С чистыми погонами

В конце 60-х Вооруженные Силы СССР решились на смелый шаг: сократить срок срочной службы с 3- до 2-лет . Поэтому уже с весны с 1968-го нас, призывников, стали вызывать в военкомат. К тому времени я после профтехучилища работал на никелькомбинате и тоже ждал повестки. Но она не приходила. Летом началась отправка. Ряды друзей редели на глазах, и мне становилось не по себе. Тогда считалось зазорным оказаться не годным к строевой - девчонки насмехались, а взрослые откровенно жалели.
Мой черед пришел осенью. Дома отец ручной машинкой где остриг, где просто повыдергивал волосы на голове, и сразу стало понятно, что означает выражение “оболванить”.
Служить предстояло в Германии. Пересыльный пункт во Франкфурте-на-Одере походил на огромный муравейник. Представители группы советских войск в Германии отбирали подходящие кадры. Мою фамилию назвали только к вечеру. На следующее утро группа из 20 человек тронулась к месту назначения. Капитан Майданник объявил: “Служить будете на Балтике”.
Часть располагалась на полуострове Вустров, который использовался, как зенитно-артиллерийский полигон. Место живописное, правда, все это выяснилось позже.
Нам предстояло пройти курс молодого бойца или так называемый карантин. Оказалось, самое главное в армии - научиться вскакивать утром по команде и одеваться за 45 секунд. Этому учил младший сержант - нескладный, угреватый парень с косой челкой и острым носом, как у Гитлера. Похоже, он испытывал при этом немалое удовольствие, тихо входя в казарму, снимая с руки часы и визгливо вопя: “Подъем!”.
Поначалу новобранцы соскакивали с двухъярусных кроватей соседям на плечи, сталкивались лбами, не попадали в сапоги и не укладывались в норматив. Но потом поумнели: проснувшись за пять минут до шести часов, один будил другого, все отходили от крепкого сна, а некоторые даже заранее натягивали под одеялом брюки и гимнастерки. Немало мучений доставляло бритье. Ледяная вода стягивала кожу, лезвие сдирало ее живьем, со щек текла кровь. В суматохе кто-то взял мою зубную щетку. Как потом выяснилось, я несколько дней пользовался щеткой Нуркенова, маленького неопрятного казаха. Впоследствии пришлось часы обменять на электробритву с протертой сбоку сеткой и вообще приноровиться к новой жизни.
Нам, можно сказать, крупно повезло. Я попал на батарею, которая обеспечивала контроль за стрельбами частей, съезжающихся на полуостров со всей Германии. Взвод назывался радиотехническим, в перерывах изучал технику, остальное время был на полигоне, “водил” самолеты, по которым стреляли зенитки, самоходки и “шилки”.
Нам полагалось регулярно ходить в наряды. Сначала на кухню. С вечера одеваешь валявшуюся в сушилке рабочую заскорузлую от пота, грязи и жира форму, берешь с напарником тяжеленный ящик с ручками и заготавливаешь на целые сутки продукты. После ужина разжигаешь титан, моешь посуду, убираешь в столовой, чистишь картошку на утро и добираешься до кровати часа в три ночи. Минут через 30 поднимаешься. Дневальным проще, но стоять возле тумбочки сутки - муторно. В карауле - дело другое: принял пост, гуляй свои два часа по берегу моря с автоматом или, двигаясь по маршруту, уминай яблоки, растущие тут же.
Не обходилось без тягот и лишений воинской службы, предусмотренных присягой. Уже в марте нас выводили на мощенную камнем дорогу. За плечами у каждого - оружие, на боку - противогаз, подсумок с магазинами. Предстоял марш-бросок на 6 км. Не любил я бегать столько. Через километр-второй ноги становились ватными. Не уложишься во время - 30 минут, снова на исходную позицию. Приходилось хитрить. Как-то раз первые три километра одолел, второго дыхания не дождался и дальше побрел пешком. Попутно ехала полковая машина. Тормознула. В кузов нас залезло несколько человек. Радовались удаче. За несколько сотен метров до финиша попрыгали назад. Я трусцой - вперед, остальные свернули к колонке. Им вздумалось намочить головы - вроде, вспотели сильно. А в это время их накрыл проверяющий офицер. Не повезло.
Поочередно нас отправляли из расположения батареи жить на полигоне, обеспечивать охрану станции. Точка взвода называлась “Роза”, соседние - “Сирень”, “Разведка”, КП. Вот где был курорт летом! Море в двух шагах, ни учебы, ни строевой. Вечером - полная свобода. И ею, конечно, пользовались. Мы сменили своих предшественников неожиданно - за какую-то провинность. А у них к тому сроку поспела брага. Обидно. Но не пропадать же добру. Короче говоря, уселись за стол вчетвером. Наливали брагу в кастрюльку. Одну опорожнили, вторую... С третьей пошли в гости на “Сирень”. Вовику Гирченко, тому самому, что был младшим сержантом в карантине, стало плохо с непривычки - горлом кровь пошла. “Скорую” ведь не вызовешь: узнают - тоже выгонят. Потом, вроде, полегчало. Положили его на койку. Ночь пришла. Вовик спит, я бодрствую, как положено: радио зарубежное слушаю, прихлебываю из кружки, закусываю. В дверях - шум. Оглядываюсь - дежурный по части лейтенант Павлов. Вскочил, докладываю, язык заплетается. Хотя встречать его полагалось у самых ворот. До сих пор не пойму, почему он не доложил начальству.
Все было там, включая случайную смерть от осколка снаряда, попытку самоубийства одного из солдат. За успехи “в боевой и политической” меня даже наградили юбилейной медалью. А вот ефрейтором не стал. Помнил известное изречение - хохол без лычки не бывает - и решил его опровергнуть. Пошел к старшине, попросил не присваивать звание. И перед строем накануне демобилизации стоял с чистыми погонами.