«Орской Хронике» - 90

Лет до ста расти нам без старости

Не каждое издание доживает до своего 90-летия. Тем более сегодня, когда появилась конкуренция, не прекращается рост тарифов на доставку тиража читателям. Не сладко приходится и «Орской хронике».
Однако у нее есть одно преимущество: наличие собственной истории, которая продолжается благодаря целому ряду поколений.
Важно не то, сколько лет они отдали газете, а какой оставили след. Как ни крути, обстоятельства, как говорится, сильнее. Но след-то все равно остается. Мне довелось работать рядом с фронтовиками. Судьбы их были непростыми, здоровье подорвано, тем не менее они несли свою ношу с достоинством. Помню, пришел к нам Степан Шубин. Что-то не сложилось у него на городском телевидении, и он оказался в «Орском рабочем», как тогда именовалась газета.
Скажу прямо: человек сложный, несловоохотливый, скорее замкнутый. Но дело знал. Приходил утром, усаживался за машинку, закуривал сигарету. Без перерыва отстукивал текст часа за два-три и исчезал. На очередное задание. Его и дежурить по номеру не заставляли. Видимо, приняли временно, чтобы дотянул до пенсии. Шубин продержался несколько месяцев. За это время его смех звучал раза два, не больше, разговаривал он скупо, смотрел на собеседника сквозь толстые стекла очков редко. Зато его материалы отличались основательностью, строгой стилистикой и глубиной. Соответствовали линии партии, местного горкома на все сто, никогда не содержали ни фактических, ни грамматических ошибок. Наверное, опытные учителя попались, поэтому школу получил хорошую.
А еще был Синицын. С крупной головой, грузный. Характер противоречивый. Бывало, поздороваешься с ним, а он головы не повернет, словно и не знает вообще. Значит, не в настроении, тогда лучше его не трогать, иначе просто пошлет подальше. Правда, сотрудники его знали и другим. Долго, с подробностями рассказывающего о войне. Владимир Николаевич служил в разведке, ходил в тыл к немцам, рисковал, конечно. Слушать его было одно удовольствие, потому как фронтовые будни подавались в жанре приключений. Главные действующие лица – бравые бесстрашные ребята в кожаных куртках и с автоматами на груди.
Синицын возглавлял отдел промышленности, писал о бригадах ударников, передовиках производства. Часто бывал на заводах и фабриках. В коммунистах не числился, но на партийных собраниях присутствовал. И даже выступал. Поворчит для начала, но пару слов все же найдет. Понимал, что надо считаться с порядками. Хотя чувствовалось, устал от суеты. Особенно тяжко приходилось ему в жару, когда требовалось идти в какой-нибудь цех, а потом обратно в редакцию – отписываться. Вернется – красный, распаренный, будто после бани. Читатели и не знали, что на фронте ему крепко досталось, как ему приходится теперь. Никто не догадывался, какой «сюрприз» его ждал в ближайший месяц.
Грянула перестройка. Партийные органы не знали, что конкретно предпринять в новых революционных условиях, и не нашли ничего лучшего, как провести аттестацию пишущей братии. Ничего важнее на тот момент не отыскалось. Ветеран войны и пера испытаний не прошел. Так решили те, которые и пороха не нюхали, и к журналистике никакого отношения не имели. Такого Владимир Николаевич не ожидал. Подоспевший вскорости срок выхода на пенсию оказался кстати. Синицын махнул на себя рукой, заболел и умер. Хоронил его «Орский рабочий».
Газетный хлеб не из легких и не каждому по зубам. Не все выдерживают психологического напряжения, ответственности, обязанности постоянно выдавать определенное количество строк, подчиняться «большому брату», которым являлись горком КПСС и исполком горсовета. Поэтому через «Орский рабочий» прошло немало явно талантливых, неординарных людей. Таким был А. Назин. Александр разрабатывал темы экономики, обладал соответствующими знаниями, фонтанировал разными идеями. А однажды М. Секрет, тогдашний редактор, выходит из кабинета в слезах от смеха. Назин принес ему поэму на двенадцати листах, где действия разворачивались в ХIII веке и персонажи изъяснялись на старославянском. Вот что значит истинно творческая личность: днем пишет на промышленную тематику, ночью сочиняет стихи.
В рамках газеты Александр чувствовал себя скованно. Уехал в Ленинград, стал директором какого-то фильма, затем вновь вернулся, занялся очередным проектом. Да сломал ногу. Трещину дала и жизнь.
Разными путями попадали в «Орский рабочий». В. Зацепин, лейтенант милиции, как-то раз предложил заметку. Взяли в штат. Выяснилось, Виктор оканчивал политехнический институт. Как в одном человеке уживался служитель закона, без пяти минут инженер и одновременно журналист, одному Богу известно. Зацепин создавал весьма профессиональные тексты, отличающиеся яркой образностью и ироничностью. Особенно ему удавались фельетоны. До сих пор вспоминаются. Талант заметили, пригласили в большую прессу. Зацепин уехал в Сибирь собкором «Советской России». Достиг больших успехов, прославился.
Всех вспомнить добрым словом, к сожалению, возможным не представляется. Да и не в количестве дело. Каждый, кто побывал в стенах «Орской хроники», вольно или нет оставил здесь частицу души. Стало быть, газете жить и дальше.
Виктор Гончаренко

