Сегодня Рождественский сочельник. Православным христианам положено до первой звезды соблюдать строгий пост, а затем, отведав сочива (традиционное блюдо из пшеницы или риса с изюмом и медом), отправиться в храм на праздничную ночную службу, посвященную одному из самых радостных и самых важных событий в истории человечества – рождению Спасителя. С праздником Рождества связано много традиций – обрядовых (те же колядки), кулинарных… Есть и традиция литературная. Сочельник – самое время для чтения «рождественских рассказов». Журналисты «ОХ» решили попробовать свои силы в этом жанре… Что вышло из эксперимента, судите сами. «Верующий в Него не постыдится…»
Лет 10 назад жил я в одном городке. Это был типичный такой рабочий уральский город: «хрущевки»-пятиэтажки, окруженные гаражами да огородами, завод-гигант на окраине. А еще там имелся православный приход. Правда, его существование меня поначалу абсолютно не интересовало...
Службы совершались в небольшом храме, не особенно красивом и вовсе не древнем – такие принято называть пренебрежительно «новоделами». Служил там удивительный священник, который непонятным для меня самого образом сумел полностью перевернуть все мои представления о религии и Церкви. Вскоре после нашей с ним первой встречи (надо сказать, абсолютно случайной... хотя у верующих людей к подобным судьбоносным случайностям отношение особое) я начал посещать богослужения в этом храме. На них я не без удивления обнаружил нескольких знакомых, то есть людей, которых знал и раньше, но не замечал в них признаков религиозности.
Среди прочих храм регулярно, каждое воскресенье, посещала одна женщина, которую я немного знал по работе – чиновница средней руки. В местной администрации она заведовала одним не самым важным отделом, была вежливой, улыбчивой, но не особенно общительной. На службах она вела себя странно: стояла в углу, у самых дверей, внимательно смотрела и слушала, но никогда не исповедовалась, не причащалась, к кресту после литургии не прикладывалась… Она даже крестного знамения на себя не налагала – стояла, как солдат на часах, опустив руки по швам. Пару раз я замечал, как она плакала – молча, не прикрываясь, не всхлипывая. Просто слезы по щекам текли.
Как-то я перехватил ее на выходе из храма и спросил, почему же она не крестится. Женщина смутилась, запнулась, но все же ответила, каменея лицом: «Я так не могу. Всю жизнь была атеисткой. Комсомолкой, потом партийной. Бабушку свою на смех поднимала. А сейчас на попятную идти… Стыдно». Я со всем жаром неофита принялся ее убеждать: мол, нельзя покаяния стыдиться, мол, никогда не поздно обернуться к свету! Она нервно дернула плечами и, ничего больше не ответив, прибавила шагу. Я был поражен. Как так – человек каждое воскресенье (а это один из всего-то двух выходных, когда выспаться можно, между прочим!) встает ни свет ни заря, плетется по темноте на окраину города, стоит два часа в душном храме – и при этом даже лба перекрестить не хочет! Зачем тогда приходить вообще?..
Вскоре мы с семьей уехали из этого города, пожили в другом и осели наконец в Орске. Про ту женщину я со временем и думать забыл – других мыслей хватало. Но в прошлом году случайно наткнулся в Интернете на фотографии, размещенные кем-то из прихожан того храма. Стал смотреть и ностальгировать. На снимках – Рождество. У алтаря мигает гирляндой елочка. Я эту гирлянду хорошо помню, лично выискивал перегоревшие лампочки, скручивал проводки и заматывал скрутки черной изолентой… Понятно, что за эти годы ее могли и заменить, да наверняка заменили новой, но мне приятно думать, что гирлянда та самая, «моя». А батюшка наш совсем поседел. Когда я уезжал, борода была «соль с перцем», теперь – чистейшая «соль», под цвет серебряной рождественской ризы. Прихожане на фотографиях большей частью новые, неизвестные мне, хотя порой мелькают и хорошо знакомые лица. Смотрю, среди прочих и та самая женщина. Руки на груди крест-накрест сложены, стоит в очереди к чаше, сосредоточенная, серьезная – причащаться.
Переборола стыд, значит… Слава Богу.
Павел Лещенко


После всенощной
Это было лет 15 назад. Тогда Центр православия возвышался над Орском на Преображенской горе. К ее вершине карабкались верующие со всех городских окраин, добравшись до Старого города в сдвоенных трамвайчиках. Маршрутками в ту пору служили «Пазики» и «Газики», пользоваться ими считалось роскошью, так как стоили пахнущие бензином неповоротливые автобусы на пару рублей дороже. Такого изобилия таксомоторных услуг, как сейчас, не наблюдалось, поэтому после праздничной всенощной мы пару часов топтались в теплом, ярко освещенном, весело пустеющем храме, а потом бежали по морозу до остановки «Мосбизнесбанк» к первому вагону «четверки» или «пятерки». Да и сотовых телефонов не имелось, чтобы, вызвав в четыре утра машину, уже через пять минут лететь разговляться. Требовалась большая выдержка и самообладание для празднования Рождества.
