Охота на ведьм довела до Колымы

1937 год был непростым для нашей страны. Волна репрессий затронула и наш город. Под определение «враг народа» зачастую попадали ни в чем не повинные люди. Документы из фонда нефтеперегонного завода за 1936–1937 гг. в филиале государственного архива Оренбургской обл. в Орске свидетельствуют: на недавно введенном в строй предприятии давали о себе знать самые разные проблемы. И все чаще в документах упоминается о вредительстве.
Время, казалось, испытывало людей на прочность, заставляя проявлять характер. Листая уникальный документ – «Протокол совещания хозяйственного актива и стахановцев орского нефтеперегонного завода от 10 апреля 1937 г.» представляешь живую картину силы и слабости человеческого духа. Характерно, что в ситуации, когда жизнь каждого буквально висела на волоске, находились люди, готовые обвинить других в чем угодно, лишь бы угодить начальству и отвести подозрение от себя. Но у некоторых все же хватало смелости говорить правду и отметать абсурдные и огульные обвинения в адрес коллег. Благодаря смельчакам многим сотрудникам завода удалось избежать репрессий, ссылок, лагерей и смерти. Система ломала далеко не всех…
В выступлениях Гюльназарова и Гавришева на вышеназванном собрании прослеживается мысль, что «работа завода в марте и апреле 1937 г. произведена неудовлетворительно по причине плохого сырья. Предприятие построено кустарным способом, руководство не знает количества требуемых материалов для производства. Поэтому и стахановское движение устанавливается с трудом». Козлов возразил, что «проблемы не только в проекте, следует сказать и о вредительстве. Крекинг мазут поставлен рядом с колонной вторичной перегонки и аварийной трубой. Потрачено много материалов. Это обошлось дорого, а для эксплуатации не приспособлено. На линии крекинг-остатков также многое сделано с большими дефектами. Ряд задвижек не отеплён и зимой будет расстываться. Аварийные задвижки подняты очень высоко. Не подготовлены бытовые помещения. Для рабочих не созданы необходимые условия, не чувствуется заботы о быте людей». В поддержку его мысли Николайчук вставил реплику: «В ноябре мы премировали Васильева, а в январе его арестовали. Это наша бдительность!» Кто этот Васильев, за что арестован, какова его дальнейшая судьба – установить не удалось. Впрочем, это неудивительно. В те годы соответствующие органы редко оставляли компрометирующие следы, тем более подтвержденные документально. Смельчак Пономарев высказал уверенность, что дело не во вредителях. «Нефть недоброкачественная. Мы около года уже работаем на совершенно непригодном сырье, – заявил он. – От этого все недостатки». Главный инженер завода Гюльназаров его поддержал лишь отчасти. «Проект дефектный и технологически неграмотный. Его можно считать вредительством. Он старый, 1932 г. Однако мы на основе знаний и своего роста должны работу завода освоить и исправить все дефекты, – предложил он. – Непригодное сырье не дает нам права работать плохо. Нужно применить все способы промывки нефти».
