РАЗМЕСТИТЬ РЕКЛАМУ, ПОЗДРАВЛЕНИЕ, СОБОЛЕЗНОВАНИЕ
МОЖНО ПО ТЕЛЕФОНУ (Viber, Whatsapp) 8-922-87-26-626

«ЦВЕТ НАДЕЖДЫ»

В московском издательстве «Образ» вышла в свет книга избранных стихов орского поэта Александра Костенко. Сборник приурочен к 60-летнему юбилею поэта. Поздравляем давнего автора нашей газеты с юбилеем и предлагаем любителям изящной словесности стихи как вошедшие в сборник, так и новые, написанные совсем недавно...


ХВАЛИТЕ ДРУГ ДРУГА!
Хвалите, хвалите, хвалите, друзья,
Хвалите друг друга, иначе нельзя!
Любые сомненья гоните!
Хвалите друг друга, хвалите!

В избытке – и ложкою не провернешь! 
Повсюду обман, осужденье и ложь…
И только хвала в дефиците.
Хвалите друг друга, хвалите!

Здесь что-то не так или что-то не то:
Авансом хвалить – ни за что ни про что?
И этим воспользуйтесь шансом –
Хвалите друг друга авансом!

Когда уж мутит от кромешной хулы,
Так хочется нам хоть чуть-чуть похвалы!
На русском, японском, иврите,
Английском, испанском, санскрите  –
Хвалите друг друга, хвалите!

Бывает и так, что пытается влезть
На место хвалы откровенная лесть.
Не слишком ли много ей чести?
Хвалите друг друга – без лести!

Пусть груб и жесток этот мир без прикрас.
Есть что-то прекрасное в каждом из нас.
И вы это «что-то» найдите!
Хвалите друг друга, хвалите!

Когда  бытия обрывается нить,
Что толку того, кто не слышит, хвалить?
Поэтому зря не тяните – 
При жизни друг друга хвалите!

Да будет рассыпчатой, словно халва,
Желанной и доброю ваша хвала!
И миру, и счастию – быти!
Хвалите друг друга, хвалите!

СЁСТРЫ
«Никогда мы не будем братьями», – 
Поучала сестру сестра.
…И плескалась в лицо проклятьями,
Как помоями из ведра.

– Ах, за что мне столь кара страшная,
Этот ложью набрякший крест? –
Сокрушалась сестрица старшая, 
Видя младшей сестры протест.

– Кто тебя в твою пору раннюю 
На закорках таскал, любя?
Иль плохою была я нянею?
Или мало жалела тебя?

– Кто в простудную ночь тоскливую
Над тобой свою вахту нес?
Кто мордашку твою сопливую
От соплей вытирал и слез? 

– Кто носочки вязал тебе на зиму?
От ангин бесконечных лечил?
Кто учил тебя уму-разуму?
Эх, наверное, недоучил!

И теперь обернулось всё – видишь как!
И любви, и родству – отбой?
Что с тобою, моя кровинушка?
Что с тобой?!

Только больше не стоит врать-то мне,
Вместо «нет» повторяя «да».
«Никогда мы не будем братьями!»
Мы и не были – никогда!

Частоколы меж нами – острые.
И злорадствует сатана!
Навсегда мы пребудем – сестрами.
Даже если меж нас – война.

Паче разума, паче чаянья
Верю Богу. Молюсь. Терплю.
Я губу закушу в отчаяньи:
Я всё так же тебя люблю!

ЕСЛИ ОСЕНЬ
Вот и всё: как-то вдруг, невзначай – 
просочилось и это
меж беспомощных пальцев
до нитки раздетых лесов
и ушло в никуда
никуда не спешившее лето…
Как тревожно вокруг
без пернатых его голосов!

Что-то явно не то
в быстрой смене былых декораций,
в этой спешке всё вмиг
переставить на голову с ног.
Пусть велик режиссер – 
не дождется он наших оваций:
слишком ясен обман
и для всех очевиден подлог.

Нам, увы, не впервой,
чтоб пред этой бедою большою
и тщедушным, и сирым
совсем не свихнуться с ума,
признаемся в любви ей,
кривя по привычке душою.
Только ей наплевать –
малодушью не внемлет Зима.

Как и, впрочем, хуле... 
Безучастною белою глыбой,
безупречностью снега
сровняв и коряги, и рвы,
рухнет с неба она,
в нужный срок, обязательно, ибо
установки, что свыше
предписаны ей, таковы.

Где вы, тёплые ливни,
сады соловьиные – где вы?
Почему от роскошества летнего нет и следа?
Неужели Создатель
проступок Адама и Евы,
нас, потомков, карая,
уже не простит никогда?

