«Отдам ивалида в хорошие руки»

Все происходило примерно как в известной истории: «У старинушки три сына: старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак». Ну, разве только старшинство и ум братьев были поделены между ними немного иначе.Отец-фронтовик схоронил жену и остался один воспитывать отпрысков. Точнее, воспитывать уже никого не было нужно: дети выросли и обзавелись собственными семьями. Вот только средний, Юрий, так и остался жить с батей. Потому как вследствие перенесенного в детстве менингита стал инвалидом второй группы. Таких, как он, в народе называют дурачками. Жили они с отцом на две пенсии хорошо и даже вполне сытно. Каждый день ходили вместе на прогулки – Юра очень тихий и миролюбивый человек, опасности для окружающих не представляет, но в одиночку мог заблудиться.
Идиллии пришел конец, когда отец умер. Один из братьев вовсе перестал появляться в родном доме, а второй, Евгений, хоть и прописан там, живет в другой квартире вместе с женой. Юрия навещает нечасто. Когда уходит, запирает дверь на замок.
Несчастный затворник теперь подолгу стоит на балконе и высматривает прохожих.
– Тетя Надя, здравствуйте! – разносится по двору знакомый всем соседям голос. Старушка поднимает голову, приветливо кивает и жалостливо вздыхает. На скамейке возле крыльца сидят ее товарки. История многострадального «паренька» (которому, кстати, уже стукнуло 59 лет) давно стала для них притчей во языцех.
– Жалко его, конечно же. Похудел сильно с тех пор, как отца не стало. Видно, впроголодь живет. Другой раз испечешь что-нибудь, можно бы сходить, накормить его. А он там заперт… Брат его в спецучреждение не сдает – видимо, не хочет с пенсией по инвалидности расставаться. А мы и за свои квартиры боимся. Вдруг он там газ забудет закрыть – взрыв может быть. Или пожар устроит…
В последнее время Юрий наловчился: связывает из кусков материи, какие находит дома, некое подобие веревки. Когда под окном проходят люди, просит хоть сигареткой угостить. Сердобольные граждане привязывают курительные принадлежности к концу веревки, и мужчина затягивает драгоценную добычу наверх…
В районном отделении Управления социальной защиты подсказали обратиться в центр социального обслуживания граждан пожилого возраста и инвалидов, расположенный по ул. Чернышова, 18. Там пообещали «поднять бумаги» и проверить информацию по названному человеку. На следующий день позвонили в редакцию:
– Опека над ним, действительно, была. Но теперь Юрий состоит на учете в психоневрологическом диспансере. И им должны заниматься медики. А наши сотрудники не имеют права выезжать по указанному адресу с проверками. Поэтому обращайтесь в больницу.
В диспансере весьма удивились тому, что их подопечный якобы голодает, живет без присмотра и может быть опасен как потенциальный взрывник или поджигатель:
– Медсестры к нему каждый месяц приезжают, – рассказывает заведующая Л. Земскова. – И никаких симптомов истощения не наблюдали. Но на этот раз обязательно дам задание, чтобы проверили его самочувствие и расспросили, как ему живется.
В ожидании результатов медицинского осмотра иду на квартиру к Юрию с целью застать его брата. Вход в подъезд не заперт, но площадка верхнего этажа закрыта металлической решеткой. Даже к квартире не подойти. Нажимаю на звонок… Дверь открыл Евгений.
В квартире довольно чисто. Возле окна – большой телевизор. С кухни доносится бульканье – на плите стоит кастрюля с пока не доваренным супом. В уютную обстановку никак не вписывается только едва уловимый запах мочи, исходящий от мягкой мебели.
Мы общаемся с Евгением. Юрий сидит рядом и внимательно слушает.
– Вы живете раздельно? Часто навещаете брата?
– Живу в другой квартире. Но прихожу сюда почти каждый день. Надо еду готовить, прибираться. Раньше, пока отец был жив, гораздо проще было. Но уже три года, как приходится везде успевать самому. Я хоть на пенсии, продолжаю работать. Поэтому свободного времени мало. Но помогать брату надо…
– Некоторые поговаривают, что вы не хотите его пенсии лишиться...
– Разве это деньги?! 2596 рублей. От соцпакета мы отказались. Зачем ему, например, льготные поездки на отдых? В общем, только хватает на еду и лекарства.
– А почему же вместе не живете? Здесь довольно большая квартира.
– Моя жена против. И я ее понимаю. Сейчас Юра совсем плох стал. Под себя ходит. Чувствуете запах?