Странные знаки профессии

Случается, что почти мистические события отмечают целые этапы жизни, связанные с профессией. Вроде бы, какое мне дело до поселка Эквекинот на самой восточной точке Чукотки. Но поселок в 140067 км от Москвы, который я никогда не видел, связан с дорогими именами коллег и частью жизни лет в пятнадцать.
В городе Омске обучался фотожурналистике в группе с замечательным парнем Андреем Коломийцем, который приехал из этого поселка, известного тем, что до Аляски по воде от него всего 60 км. Друг, бесконечно влюбленный в Север, мечтал после учебы уехать в Тольятти на автозавод.
О поселке Эквекинот и судьбе Андрея мне полтора десятка лет спустя рассказал немолодой журналист Николай Колосов, с которым довелось работать в одной из районных газет Татарстана. Андрей исполнил свою мечту и уехал в Тольятти. С Колосовым мы работали недолго, но за год успели хорошо сдружиться. Он много рассказывал о сказочном Севере, китах и оленях, бесконечных зимниках, стойбищах и белых медведях.
Но коллега вскоре погиб в автомобильной катастрофе, и мне пришлось его хоронить. А экзотическое название поселка навсегда осталось связано с именами друзей по профессии первого десятилетия взрослой и самостоятельной жизни. Вскоре я вернулся в Оренбург, где открывалась новая газета.
С Оренбургом связана своя мистическая история. Православный кафедральный собор в этом городе был четвертым по размерам и красоте в России. Но его взорвали в тридцатых годах прошлого века. В начале семидесятых в одном из уцелевших подсобных помещений располагалось травматологическое отделение больницы, в котором довелось лежать после аварии. И рассказов об этом соборе наслушался еще тогда. А через несколько лет, работая в ПО «Оренбурггазпром», получил задание парткома найти фотографии этого собора. Нашел, сделал копии для высокого начальства. И красота здания, запечатленная в архивных снимках, запомнилась на всю жизнь.
Уже в последние годы узнал, что в Саракташе построили уменьшенную копию этого чуда православной архитектуры. И грела душу мысль, что своими архивными изысканиями много лет назад я был как-то причастен к благому делу. Хотя и не ведал того. Но увидеть в камне воплощенное чудо архитектуры все не хватало времени.
Однако несколько дней назад случилось необъяснимое. Жизнь подсказала, что пора в третий раз прикоснуться к судьбе этого храма, поклониться его величию. В Оренбург ездил по издательским делам, на один день, и спешил вернуться в Орск засветло. Но, выезжая под вечер на автомобиле из Оренбурга, дважды возвращался в областной центр: клинило то заднее, то переднее колесо, словно кто-то свыше не хотел выпускать нашу машину в ночь на трассу. Эмоций хватило с избытком.
С утра причину неисправности механики определили, к обеду автомобиль проверили на ходу, и можно было ехать домой. При выезде из города на заправке у развилки дорог на Орск и Саракташ случилась очередная заминка – АЗС временно не работала, предстояло ждать. Или снова возвращаться назад, чтобы залить бензин для дальней дороги.
Здесь и вспомнил про саракташский храм. Рассчитав, что бензина на 70 следующих километров должно хватить, поехали.
Решение оказалось правильным, заправились в одном из поселков. Увиденная копия кафедрального собора красоты необыкновенной. Собор в Саракташе, который я тридцать лет видел на архивных фотографиях, создал настроение праздника. А потраченное время на его осмотр дало хороший заряд оптимизма. И усталость последних суток, связанная с поломками, незаметно ушла.
Праздник не прошел и после Саракташа. Дорога, конечно, потруднее, чем трасса Оренбург – Орск. Половина пути до Кувандыка – это грейдер, усыпанный крупным галечником. Но дорога тянется по долине с поймой реки Сакмары, зажатой с дух сторон отрогами Уральских гор. Сосны и березовые колки, посаженные еще в советские времена, солнечная погода, обширные луга, местами залитые прозрачной водой, стаи перелетных птиц на воде делают природу сказочной. Почему Кувандык переводится как «Долина радости и счастья», понимаешь, проезжая именно по этим местам.
Доехали до Орска без приключений. Конечно, понимаю, что все происходящее – дело случая.
Но увидеть собор, с которым как-то связана жизнь, тоже важно. Память хранит его образ со старой фотографии уже несколько десятилетий. А теперь он останется в памяти, увиденный вживую.
Сергей Григорьев.