А еще крепкие ноги и общая физическая подготовка: поднявшись по долгой «потемкинской» лестнице на гору, прихожане с учащенным дыханием и бьющимся сердцем входили в Спасо-Преображенский храм, чтобы стоять в тесноте, да не в обиде. Занимали хорошее место, откуда виден иконостас, и тут же фиксировались с трех или даже с четырех сторон толпой. Блажен тот, кто успел снять с себя верхнюю одежду и набросить ее на грибообразную стоячую вешалку, приобрести свечи и обязательно – праздничный номер «Орска православного», который будет мешаться в руке всю службу, но иначе никак, таков ритуал, в газете помещались все самые необходимые сведения о праздновании Рождества, полагающиеся к прочтению сегодня же утром. Но до утра еще – торжественное окончание службы и проповедь настоятеля.
После долгого стояния в духоте я кренился на подпирающую сзади старушку. Она сердилась и пихалась своим «Орском православным», свернутым в трубочку. Приходилось послушно валиться на впереди стоящих, извиняясь перед Спасом Нерукотворным, который с самого видного места над Царскими вратами смотрел на меня и все понимал. И тут вдруг открывалось второе дыхание, становились незначительными теснота, голод, любые неудобства легкого Рождественского поста. Уже не хотелось на свежий воздух, остро ощущалось, что ты один из приглашенных на день рождения самого Спаса, который смотрит на тебя с иконы.
И вот храм затих, когда для красноречивой проповеди вышел главный священник, отстроивший в 90-х заново все тут, на Преображенской горе, о. Олег Топоров. Он был худ, со впалыми щеками, с кругами под глазами и усталой улыбкой. После паузы хотел начать говорить, но… заплакал. Все заготовленные слова потонули в слезах. Он пытался что-то высказать, но не получалось. От радости, усталости или от сопереживания всем нам и Тому, Кто над ним, над амвоном и Царскими вратами, так и не проронил ни слова. Все нужные – в Евангелии, ни убавить, ни прибавить.
В то незабываемое Рождество настоятель беззвучно плакал, глядя на нас, а мы внимали каждой капле этой праздничной проповеди – самой искренней из тех, какие я помню за последние 15 лет.
Константин Мазуренко


О вере и суеверии
Когда мне исполнилось 18, на совершеннолетие родители сделали мне необычный подарок – поездку в святые места. Это было в июле. Маршрут был рассчитан на двенадцать дней. Тронулись в путь от Храма Преображения Господня, что в Старом городе.
В пассажирской «Газели» паломникам предстояло преодолеть тысячи километров: Оренбургская, Самарская, Ульяновская области, Республика Мордовия, Рязань, Тула, Калуга, Москва, Санкт-Петербург и обратно. Заезжали и в небольшие города, села. Довелось ночевать и в старинных монастырях, и в недавно отстроенных помещениях при церквях.
В некоторых пунктах нашего более или менее спонтанного маршрута случалось нечто такое, о чем вспоминается до сих пор. Например, о том, как где-то под Рязанью мы полдня обрывали заброшенные вишневые сады... Сразу после этого за нами увязался автобус с православными паломниками из города Чернигова, что на Украине. Кое-кто из орчан обмолвился, что Черниговская область славится плодово-ягодными плантациями и как раз в середине июля на тамошних рынках можно наблюдать толпы торговцев с корзинами, полными вишни. В общем, в этом некоторым попутчикам виделась какая-то мистическая закономерность...
Говорят, что люди, искренне верующие в Бога, несуеверны. Однако многие поверили в то, что встреча с черниговцами не случайна. Правда, чего именно они боятся, объяснить не могли. Что-то необычное в этом и вправду было. В какую бы даже обитель ни заворачивала наша «Газель», украинские паломники обязательно оказывались рядом. Они будто гнались по пятам. Иногда это напоминало соревнование: кто первый займет койко-место получше. И отвлекало от цели поездки, которая гласила: «Забыть о мирской суете, быть смиренными и молиться».
В Оптиной пустыни (монастырь в Калужской области) нас поселили в одном просторном бараке. Перед вечерней службой украинские девушки поинтересовались, нет ли у нас хозяйственного мыла, сказав, что свое «закинчилося». Оказалось, что хотели головы помыть. У нас не было мыла, поэтому предложили шампунь. Они поморщились и наотрез отказались брать. На службу так и пошли с немытыми головами. Почему? Не знаю. Мы постеснялись спросить. Может, у них свое суеверие...
Думается, что за тот случай с мылом украинцы нам по-своему отомстили. Когда прибыли в Иверский мужской монастырь, который находится в Новгородской области, то у ворот обнаружили уже знакомый автобус. Нас опередили!
В монастыре нас огорчили: мест нет. Пришлось устраиваться на ночлег в палатках неподалеку, на пустыре. Из-за большой влажности от Валдайского озера ночь выдалась промозглой и бессонной. Рыба ищет где глубже, а человек где лучше. Рано утром мы спешно покинули это место, так и не приложившись к чудотворной Иверской иконе Божьей Матери... С тех пор мы больше не встречали паломников из Чернигова. И не ели вишен до самого дома!
Ольга Чашкова