На плаху – уполномоченного наркомата

(Продолжение. Начало в № 108 от 14 июля, № 110 от 19 июля 2011 г., № 108 от 21 июля 2012 г.) Маловероятно, чтобы кто-то из вершителей судеб отнесся с сочувствием к пожилому больному человеку. Их заботы носили иной характер, главная из которых – не допустить опрометчивых шагов и не попасть самим в жестокую машину репрессий. А потому надо не просто служить, а проявлять инициативу. Авось заметят, повысят. 8 сентября 1936 года председатель Орского горсовета М. М. Каменев отправил письмо с пометкой: «Москва, НКВД, лично тов. Ягода». Текст следующий: «В связи с решением о строительстве памятника по увековечению памяти тов. Дзержинского Ф. С. Орский горсовет, желая участвовать в этом строительстве, считает целесообразным использовать высокохудожественные орские яшмы на отделку, облицовку и блоки. Яшмы частично применены при строительстве памятника Анри Барбюсу. Желательно, чтобы проектировщики ознакомились с орским яшмами и определили объем их применения».
Причем письмо таило в себе мину замедленного действия, поскольку отчество-то у железного Феликса – Эдмундович. Во всяком случае, в 1937-м во главе горсовета уже другой коммунист – Бондовский. Видно, суровые товарищи в портупеях поинтересовались: не происки ли врага, окопавшегося в Орске! Они просто должны, обязаны были это сделать. Считалось, СССР изнемогал от вредителей, которые до этого таились в каждом темном углу, а теперь отовсюду набросились на советскую власть, чувствуя неминуемый конец. Проглядеть в данных условиях – означает совершить преступление против народа. Еще два года назад страна объявила беспощадную войну троцкистам, двурушникам и остальной нечисти, мобилизовав практически всех и каждого на решающий бой. Именно такая атмосфера царила в те годы в городах и весях. Орск не являлся исключением.
8 июля 1935 года здесь состоялось объединенное партийное собрание коммунистов новостроек и железнодорожного узла. Повестка дня: «О выполнении приказа тов. Кагановича о борьбе с авариями и крушениями на транспорте». В своем постановлении участники записали: политотдел и парторганизации не развернули боевой партийно-политической работы, в результате в июне количество аварий и крушений возросло в сравнении с маем с 69 до 82. Это позорное явление свидетельствует об отсутствии большевистской бдительности, наличии расхлябанности и разгильдяйства. 2 сентября прошло закрытое собрание коммунистов новостроек. Присутствовали 250 человек. Разговор шел о ходе проверки партдокументов, но его тон да и смысл оставались прежними. Райтенко, представитель Локомотивстроя, отчитался: исключили 2 сочувствующих, на очереди еще 3, все они кулаки, а ведь их рекомендовали коммунисты. Еремин с Никельстроя: в партию пролезло очень много чуждых элементов, офицеров и кулаков. Нужно тщательно проверить свои ряды. Мелентьев с Крекингстроя: комсомолец пишет домой, что здесь он умирает с голоду, просит послать муки. Эти настроения должны быть учтены, так как могут появиться и у коммунистов.
Обстановка подозрительности и недоверия, а в сущности страха за свою судьбу, становилась все острее. В немалой степени тому способствовали газеты и радио, в которых сообщения об очередных разоблачениях приняли регулярный характер. В Орске царил массовый психоз. 29 февраля 1936-го состоялась 1 городская партконференция ВКП(б). Разумеется, прежняя тема преобладала. В частности, Исаев с Крекингстроя потребовал «заострить вопрос о бдительности, чтобы каждый друг друга проверял и давал сигналы куда следует». Само собой, не обошлось без конкретных фамилий. По мнению оратора, все сбои на только что запущенном заводе объясняются вражеской деятельностью одного из ведущих специалистов Рамзинского, главного инженера Умникова и их помощников Митрофанова и Поленкера.
Лишь один человек попытался придать разговору конструктивность, донести до собравшихся истинное состояние дел. А главное, он знал, что предпринять для успешного строительства важных объектов Орска.