Однажды и навсегда

Журналистика привлекала со школьной скамьи. Причин несколько. Среди них есть самые важные.
Во-первых, хотела и любила писать. Во-вторых, казалось, что журналистика – единственный вид деятельности, который давал возможность общения с разными людьми, а перед журналистом открыты любые двери. Ну и, в-третьих, этот таинственный мир газеты, редакции, он казался каким-то особенным. Как и люди, которые работали в газете. Одним словом, считала, что романтичнее профессии, за исключением, пожалуй, геолога, не бывает.
Что из предположений оказалось реальностью? Писать люблю по-прежнему, хотя в силу должностных обязанностей в последние годы делать это приходится реже. Но тем более жадно набрасываюсь на тему. Руки-то чешутся, душа рвется, хотя кто-то из великих сказал: если можешь, не пиши. И, в принципе, он был прав. На то и великий.
Что касается общения, то более 20 лет работы в газете показали: юношеские предположения не обманули. Общения хоть отбавляй. Так за день наобщаешься, что, приходя домой, заберешься в кресло и одна мысль – не трогайте меня, дайте помолчать. А вот насчет того, что журналисту все двери открыты – это из области фантастики. Не любят нашего брата. Елей лить рука не поднимается, когда кругом одни проблемы и для многих людей газета – последняя надежда на то, что можно что-то в этой жизни изменить. А, когда одного чиновника заденешь, другого, кто после этого дверь откроет. Нет, не любят нашего брата...
Ну а что там насчет романтики? Это действительно есть. И хотя газетный мир, редакционная жизнь за многие годы уже как на ладони, и давно ясно, что журналистика – это каторжный труд, все равно есть в нашем деле что-то завораживающее. Может быть, этот чистый экран компьютера, на котором только мигающий курсор, и вот за ним появляются слова и строки. Может быть, чистая газетная полоса, еще на компьютере, которая постепенно заполняется текстами, снимками, рисунками. Может быть, неожиданная, случайная встреча с человеком, которая заставит душу встрепенуться, а то и изменит судьбу...
Все меняется в этой жизни, неизменно одно – преданность делу и любовь к профессии. И благодарность судьбе, что не дала разочароваться в выборе, сделанном однажды и навсегда.
Татьяна Беркут