Пусть на праздный на этот вопрос
не дождаться ответа.
Мироздания логика вечно мудра и ясна:
если Осень дождями 
оплачет прошедшее Лето, –
предстоящую Зиму капелью оплачет Весна.

БРАТУ
Мой любимый, мой старший,
единственный брат!
Ах, смахнуть бы слезу – да нечем!
Как по-детски светло, как безмерно я рад
Нашей новой с тобою встрече!

С каждым разом, увы,
всё трудней и трудней
Отжимать мне тебя у Разлуки.
Эта дама чем старше становится –
тем холодней.
У неё очень цепкие руки!

Правды мало в словах,
что вся правда – в вине,
Но слова на слуху тем не менее.
Закругляйся с рутиною дел – и ко мне!
Эка рюмки дрожат в нетерпении!
…Ретируется с кухни тихонько жена.
(Наш респект ей за понимание.)
…Мы – вдвоем за столом. 
– Ну давай, старина!..
И да здравствуют – воспоминания!

Помнишь: тот ещё наш
– круторожинский – дом?
Речку узкую с хрупким мостиком?
Ох и шустрым, однако, ты был пацаном!
Ну а я – твоим вечным хвостиком!

Под «нулевку» обритый затылка овал
И штаны с неизменным хлястиком…
Ни на шаг от тебя я не отставал,
Всех проказ твоих был соучастником!

Помнишь: после ужасной грозы, поутру
По поверженной ветви гигантской
Мы, за воздух цепляясь, взошли на Ветлу,
Что была королевой Елшанской?
Как по улице пыльной – толпа дикарей! –
Мы носились чумазою стайкою?
Как ловили в прозрачной воде пескарей,
Пузырящейся старою майкою?!

Как манил своим сумрачным чревом сарай
И чердак с его пылью и «кладами»!
Наше детство с тобою – утраченный рай,
Хоть и жили тогда небогато мы.

Я старался, как мог, на тебя походить, 
Ты похвалишь – сияю от гордости!
Мы дружили, да так,
что водой не разлить,
Невзирая на разницу в возрасте…

Есть веселая пьеса – и грустный финал…
Ну а лес уступает просекам…
О, как сильно – до слез! – я тебя ревновал 
К той кривляке с точеным носиком!

Все, что было, конечно, – и бред, и вздор,
Воспаленная детская память…
Но жива эта ревность моя – до сих пор,
Ничего не могу исправить! 

Мой любимый, мой старший,
единственный брат!
То ль мороз за окном, то ль морось…
У тебя – все такой же, как в детстве, взгляд,
Всё такой же певучий голос…

Старики мы уж оба – ни дать ни взять,
Дети-внуки – всё честь по чести…
Но – ты чувствуешь? –
время уходит вспять,
Если мы, как сегодня, вместе? 

И взметнется в немом изумлении бровь:
Сумрак тьмы озаряя златом,
Тихий свет воссияет повсюду –  Любовь
Между младшим и старшим братом!

ЛЮСЬКА
…А Люська была – это что-то... 
– Бессонные грёзы парней!
И я, образец идиота,
Навязчиво клеился к ней.

Я сердце своё, словно Данко,
Сжигал для неё для одной.
Но рыжая та лаборантка
Хихикала лишь надо мной.

Помощницей физика, что ли,
Служила по штату она?
Водились красавицы в школе, 
Но Люська царила одна!

Предметом забот её были
Несложные, в общем, дела:
Следить, чтобы чистой, без пыли 
Матчасть в кабинете была,
В исправности все физприборы,
Чтоб физик потом не галдел,
В порядке – оконные шторы,
В наличии – тряпка и мел…

Но главной своею заботой
Считала она, не тая, –
Давать от ворот повороты
Таким донжуанам, как я!
Блокируя поводы к сплетням
– Гранит, крепостная стена, –
К страдальцам семнадцатилетним
Была равнодушна она.

В горячечных снах лишь, придурки,
Коль Люська кидала нас так,
Изгибы желанной фигурки
Мы гнули и эдак и так…

…Ах, Люська! Людмила Петровна!
Как было всё это давно!
А в памяти – крутится, словно
Отснятое кем-то кино…

Зачем эта память вернулась, 
Души натянув тетиву?
Ах, где же ты, ранняя юность,
Ах, Люсенька-Люська, ау!

МОЛИТВА
За наше доблестное воинство
Страною всей, к плечу плечо,
Давайте истово помолимся – 
Проникновенно, горячо!

Всем сердцем трепетным, пылающим,
На сломе чувств, на срыве сил,
Так, как никто и никогда еще
Допреже Бога не просил!

Пока Земля, как хлебный катышек,
Меж пальцев теплится Твоих,
Помилуй, Господи, солдатушек,
И тех, кто молится за них!