– Вот соседи и беспокоятся, что он в таком состоянии подолгу один остается. Может газ открыть, взрыв или пожар устроить…
– Это вряд ли. Я каждый раз вентиль на кухне перекрываю. И ключ прячу. Спичек ему не даю из соображений безопасности. Хотя он никак не может отвыкнуть от курения. Вот все покрывала на веревки изодрал, чтобы сигареты и спички у прохожих «стрелять». Я теперь и эти приспособления в чулан прячу. Ему же от курения еще хуже становится – на ногах устоять не может!
– Но ведь он болен уже давно? Неужели нельзя его поместить в лечебное учреждение?
– Болеет-то с детства. Но родители наши были учителями и стыдились его недуга. Отдали Юру в общеобразовательную школу. Он ее, конечно же, сразу не смог окончить. Потом пробовал работать плотником, параллельно посещал вечернюю школу. Не потянул, стал помощником кузнеца. Затем – поливщиком, шланги таскал. В общем, в результате выяснилось, что к работе не пригоден. Вот и записали его наконец как инвалида труда.
А в стационар его клали не так давно, в феврале. Я и в больницу к нему каждую неделю ездил. Потом его выписали. И снова нянчусь. Хотя был бы рад отдать под постоянный присмотр врачей. Кстати, мы сами ходим на приемы в поликлинику. Медсестры к нам не приезжают.
– А кто-то из соседей может подтвердить, что вы здесь постоянно бываете?
– Да практически все! Вы походите по этажам и порасспрашивайте! Даже не знаю, кто мог на меня поклеп навести…
Снова обращаюсь в диспансер. Заведующая, с которой мы общались, ушла в отпуск. Но ее заместитель Ю. Земсков оказался в курсе дела. Он поведал, что медсестра приходила к пациенту, но тот оказался запертым, через дверь ответил, что чувствует себя хорошо и что брат навещает его постоянно. Поэтому врачи успокоились насчет судьбы Юрия.
Действительно, он лежал в стационаре с 16 января по 6 марта. Когда кризис прошел, его выписали. Дело в том, что в ПНД кладут больных только при обострениях. Сейчас же состояние пациента в норме.
Вот если не останется родственников, способных быть опекунами, тогда больной попадет в диспансер, а потом его отправят в дом-интернат.
Есть и другой выход: вопрос о помещении больного в стационар решает опекунский совет при ПНД, в который входят заведующая диспансером, лечащий врач и медсестра опеки. Для того чтобы они занялись проблемой, нужно письменное заявление от соседей, заверенное несколькими подписями.
Позвонила на квартиру Юрию (его брат оставил номер) и вновь обнаружила, что Евгений там. Пересказала разговор с врачом. Опекун обрадовался забрезжившему в конце туннеля огоньку и решил собирать подписи:
– Соседи ведь, и правда, волнуются за свои квартиры. Да и мне зачем такая ответственность. А вам спасибо.
Сухая статистика в тексте подобна сухим приправам. Как соль и перец – в небольших дозах не повредит. Но в диспансере информацию о количестве пациентов, находящихся на учете, давать отказались. Мотивируя это тем, что данные секретны, а их разглашение противозаконно. Что ж, узнаем, сколько преступлений в нашем городе совершается в невменяемом состоянии. Насколько опасны живущие среди нас сумасшедшие?
Подобных преступлений, оказывается, очень мало: за 2004 г. Ленинский суд рассмотрел только три таких дела, в 2005 – одно, с начала этого года – тоже одно.
Итак, первоначальная миссия – спасение человека – провалилась. Так как спасать оказалось не от чего. Брат обеспечил уход, врачи также следят за здоровьем пациента.
А вот что касается его потенциальной опасности для окружающих – этот вопрос пока остается открытым. Сможет ли Евгений вместе с соседями убедить опекунский совет в том, что его брата надо поместить в интернат? Не пострадают ли права самого пациента вследствие всех этих разбирательств?
Конечно, не дело держать человека целыми днями запертым в четырех стенах. От такой «терапии» и здоровый с ума сойдет.
Главная идея сего опуса – идея гуманности. Родители, стесняющиеся своего отпрыска и потому скрывающие его недостатки, проявляли ли тем самым гуманность по отношению к нему? Нет. Они пытались сохранить «хорошую мину». Соседи, предлагающие отправить инвалида в интернат, – не боятся ли они прежде всего за сохранность своего имущества? Здесь человеколюбие тоже не на первом плане. Брат не желает больше возиться с больным… Государство отгородилось от него законами… А Юра, чья голова не занята этими проблемами, пока сидит на балконе и раздирает на веревки последнюю простыню, чтобы достать спички.

Ксения Яркова