Решение собрания как раз в духе времени. «Актив хозяйственников, ИТР, стахановцев и ударников, разобрав доклады о работе завода, последующей вредительской деятельности троцкистов и врагов народа, учитывая указания вождя народа тов. Сталина, отмечает: слабо развернута самокритика. Это основной фактор, бичующий (невзирая на лица) имеющиеся недостатки, способствующий развитию стахановского движения, прекращающий возможные элементы вредительства. До сих пор имеет место саботаж стахановского движения…»
Прошли считанные месяцы. В работе предприятия то и дело случались неполадки. Возникла новая, более мощная волна подозрений во вредительстве. 21 мая 1937 г. было срочно созвано новое совещание хоз. актива. На повестке дня стоял вопрос «О плане мероприятий по ликвидации последствий вредительства на заводе». Директор завода Эйферт заявил, что «обстановка на предприятии такова, что сейчас уже нельзя ограничиваться общими фразами. Требуются конкретные дела по ликвидации последствий вредительства, которое нами не было своевременно вскрыто». Из доклада Козлова явствует, что принимались самые жесткие меры. Развернулась самая настоящая «охота на ведьм». «Комиссия по выявлению вредительства в проекте постройки завода работала очень плохо и медленно, – доложил он об итогах. – Среди ИТР предприятия были такие лица, которые не могли сказать прямо о том, что проект завода является вредительским. Например, инженер Мрачковский, который требовал экспертной комиссии из центра, не доверяя силам ИТР завода и считая высококвалифицированным специалистом только себя». Не смогли дать прямого ответа о вредительской линии в проекте завода главный инженер Гюльназаров и его заместитель Матвеев. Но комиссия все же признала проект завода вредительским. А также признала вредительскими действия на отдельных объектах (холод, резервный парк, канализация и др.). В строительстве необходимо устранить обезличку среди подрядных организаций. В рекулераторах отсутствуют частью болтовые крепления, необходимо этот недостаток устранить. Необходимо строчно приступить к устройству вентиляции в цехах. Нужно помочь всей общественности в ликвидации последствий вредительства. Косвенно о массовых репрессиях по подозрению во вредительстве свидетельствует замечание Буртова, что «после изъятия вредительских элементов с завода наши цеха работают лучше». Инженер Мрачковский не бросался огульными обвинениями и настаивал на своем, невзирая на то, что над его головой сгущались тучи. Видимо, понимал, что цена ошибочных обвинений во вредительстве может обернуться поломанными судьбами сотен невинных людей. На заводе и без того начались аресты… «Я изучал проект около двух лет и пришел к выводу, что у меня имеются глубокие сомнения, что проект вредительский. Может быть, в отдельных деталях и есть злой умысел. Я считаю, что неверно здесь заявление о паникерстве среди ИТР в связи с арестами на заводе. Я недоволен работой комиссии по выявлению последствий вредительства».
Но его вступление было гласом вопиющего в пустыне. Исаев тут же заговорил о замеченном им вредительстве в установке электрооборудования. Дылев посетовал, что «слабая работа планового отдела, бухгалтерии и снабжения способствует вредительским действиям». Гюльназаров доложил, что «при поездке на промыслы мы убедились в наличии вредительства и там. Что в результате и дает загрязненную и обводненную нефть». Абрамов присовокупил к сказанному, что «наряду с фактами вредительства на заводе мы имеем и факты семейственности. Вредительские действия часто прикрывались актами отдела главного механика». Жесткую позицию вдруг обозначил долго отмалчивавшийся Кульбельнек: «Я подтверждаю, что исполнение проекта строительства было вредительским, а также и сам проект. Постройка резервуаров для крекингов велась с дефектами, обнаружена течь в днищах. Резервуары следует принимать не по частям, а в целом».
Из протокола собрания явствует, что фактически все набросились на одного Мрачковского. Убеждали, приводили неоспоримые аргументы и факты, что вредительство – дело доказанное и очевидное. Гость собрания, представитель «Авиатопа» (завод перешел в подчинение к этому тресту в 1937 г.) Черноморский тоже не стал скрывать своего недовольства строптивым инженером. «В выступлениях тов. Мрачковского прослеживается антигосударственная тенденция», – резюмировал он. После слов высокого гостя у руководства орского предприятия не осталось и тени сомнения в том, кто прав, а кто виноват. Поэтому, завершая собрание, директор завода Эйферт сделал акцент на том, что «комиссия по выявлению последствий вредительства далеко не закончила своей работы. По выступлению тов. Мрачковского нужно сказать, что нельзя так строить заключения. Могут быть только 2 мнения: или проект вредительский, или – нет. Середины быть не может».
Тон разговора был таков, что вредительство на заводе преподносилось как выявленный факт, не подлежащий сомнениям. Был даже предложен и одобрен план по ликвидации последствий вредительства.
Комиссия продолжила свою работу, появились новые ее заключения. На предприятии вновь закрутились жернова репрессий…