Не застывший в безвременье

Так хочется, чтобы читатель понял, в какой ад ехали наши земляки. Журналисту московской газеты пронзительно точно удалось облечь в слова сюжеты кинохроники минувших дней. «Пожарные в безрукавках бегут к пылающему реактору... Вертолет задевает лопастями стрелу строительного крана и, разваливаясь в воздухе, падает на энергоблок... Солдаты-срочники без респираторов на еще дымящейся крыше атомной электростанции собирают куски горящего графита...
Этим кинокадрам двадцать лет. Зона отчуждения сегодня – восемь деревушек, где живут 367 самоселов. Плюс райцентр Чернобыль, где трудятся 3200 вахтовиков. Плюс абсолютно пустой город-призрак Припять».
«Комсомольская правда» от 21 апреля 2006 г. «Чернобыль: 20 лет после ада»

Кажется, что 20 лет – это много. На самом деле тем молоденьким мальчишкам, которые помогали ликвидировать последствия техногенной катастрофы в Чернобыле, сегодня лишь 40. И они считают себя везунчиками. Потому что живы. Тысячам их друзей так навсегда и осталось 20, 25, 30…
Герой нашего материала до последнего сомневался, нужно ли, чтобы о нем писали.
– Я не совершал подвигов, – говорил он. – В Чернобыль поехал осознанно спустя год после аварии. Ни о чем не жалею. Да и жизнь назад не отмотаешь.
О цветущей майской весне 1987 г. директор орского филиала ОАО МТУ «Кристалл» Мажит Кульсиитов в обычные дни скоротечной жизни (он в абсолюте осознал смысл литературного штампа) предпочитает не вспоминать. После окончания Ивановского радиотехникума 21-летний паренек, родившийся под Оренбургом, по направлению попал в Орск. По иронии судьбы его пригласили работать на то самое предприятие, которым он ныне довольно успешно руководит. Когда молодость бьет ключом, не особо обращаешь внимания на разного рода тревожные сообщения, доносящиеся из радиоприемника или телевизора. Наверное, не было в Советском Союзе человека, который не слышал об аварии на Чернобыльской АЭС, но вот истинную суть происходящего понимали немногие. Поэтому, когда поступила разнарядка о наборе добровольцев-связистов для отправки в Припять, Мажит Кинжибекович, недолго думая, согласился. Он был самым старшим в большой казахской семье. За спиной стояли еще пятеро младших братьев и сестер, престарелые родители, нуждавшиеся в помощи. А за поездку на Украину обещали неплохой заработок плюс девять дней дополнительного оплачиваемого отпуска. На сборном пункте в Уфе к Кульсиитову присоединились еще пять человек из разных районов Оренбуржья. Задача перед командированными стояла не такая уж и сложная – восстановить телефонную связь между атомной станцией и Чернобылем. Для связистов-профессионалов – плевое дело.
В Киеве ребят обследовала комиссия врачей. Мажит Кинжибекович вспоминает, как один из них во время осмотра заикнулся: «Может, передумаешь, вернешься, молодой еще». Но благоухающая весенними каштанами украинская столица не порождала в душе никаких страхов и беспокойств. Куда парни попали, они поняли позже.
Командированные и не заметили, как автомобиль, на котором их везли, пересек границу 30-километровой зоны. Единственное, что насторожило, – деревья неестественно багровых цветов. Но было что-то еще, отличное от большого, радующегося весне мира. Тишина. Такая неестественно глухая, точнее, мертвая. В Припяти, некогда больше похожей на лубочную картинку с роскошными садами, Кульсиитов не увидел ни собак, ни кошек, ни птиц. И даже люди в костюмах цвета хаки и марлевых повязках были похожи на заплутавших странников, некоторые из них так и не отыскали обратную дорогу в ту, настоящую, жизнь.
О последствиях воздействия радиации на человеческий организм командированным никто не рассказывал. У каждого офицера были дозиметры. Но тем, что показывали электронные датчики, никто особо не интересовался (даже сейчас, спустя 20 лет, дозиметры на территории Припяти показывают единицы микрорентген, в сотни раз превышающие норму). Защитных костюмов тоже не выдавали. Правда, строго-настрого запретили пить местную воду. Людям регулярно подвозили минералку в плотно закупоренных бутылках.
Двух недель хватило на то, чтобы связь была восстановлена. Желающим предлагали остаться на более длительный срок, некоторые соглашались. Из шести человек, с которыми Кульсиитов делил тогда быт, на сегодня в живых осталось только трое.
Первые пять лет после возвращения из Чернобыля Мажит Кинжибекович не испытывал особых проблем со здоровьем. По-видимому, молодой сильный организм как мог сражался с мощным врагом – радиацией, поразившей его. Наш герой женился, у него родилась дочь. А потом здоровье пошатнулось. Начались внезапные потери сознания. 25-летнему мужчине оренбургские медики порекомендовали оформить инвалидность. Потом врачи выставили страшный диагноз: «рак». К счастью, врачи ошиблись, и в 2001 г. в результате сложной операции жизнь Мажита Кинжибековича была спасена.
Сейчас Кульсиитову – 41. Но выглядит гораздо моложе. На мой комплимент, смеясь, замечает: «Наверное, радиация виновата, приостановила процесс старения. А если серьезно, то я не пью, не курю, имею конкретные цели в жизни и стараюсь чаще улыбаться». Как правило, все мечты и планы у Кульсиитова связаны с работой и семьей. Точнее, с семьей и работой. Потому что семья – это главная ценность. «Она у меня молодец, смелая», – говорит Кульсиитов о своей жене. И вообще, каждая фраза о женщине, поддерживающей его в самые трудные минуты жизни, пропитана искренним уважением и той настоящей любовью, которая бывает у пар, проживших много лет вместе, но сумевших не растерять крупиц счастья. Кульсиитов благодарен жене и за то, что она набралась храбрости и все-таки решилась подарить мужу еще одного ребенка – долгожданного сына.
– Меня сегодня все в моей жизни устраивает. Я ценю людей, которые меня окружают, стараюсь с уважением относиться к каждому человеку. Благодарен орскому обществу чернобыльцев, которое регулярно нас собирает вместе. Ведь сейчас многие, участвовавшие в ликвидации аварии и ее последствий, уже не работают. А встречи с друзьями помогают на время забыть о проблемах. Что касается профессиональной сферы, то стараюсь сделать так, чтобы мои работники чувствовали себя уверенно и комфортно. Бьюсь за достойную оплату труда каждого сотрудника. Наши люди умеют и хотят работать, главное, чтобы труд хорошо оплачивался. А Бога прошу только об одном – чтобы дал еще немного пожить. Хочу успеть поставить детей на ноги, дать им образование. После нас что останется? Дети и
память в сердцах людей. Мне кажется важным оставить после себя память добрую, чтобы, услышав мое имя, люди сказали: «Он не был гадом».
День памяти аварии на Чернобыльской АЭС Кульсиитов старается провести как вполне обычный. В семье не принято лишний раз обсуждать эту тему, даже передачи о Чернобыле предпочитают не смотреть. Но вычеркнуть из сердца две недели чернобыльского ада ему уже никогда не удастся.