Работа – мой второй дом

Работа корректора только на первый взгляд кажется легкой: подумаешь, прочитать текст, поставить где нужно запятые, тире, проверить орфографию... Ан нет, не все так просто.
В нашей работе есть много нюансов, о которых читатель и не догадывается: сверка объявлений – точно ли набрано, правильно ли записаны имя, фамилия, марка машины, номер телефона; устранение тавтологии; правильное употребление фразеологизмов, деепричастных оборотов; верное написание названий различного рода организаций и многое другое, всего не перечислить.
Был случай: пришел к нам молодой журналист, писал не ахти, в смысле орфографии, а тут еще выдал: «Вернулись не солоно нахлебавшись». Спрашиваем: «Чего нахлебавшись-то?» Молчит, не понимает, чего мы к нему привязались. Пришлось объяснять, заодно и правила русского языка повторили. Теперь другое дело – почти без ошибок пишет.
Бывает трудно, конечно, глаза устают, даже очки пришлось купить. Но, несмотря ни на что, я очень люблю дело, которым занимаюсь, и коллектив, в котором всегда царит теплая атмосфера. И не было такого дня, чтобы я не хотела идти на работу. Вот и получается, что редакция – мой второй дом.
Желаю любимой газете процветания, преданных читателей, талантливых журналистов, а вам, дорогие читатели, никогда не падать духом, чаще улыбаться и просто радоваться жизни!
Кстати, как говорится, не отходя от кассы. Давайте улыбнемся вместе. А не улыбнуться нельзя, прочитав выловленные нами в материалах журналистов ляпы.
Марина Курочкина

Летит, летит карусель

Работа в ежедневной газете для любого журналиста превращается в этакую безостановочную карусель. Усевшись на которую однажды, ты кружишь-кружишь, будучи не в состоянии сойти. Мелькают события, лица людей. И в один прекрасный момент приходит осознание, что время патологически убыстрило свой ход.
Прозвенел будильник. В надежде взбодриться выпиваешь чашку крепкого кофе. Преодолевая всепоглощающее желание снова улечься в постель, одеваешься. Выходишь из дома. Приезжаешь в редакцию... И понеслось. Ритм твоей жизни меняется мгновенно. А первый телефонный звонок превращается в кнопку «Старт» дня сегодняшнего.
Конечно, ты стараешься выстроить график таким образом, чтобы не случалось авралов. Но их непременное наличие – своеобразный побочный эффект профессии. Внезапно выясняется: человек, с которым договорилась о встрече еще неделю назад, уехал в командировку, а другой интервьюер ждет тебя не в три, как условились, а в час. И вообще статья нужна в завтрашний номер.
Стоп. Надо бы остановиться. Оглядеться вокруг. Весна на дворе! Жизнь проходит мимо. Но карусель летит, аж дух захватывает!
На днях в суете предпраздничной подготовки мне на глаза попался юбилейный номер «Орской хроники» пятилетней давности. Перелистала его с теплотой и легкой грустью. Мы были на целых пять лет моложе... А потом решила спуститься в архив и почитать публикации прошлых лет. И знаете, нисколько не пожалела затраченного времени. Пожелтевшие страницы номеров «Орского рабочего» за разные годы, с одной стороны, совсем не похожи на свою прямую наследницу – «Орскую хронику». А с другой... Статьи авторов, моих предшественников, отодвигают занавес разделяющих нас десятилетий, обнажая сцену, на которой по-прежнему идет не то комедия, не то трагедия под названием «Жизнь».
С фотографий смотрят лица людей, иных из которых уж нет, другие, каждый своей дорогой, идут на закат, третьи переживают расцвет, а четвертые – кризис среднего возраста. Но в семьях скольких горожан вырезки из «Орского рабочего», «Орской хроники» превратились в реликвию: «Там написано про мою маму или бабушку, моего папу, брата...» Кто-то извлекает их из шкафов в самые счастливые минуты, чтобы еще раз перечитать, вспомнить, кто-то, наоборот, в грустные, чтобы согреть и понежить изнуренную переживаниями душу.
Нет, не проходит жизнь мимо. Напротив, набросив на себя волшебный наряд слова, она застывает и манит неописуемым очарованием дней минувших. А помогает почувствовать это, а потом и вспомнить журналист. На первый взгляд незаметный, но по сути такой нужный.
Летит карусель, аж дух захватывает. Хорошо!..
Елена Полторак