нет смысла менять место. Они сделали ремонт в казарме, даже ковровые дорожки в каптерке расстелили, гордились своим жилищем.
Кузьмина поначалу поставили командиром отделения, потом – поваром в столовой. Вроде бы тихо было у них, без перестрелок, Людмила Анатольевна сама в этом убедилась, но война есть война, и тишина не может быть другой, кроме как зловещей.
Приехав вместе с матерью в октябре в отпуск, Юра утешал:
– Мам, ну чего ты обо мне все плачешь? Лучше за Ольгой следи. Сейчас такие девчонки пошли… Где мне суждено умереть, там и умру, в Орске что ли не убивают? – и добавил: – Буду оканчивать десятимесячные офицерские курсы.
О трудностях службы Юра никогда не распространялся. Но в том, что было несладко и что в российской армии творится бардак, сомнений не возникало. В Кряже в красном уголке ни одной «живой» табуретки: дрались ими. В Чечне офицеры спиваются, а солдаты бесправны, как котята.
В одном из последних телефонных разговоров – на Новый год – у сына вырвалось отчаяние:
– Мам, я уеду отсюда и больше никогда не вернусь!
– Юра, тебе там плохо? Мне приехать?
– Нет, все нормально, только с деньгами дурят… Не знаю, буду ли учиться на лейтенанта…
В армии он разочаровался. Он был романтиком: хотел прыгать с парашютом, стрелять по мишеням, а не падать по ночам на пол по команде «дедов»: «Отжаться!»
ЖЕРТВЫ ВОЙНЫ
Служить оставалось три месяца. Июньская демобилизация с каждым днем приближалась.
В феврале сын позвонил матери на работу.
– У меня все хорошо. Поздравляю тебя с днем рождения и 8 Марта. Всем от меня привет.
– Почему ты, сынок, так рано меня поздравляешь? Больше не хочешь позвонить?
– Как получится…
Через три дня пришла «похоронка».
Каждый день звонят друзья детства, с которыми гоняли мяч на 240-м: может, ошиблись? Девушку Катю – не ту, что изменила, а одноклассницу, отпаивают травами: пережить в таком возрасте гибель ставшего близким человека не так-то легко.
Они без устали звонят в Ростов, но оттуда нет никаких известий. В военной части тоже не говорят ничего конкретного.
– Сегодня 18-й день, как он погиб. Почему его не везут? Почему не говорят правду о его гибели?
Людмила Анатольевна намерена узнать все подробности трагедии, происшедшей 26 февраля за ханкалинским рынком. Если потребуется вскрывать гроб – будет сделано и это. Через повариху, что работала с ее сыном, она пыталась связаться с парнем, который находился в ту минуту рядом с Юрой, но та не смогла пронести мобильник в палату: по какой-то причине любые контакты запрещены. И уже это заставляет насторожиться.
За гибель сына Кузьминой полагается компенсация от военно-страховой компании. Три тысячи рублей. Но негодование вызывает не размер суммы, в которую оценена жизнь солдата, а формулировка в казенной бумажке, назвавшая Людмилу Анатольевну «выгодоприобретателем». Ножом по сердцу.
Аллею почета, где хоронят погибших
в Чечне, поспешили сделать слишком короткой.
Поверили обещанию «мочить». И вот
для каждого «груза-200» приходится выкраивать
свободные метры.
На земле теперь им нет места.

Фото из семейного архива.