Школа выживания

Августой звали медсестру

Соленья и варенье, а также очень замысловатые тапочки предлагает купить на 240 квартале Августа Павловна Акушева. Ей за семьдесят, но выглядит молодо, голубые глаза приветливо смотрят на покупателей. А их немного. И Августа Павловна вздыхает: мало берут, у людей денег нет. Вот что она о себе говорит.

– Меня назвали в честь медсестры, спасшей отца, который воевал и дошел до Берлина, где его ранило. Если бы не молоденькая Августа, вряд ли отец вернулся бы домой, – начинает она рассказ. 

Трудилась Августа Павловна в кассе Дома связи, в основном работала с пенсионерами. 33 года отдала службе, ветеран труда. Муж был плавильщиком на ЮУМЗ. 

Летом она в огороде. У нее четыре внука, три правнучки, которые любят ягоды из бабушкиного сада. Она приучает их к труду на земле. 

– Сегодня продала одну банку лечо. 50 рублей – незавидный заработок. Но хоть что-то к пенсии, не такой уж большой – 14 тысяч рублей. Радуюсь, когда покупают у меня на 150 – 200 рублей. Но это бывает редко. 

Зимой пенсионерка вяжет. Таких сиреневых пушистых тапочек я еще не видела – залюбуешься. Ей хочется и внукам, и правнукам помочь, потому и выходит торговать. А еще поговорить с людьми, обменяться мнениями. Короче, жить. Пусть не роскошно.

Беда, что нет СССР

Любовь Георгиевна Александрова продает пирожки из цеха. Слушатели школы «Репортер» какие-то счастливые – стоит им подойти к героям будущих публикаций, как вокруг сразу собирается народ. 

 – Мне четыре пирожка, – просит женщина, протягивая пятисотку.

 – Нету, милая, вот два осталось, – говорит пенсионерка.

– Как только мой ходовой горячий товар кончается, так сразу покупатель наплывает, откуда ни возьмись. Целый день торчишь, иногда никого не высмотришь, – сетует Любовь Георгиевна.

Ей – 69. К пирожкам прикипела случайно, подруга продавала их, несколько раз просила ее подменить. 

– Да не умею я продавать, копейки считать! – отказывалась Александрова. 

– Надо только попробовать, – уговаривала подруга. – Подумаешь, математика сложная – продать пирожок или беляш и подсчитать, сколько сдачи дать!

 – Я же поваром на фабрике-кухне ЮУМЗ проработала 18 лет, потом встала к конвейеру на механическом заводе. Что на таких работах считать? 

А сама уже прикидывала: при бойкой торговле нелишней будет прибавка к пенсии. Так и втянулась.

– Пенсия моя – 14 тысяч рублей. Я так скажу тем, кто ноет: кто вкалывал в поте лица, тот и сегодня нормально получает. А ленивым остается жить на маленькое пособие. Ноги у меня болят, едва хожу, а все равно работаю, – признается Любовь Георгиевна. – Самое страшное, что нет сегодня страны, победившей фашизм, первой прорвавшейся в космос. Вот это беда. Все остальное – отголоски.

Мне бы одной пенсии хватило, но есть дочь и внуки, которым сегодня нельзя не помогать. 

И каждый день она спешит к своим пирожкам, вспоминая былое.

Мы крутые: четыре телевизора и компьютер

Любови Пантелеевне Старостенко – за семьдесят, но выглядит молодо, на ногтях – маникюр. Улыбается.

 – Я отработала на ЮУМЗ контролером, потом крановщицей 27 лет,  – вспоминает она. – Интересно на кране, высоко, все видно. В 45 лет ушла на пенсию. А муж работал начальником цеха на этом же заводе. Вдвоем получаем 29 тысяч рублей. Двое детей, четыре внука и правнуки не требуют от нас ничего, с нами не живут. В нашей квартире как в европейском доме – несколько телевизоров, компьютер. 

Однако пенсионный доход, если посчитать, средний. Как же на все хватает? Любовь Пантелеевна раскрывает тайны отличной жизни:

– Огород держим, я столько заготовок делаю, что до лета сыты. Вот вам и прибыль – не покупать овощи и соленья с вареньями на рынке, где они дороги, да и неизвестно, какого качества. Зимой вяжу, иногда на продажу – вот второй плюс. Старшая дочь в деревне живет, кое-какие продукты от нее привожу, вот третий довод, – загибает пальцы пенсионерка, – а четвертый – обхожу магазины и покупаю там, где дешевле. Прогуляюсь хорошо и с пользой для семьи. 