Речь идет об уполномоченном наркомата тяжелой промышленности С. Франкфурте. В текущем году на никелькомбинате предстоит смонтировать 10 тысяч тонн железных конструкций, но проект до сих пор не утвержден, отмечал Сергей Миронович. Не меньшую сложность представляет рудная база. Практики создания никелевого производства в стране еще не имелось. Отсюда и все трудности. Да и кадры оставляли желать лучшего. Практически их не было, взамен – неграмотные люди, вооруженные лопатами и тачками.
У нас много бестолковой беготни, говорил Франкфурт, выход кроется в высокой организации труда. Его заботили и условия быта строителей. Существующие он называл издевательством над человеком. И лишь благодаря его упорству в бараках никельстроевцев появилось центральное отопление. Потребовалось немало сил, чтобы настоять на своем, когда уполномоченного просто поднимали на смех. Кроме того, отпала необходимость в 500 истопниках, водовозах и других подсобниках.
Наша задача – снижение себестоимости работ, считал Франкфурт, меньшим количеством сил добиться большего качества. Сергей Миронович приводил ошеломляющие цифры: на Локомотивстрое 400 служащих и ИТР, а освоить им предстоит 12 миллионов рублей, на Никельстрое это соотношение 140 к 75 миллионам рублей. Плохие показатели и на Крекингстрое, где стоимость строительства превышена на 58 процентов. Причем здесь на 160 эксплуатационников приходится 140 пожарных, во главе которых коммунисты, возмущался Франкфурт. Он резко критиковал формализм в стахановском движении, где выработка поднималась ровно на день, к которому готовились загодя, а затем спадала. Намеченные им меры носили кардинальный характер. В частности, на Локомотивстрое достаточно будет и 60 человек, полагал Франкфурт.
Он пользовался большим авторитетом, потому как являлся умелым организатором. Жизненный путь Сергея Мироновича типичен для большевиков. В 1905-м действовал в Одесской подпольной партийной организации, в 1906-м арестован. В 1908-м – эмиграция во Францию, учеба и диплом инженера. Вернулся в Россию в 1915 году. После революции – комиссар комиссии по Брестскому мирному договору, член Сибирского бюро ВСНХ, заместитель председателя коллегии главного угольного комитета ВСНХ РСФСР, начальник отдела Средней Европы наркомата иностранных дел, заместитель председателя центрального стеклотреста, председатель шелкотреста, начальник Кузнецкстроя, директор первого в стране металлургического комбината.
Награжден орденом Ленина, делегат 17 съезда ВКП(б). В 1934-м переведен в Орск. Но, похоже, имел недоброжелателей. Еще год назад некий инженер 1 участка Малахов в докладной записке о ходе строительства Никельстроя сообщал: Франкфурт на митинге заверил председателя облисполкома Васильева, что постарается изжить недостатки в ближайшие дни, и пообещал строить дешево, прочно и красиво. Однако, продолжал он, мы видим обратное, все участки строят плохо, дорого и допускают колоссальное количество переделок. «Сигнал, который попадет куда надо», прозвучал и на партконференции. Бдительность проявил редактор газеты «Орский рабочий» Иванов. Он заявил: «Я был в кабинете Франкфурта. На стенах всякие карты, а графика работ механизмов нет. Коммунисты, мирящиеся с простоями механизмов, – оппортунисты! Что начальник строительства, что прораб достойны привлечения к судебной ответственности».
В декабре Франкфурта арестовали по обвинению в контрреволюционном преступлении. Ему припомнили все, включая наверняка и коммунистов-пожарников, разбазаривающих государственные средства. Выездная Военная коллегия Верховного суда в Оренбурге 20 сентября приговорила его к высшей мере и тут же расстреляла. Но это произойдет в сентябре 1937 года. А пока он, не подозревая об уготованной участи, мотается по объектам, решая бесчисленные проблемы. Ведь вся ответственность за их судьбу в первую очередь лежит на его плечах. Парторганизации, может, и рады помочь, да некогда: их заботы заключаются в неустанном выявлении врагов народа.