За них, легко в строю шагающих,
Красивых, стройных, молодых,
За них – целехоньких пока еще,
За них – пока еще живых!

Вишь, как сгустилась нечисть с миру вся,
Нависла глыбой ледяной?
Пока не поздно, Боже, смилуйся,
Над нашей горестной страной!

Тех, кто не дрогнет с вожделением
Планету затопить в крови, –
Останови Своим велением,
В последний миг, – останови!

Нет, как щитом, своей молитвою
Мы заслониться не хотим.
И мы не дрогнем перед битвою.
И непременно победим!

За пеленой самообманчиков
Не спрячешься, как за плащом.

Но жалко, жалко наших мальчиков:
Они не жили ведь ещё!

ЗАБОР
Вот Вифлеем – вот Иерусалим.
Как бытие и смерть – неразделимы.
Но в раже мщенья
блекнет Древний Рим –
Не он забор воздвигнул между ними!

К Рожденью и распятию Христа
Здесь причаститься могут христиане.
Здесь к единенью тянутся земляне.
Уймитесь, вероломные уста:
Не палестинцы – но Филистимляне!

Не мне об этом, грешному, судить,
Но до сих пор в глазах немым укором
Забор высокий. Делится забором
То, что нельзя – никак нельзя! – делить.

Своя у нас у каждого стезя.
Своя судьба у каждого народа.
Но так отгородиться, как от сброда,
Так грубо и кощунственно – нельзя!

У Тани-гидши образная речь.
Но здесь она реально «шухарится».
В укромный край автобуса садится.
Еще бы: палестинскую границу
Израильтянке нужно пересечь!

Пересекаем… Видно – не впервой.
В конце концов не гад же, не опричник
Красивый палестинский пограничник.
К тому ж, по всем приметам, в доску свой.

Нет у меня предвзятости ничуть.
Возлюбленное Богом иудейство
Не может быть способно на злодейство.
Нельзя его на этот путь столкнуть
И в чем-либо подобном упрекнуть.

Но почему, зачем такой разлом,
Столь явственный,
столь видимый – сознанья?
Великий сбой в законе мирозданья:
За чьё-то зло расплачиваться – злом?!

…Пять лет почти что минуло с тех пор. 
Но не Голгофу помню, не Распятье,
Не святости восторг, а (о, проклятье!)
Опять как будто вижу и опять я – 
Тот к небу возносящийся Забор!

КОТ
Кот, умирая, прятался под ванну.
В кромешный угол смерть его звала.
Уже почти застывшей, бездыханной
Распластанная плоть его была.

Качнулся чуть, когда его позвали.
Но света луч не встретил вспышки глаз.
Он погружался в Тему, и едва ли
Ей изменить хотел бы он сейчас.

Не в нашей власти, коли Там решили,
Решение сие переиграть.
Но мы его с женой растормошили:
Негоже так – под ванной – умирать!

И вынули, сумняшеся ничтоже,
Мы из-под ванны нашего кота…
На тот момент, мы знали, нет дороже,
Роднее и милее существа!
Здесь косвенные признаки родства
Вступают в полномочия. О Боже!

Мы об него, бывало, спотыкались,
Когда лежал он поперек двери.
Хвост отдавив, спросонья чертыхались,
И в нем, когда в отъезде, так нуждались,
И так любили, черт нас побери!

Нас было трое – дети отдалились.
Жена порой обмолвится: «Сынок…»
В семью за эти годы превратились,
В эгрегор, в монолит, в один клубок!
И нас вдвоем оставить, видит Бог,
Вот так уйти – он ни за что не мог! 

…Два дня его мы по врачам возили,
Лекарств и денег кучу извели.
Кошачье умиранье тормозили.
Но смерть отвадить так и не смогли.

Кто не поймет – пускай меня осудит.
А кто с душою родственной – поймет.
Когда вокруг повсюду гибнут люди,
Подумаешь – издох какой-то кот!

И все же, я подумал, коль не прячем
От мира мы своих припухших глаз
И даже над такой потерей плачем – 
Не всё ещё потеряно для нас!



ЖАЛЕЙ ВРАГОВ!
Найди врага за что-то пожалеть – 
и вот уж он, коварный враг доселе,
до недруга дотягивает еле,
скукожившись едва ли не на треть.

Любить врагов – оно и круче, может,
но кто вот так – новозаветно – сможет?
На зло врагов – жалейте их в ответ,
сведя их вашей жалостью «на нет».

С электронной версией книги можно познакомиться, набрав в поисковике: А. Костенко «Цвет надежды». На всероссийском сервере «Стихи.ру» автор выступает
под ником «Костенко-Орский»

Обсудить материал

Авторизуйтесь чтобы оставлять комментарии.