Кода тебе за семьдесят, начинает подводить здоровье. Сегодня качнуло – видимо, организм не выдержал перепада атмосферного давления, завтра сердце защемило. Мы замечаем красивый стеганый плащ на Любови Пантелеевне. 

– Приобрела на распродаже, он теплый и легкий, – говорит она. И идет дальше с хорошим настроением бодрой походкой.

Никель – любовь моя

Марии Ивановне Петровой тяжело ходить, она опирается на бадик, тяжело переступая. Имеет третью группу инвалидности. С любовью и нежностью вспоминает никелькомбинат, на котором трудилась долгие годы. 

– Работали в горячем цехе слаженно, дружили, были веселыми, – рассказывает она. – Что ни говори, а такую громадину в тридцатых отгрохали, поди поищи аналог. В свое время там работали 15 тысяч орчан. А как рос поселок металлургов! Дом культуры, стадион, профилакторий, дома, новые улицы – как в сказке. Интересно, весело было жить. Вот и на пенсию рано ушла, и ветеранство заработала, а пенсия небольшая – 9 тысяч рублей. А у меня сын и внук. Им надо помогать, они не виноваты, что пришло время, когда работу в городе отыщешь с трудом. Нам повезло, что мы жили и работали в те времена, когда действительно рабочий – звучало гордо. 

Подумала Мария Ивановна и лучшего ничего не придумала, как идти работать. Но куда? Третья группа, возраст. Ни менеджером, ни директором, а комбинат затих. Устроилась гардеробщицей. Труд по силам. 

И настроение поднялось, чуточку прибавки к пенсии – и семье легче.

На пенсию не разбежишься

Работа в баклаборатории очень непростая, даже неприятная: приходится выискивать под микроскопом бактерии в человеческих экскрементах. Но нужная. Иногда только такой анализ может выявить болезнь. Валентина Андреевна Данилко отработала санитаркой в этой лаборатории. А пенсию государство назначило ей маленькую, всего 9 тысяч рублей. 

Бактерия мала, ну и зарплата, соответственно, тоже. А нынче поветрие в медицине пошло или, напротив, стратегия выживания: санитарок переводят автоматом в уборщицы. Ведь все равно убирают, и метут, и моют. Двойную работу делают. Но уже с меньшей оплатой труда. Вот и вкалывает баклаборатория с помощью одной единицы врача и санитарки. 

– А народу много – кому нужен бакпосев, кому кровь сдать, – отмечает Валентина Андреевна, – на мою пенсию не разбежишься, но не голодаем. 

Две дочери уже взрослые, внучка подрастает. Будешь дома сидеть, если можно подработать? Дочь ездит на заработки в другой город. И эта форма труда приветствуется. 

– Был огород, выручал. Но участки закрыли, объявив, что они брошенные, заваленные, расчищать никто не стал. Жаль землю, кормила. Сейчас рубль повалился, и сразу по нашим ценам на продовольствие ударил. Но выживем, и не такое проходили, – считает пенсионерка.

Родина там, где любят?

Виктор Савельевич Скирта говорит мягко и нараспев:

– Отец мой – украинец, приехал в Орск вместе с эвакуированным машиностроительным заводом, да так и остался. Я никогда не был на Украине, потому что родился в Орске и считаю город родным. А характерная речь, видимо, в крови. Долгое время работал электриком на Орском механическом заводе. Сейчас мне – 78 лет. Пенсия – 16 тысяч рублей. Жена была поваром в столовой, таскала громадные кастрюли с едой. Пенсию получает на три тысячи рублей больше, чем я. Болеет сейчас, – рассказывает пенсионер.

Здоровье позволяет ему работать в саду, продавать избыток овощной продукции. Дети разъехались по другим городам. У них своя жизнь. Как живут старики? Смотрят телевизор, ждут весну, когда можно будет отдаться душой земле, которая кормит. А кто дома обеды да ужины готовит? 

– На кухне у плиты стоим по очереди с супругой, – смеется он, – оба готовим вкусно.

Нравится ли Орск? Привык – родина, – признается пенсионер.

Анна Мустаева, слушатель школы «Репортер»