Ради нескольких строчек...

Тамара Федоровна Парамонова - одна из старейших сотрудниц “Орского рабочего”. Она пришла сюда в октябре 1944 года и проработала в газете 39 лет и 7 дней. Сегодня ей вспоминаются самые памятные события.- В сорок четвертом я поступила в машиностроительный техникум, но учиться не довелось. Буквально через две недели группа распалась, поскольку мальчишек призвали в армию. На глаза попалось объявление в газете: редакции требуется ученица радистки-машинистки. Меня встретили Леонид Наумович Большаков, известный сегодня литературовед, профессор, и Мария Ивановна Макарова. Первый работал корреспондентом, вторая - машинисткой. Редактором была Рахиль Давыдовна Сидранская.
“Орский рабочий” выходил иногда на двух полосах из-за нехватки бумаги. Предстоящая работа выглядела несложной и необременительной. Правда, в тот день радиокомната находилась под замком, так как по средам прием не планировался. Сегодня, конечно, ее нет и в помине, а тогда на двери висела табличка с надписью: “Вход посторонним строго воспрещен”.
Новые обязанности, как выяснилось, носили весьма важный характер. Центральная печать поступала в Орск по железной дороге обычно лишь на четвертые сутки. Городская газета успешно решала проблемы больших расстояний. Если Указ Президиума Верховного Совета СССР выходил, скажем, 24 марта, то “Орский рабочий” публиковал его уже 25-го. Кстати, моя предшественница оставалась еще в штате, ожидая вызова на постоянное место жительства, которое находилось на освобожденной от оккупантов территории. Поэтому с октября и до конца года мне пришлось трудиться без зарплаты и хлебной карточки.
В январе 1945-го знаменательные события следовали одно за другим. В первую очередь они были связаны с освобождением наших городов от фашистских захватчиков. Сводки Совинформбюро, приказы Верховного Главнокомандующего, как правило, помещались на первую полосу и занимали больше половины ее размера. В каморке находились два радиоприемника довоенного образца. В эфире стоял постоянный треск, да и слышимость оставляла желать лучшего. Утренний сеанс приема сообщений длился с 12 до 15 часов, вечерний - с 20 до 22-х, ночной - с 24 часов и до самого утра. После полуночи дежурства выдавались, как правило, беспокойными: я еще принимаю, стучу на машинке, а за спиной стоят наборщики типографии, забирая по абзацам текст, чтобы поставить его в номер.
Ночью 3 мая я приняла сообщение о водружении знамени Победы над рейхстагом. 8 мая как обычно пришла на работу к 12 часам, и мне сразу же велели зайти к редактору. Захожу в кабинет и ничего не понимаю: он полон людей на костылях, в пижамах и бинтах. Приемники иметь в домах не полагалось. Но на заводе им. Чкалова американские специалисты монтировали какой-то цех и слушали свои заокеанские транзисторы, диковинные для нас. Оттуда и пошел слух о капитуляции немцев, дойдя до редактора. Яков Борисович Оксман не утерпел, зашел по пути на службу в горком партии, располагавшийся в правом крыле нынешнего кинотеатра “Октябрь”. Госпиталь - рядом, в школе N 49. Его пациенты повалили в “Орский рабочий” за правдой и собирались ждать очередное сообщение.
Между тем, в перечне материалов, предполагаемых к передаче через минуту-другую, ничего особенного не содержалось. Обескураженный народ потихоньку разошелся. В вечернем сеансе тоже ничего не прозвучало. Оксман не уходит, примостился на диванчике, похрапывает, заглушая голос диктора. Наступила полночь. Через две-три информации объявляют перерыв на пять минут. Это насторожило. В четвертом часу утра слышу: перерыв на 40 минут в связи с передачей по всем радиостанциям Советского Союза акта о капитуляции Германии. Я растолкала редактора. Он вскочил и забормотал, крестясь: “Слава Богу, я не виноват...”. Радовался, что слух все-таки подтвердился, а не то от горкома ему бы не поздоровилось.
С началом передачи исторического текста в эфире установилась необычайная тишина. Куда-то подевались помехи, включая шум типографского оборудования. Принимаю долгожданные слова - в дверях наготове стоят наборщики. За спиной застыл первый секретарь горкома Николай Федорович Просвирнов, а от самого уже попахивает спиртным. Через два часа сообщение красовалось на первой полосе. В перерыве я вышла на улицу. Утро выдалось просто восхитительным. Ночью прошел небольшой дождик, молодая трава во дворе блестела и, казалось, радовалась со всеми. На Советской раздавались голоса людей, слышались песни и звуки гармошек.
В 1948-м я рассталась со своей ответственной должностью. Годы постоянного напряжения вымотали до предела. Учитывая состояние здоровья, меня перевели сначала машинисткой, а потом в отдел писем к Анне Яковлевне Сергейчевой. Редакция получала по 350-400 посланий в месяц, а в год их набиралось около 5 тысяч. С ними работали корреспонденты, часть отсылалась в соответствующие инстанции, с другими приходилось разбираться самой. Отдел проверялся не только горкомом. Впоследствии наш опыт одобрили, рекомендовали к распространению в районках и газетах соседних городов. Стало быть, общие усилия коллектива не были напрасными, приносили пользу орчанам, а “Орскому рабочему” - авторитет и уважение.