В должности метранпажа

Статьи в газету пишут журналисты, лицо издания формируется в редакции. Но до поры, до времени все это можно считать благими намерениями, пока за дело не возьмутся полиграфисты. Именно они придают словам материальный характер, а очередному номеру - должный вид. В том, что “Орская хроника” регулярно приходит к своим читателям, долгое время была немалая заслуга работников орской типографии, в том числе и Владимира Петровича Абрамова. Он пришел сюда мальчишкой, стал мастером, заведующим производством, главным инженером, 20 лет верстал газету и назывался метранпажем.Считается, что в типографии я начал работать с 1946-го года, но фактически это произошло раньше. Учили меня метранпажной науке Исаак Ковнер и Мирон Федоровский. В 1946-м я верстал “Орский рабочий” уже самостоятельно. Это заставляло относиться к обязанностям с повышенной ответственностью: газета была основной продукцией типографии. На ее выпуск направлялись все силы, она служила предметом главной заботы на протяжении всех суток. Говорю без преувеличения.
Типография в конце 40-х годов располагалась в одноэтажном здании, ранее представлявшем собой соляные склады купца Шустова. Топились дровами или углем печки, однако стены оставались мокрыми. Впрочем, по тем временам особого внимания это не заслуживало, поскольку перед каждым стояла важная задача, требующая большой самоотдачи. Линотипистки тогда уже были, но успевали не всегда, и набор осуществлялся еще и вручную. Кроме того, ряд материалов поступал по радио, нередко вечером. Их принимали Тамара Парамонова, Надежда Молостова и Роза Губайдуллина.
Для меня первым лицом был ответственный секретарь редакции Степан Мережко. Хорошие макеты давал он: подробно и в деталях, вплоть до указания толщины линейки. Рядом постоянно находилась выпускающая Зоя Федоровская, нещадно дымя махоркой. В случае заминки она тут же ее устраняла, и процесс шел по накатанной колее. Сложности возникали, когда обязанности ответсека временно поручались корреспондентам Николаю Ручкину, Боре Шакурову или Мише Поликарпову. Телефонов не было и в помине. Не помещается заметка - бежишь через двор, взбираешься по отвесной лестнице в редакцию, чтобы выяснить, какие строки выбросить. Да и печатники иной раз давали маху. Поставят полосы на машину, а замки на раме закрыть забудут - набор врассыпную. Хоть караул кричи, поскольку все следовало начинать сначала. Помню, пробовали переходить на формат “Правды” для удобства. Бились-бились, но ничего не вышло. По-моему, ни одного номера не выпустили.
Порядки тогда были не в пример нынешним. Последним газету подписывал редактор. Идешь к нему домой заполночь, и только потом за дело принимались печатники. На условия труда внимания мало обращалось. Начнут металл плавить - дым по всем цехам. В типографии работал буфет, куда привозили и выдавали по карточкам хлеб. Руки в краске, свинцовой пыли, но берешь ими кусок хлеба, умнешь за милую душу, папиросу в зубы и дальше вкалываешь. Идешь домой и переживаешь: как бы строка не провалилась, да набор не рассыпался.
Переживал не я один. Как-то выпускали газету в годовщину Советской Армии. В конце дня цензор Брюхов прибегает сам не свой: “Вовка, срочно убрать это!”. Оказалось, в одном из материалов был заверстан портрет Сталина, на другом снимке пушка своим стволом целится прямо в Верховного главнокомандующего... А еще отмечался юбилей Чайболсана. Только начали печатать тираж, - вырвало пробельный материал и повредило клише. На груди монгольского вождя появилось черное пятно. Остановили машину, позвонили дежурному в горком партии. Тот вызвал секретаря горкома, он приехал среди ночи вместе с начальником КГБ Юркиным. Посовещались, что можно предпринять. Клише-то из Москвы пришло единственное. Думали-думали и разрешили работать дальше. Сказали, пятно сойдет за орденскую планку.
В 50-е годы плоскую печать заменили на высокую, поставили ротационную технику. Стало легче.
Со службы в армии я вернулся 7 ноября, а 8-го уже вышел на смену. Сходу окунулся в круг прежних забот. Сначала много неприятностей доставляла ротационная машина, не выходили клише. Да и сам агрегат подводил. Однажды сломался (меня уже мастером поставили), пришлось ехать в Новотроицк печатать газету. Сдал ее в 10 часов вместо 8 по графику. Сразу в горком вызвали, объявили строгий выговор. Правда, почетных грамот у меня все-таки больше. И я не жалею, что отдал типографии практически всю жизнь. О тех годах теперь напоминают мне записи в трудовой книжке. Их всего две: принят на работу и уволен в связи с уходом на пенсию.