В гигантской мясорубке

Люди в ногу и под бодрую песню топают, как зомби, по направлению к гигантской мясорубке. Иные, еще учась в школе, едут туда на ленте конвейера. На всех лицах одинаковые обезличивающие маски. Зачем иметь свое «я», если твой удел - стать фаршем - неизбежен? Вместительная воронка через мгновение поглотит очередную жертву, шестеренки работают, мясо крутится. Жизнь продолжается. Все подчинено Единой Великой Идее. Человек - песчинка, всего лишь необходимая деталь большого и отлаженного процесса. Но это не вызывает протеста. Не должно вызывать ничего, кроме согласия и понимания...Никогда нельзя знать наверняка, как сложится жизнь. С одной стороны, человек - хозяин и творец своей судьбы, с другой, судьба отдельного гражданина не может быть отделена от государства, в котором он живет. Когда в стране случается крупномасштабная трагедия, жизнь приостанавливает размеренное течение, и начинается совсем другой отсчет времени. И хорошо, если потом государство помнит и чтит своих героев, мертвые не преданы забвению и в истории нет «белых пятен»...
ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
Владимир Иванович Корякин родился в Орске. Матери было трудно поднимать троих детей, поэтому мальчику пришлось учиться в школе-интернате. Чтобы помочь семье, после восьмого класса пошел работать. Пятнадцатилетний паренек устроился в авторемонтную мастерскую. Автослесарное дело пришлось по душе, но хотелось яркой бурлящей жизни. Перешел работать в орский драмтеатр машинистом сцены. Вместе с труппой объездил всю Россию, прочувствовав романтику кочевой гастрольной жизни. Потом была армия, служба в Венгрии. Вернувшись в Орск, устроился работать на никелькомбинат. Без отрыва от производства окончил вечернюю школу, поступил в институт. Из стен ВЗПИ вышел дипломированным инженером черной и цветной металлургии. Володю стали называть Владимиром Ивановичем, назначили механиком кранов. Потом был завод легких металлоконструкций, должность заместителя начальника цеха. Женился. Жизнь, что называется, шла в гору. И тут пришла повестка из военкомата...
ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ
Трагедия в Чернобыле произошла 26 апреля 1986 года. Шел май 1987-го, самое страшное было позади, станцию одели в саркофаг. Но работы было еще много. Нужны были люди. Не было случая, чтобы кто-то отказался от командировки: система не предполагала свободного выбора.
Владимир прошел медкомиссию. Зачем, для чего - никто из военных не объяснял, поэтому предположил, что грядут очередные военные сборы. Был признан годным для работы с радиационными источниками, и только после этого ему сообщили, что направляют в Чернобыль. Но в военном билете значилась специальность «автослесарь-автоматчик». Чтобы не возникали лишние вопросы, написали рядом «химик-разведчик». И все, точка. Никакой специальной переподготовки. Ночью подъехала к дому бортовая машина с соломой в кузове, посигналила, забрала его и покатила дальше, за другими командированными.
На этой же машине доехали до Оренбурга. Группу переправили в Тоцк, на двухнедельные курсы. Прибывших со всего Урала учили обращаться с приборами дозиметрического контроля. Из уст в уста передавались сведения о положении дел, отличающиеся от официальных сообщений, как небо от земли. Однако паники не было, мужчины держали себя в руках и настраивались достойно выполнить задание Родины.
Новоиспеченных дозиметристов отвезли в село Аранное Киевской области, что в 12 километрах от 30-километровой зоны радиоактивного загрязнения. Поселили в палатках, выдали пропуска. И уже на следующий день начались работы на реакторе.
Условия жизни в селе были непростыми. Постельное белье менялось не чаще раза в месяц. Поселенцы шутили: как в лагере строгого режима... Но стиральный порошок был в неограниченном количестве, так что мужчины развлекались каждодневной стиркой одежды, благо, воду для этого привозили. Пыль из одеял выколачивали палками. Кормили хорошо. Командировочные - 103 рубля в месяц - тратились на сигареты, самогон и газводу. После работы мужики выпивали: бытовало убеждение, что алкоголь выводит радиацию. Вместо питьевой воды была только минеральная. Если хотелось чаю, ее кипятили.
РОТА СМЕРТНИКОВ
80 дозиметристов жили отдельно от всех. Неофициально их называли ротой смертников. Подъем в пять часов, до 30-километровой зоны ехали на одной машине, остальной путь - на другой. Только на так называемом «грязном» транспорте можно было ездить по опасной территории. На станции выдавались приборы, измеряющие уровень радиоактивности. В задачу роты входила запись показателей из разных мест. За ней шли рабочие, занимавшиеся обезвреживанием станции. Индивидуальных средств защиты - никаких, за исключением ватно-марлевой повязки или респиратора. Поначалу ребята надеялись, что выдадут специальные костюмы, потом поняли, что ждут напрасно.
Сведения об уровне радиации считались секретными. Но группа Владимира знала истинное положение вещей. А как не знать, когда приборы точно показывают, где какой уровень. Руководство вело две ведомости: одну - для себя, другую - для рабочих. В первой фиксировались правдивые сведения, во второй - заниженные. Корякин своими глазами видел, как вместо опасных показателей радиации 3,5, а то и 50 рентген в час рисовались безопасные, вроде 0,20 или 0,33 микрорентгена в час(!). Выходило, что в проверенных зонах ведение работ - занятие вполне безопасное... Смертельной дозой радиации считался предел в 80 рентген. Если рабочий за считанные дни получал такое облучение, его полагалось отправлять домой. Но реально люди облучались гораздо больше, чем значилось в бумажках. Рабочих намеренно вводили в заблуждение, чтобы они работали всю полугодовую командировку... Обреченные практически вслепую шли в самые опасные места, не предполагая, что через несколько дней неминуемо умрут.
Случалось, замерители разглашали сведения: совесть не позволяла молчать, и они писали на стенах краской настоящие показатели. Работающим на крыше, где фон радиации очень высок, выдавалась одноразовая одежда из ПЦ. Люди трудились там, где за считанные минуты сгорали роботы! Понятное дело, что датчики просто зашкаливало: они получали по 500-700 рентген в час! То же происходило с теми, кто чистил коллекторы. От чрезмерного облучения не спасали никакие резиновые костюмы. Приборы сигналили: эти люди уже мертвецы.
На реакторе находились не всегда. В задачу роты входила и разведка. Ездили по зараженной территории, замеряли уровень излучения. Холодело внутри, когда приходилось бывать в пустынном брошенном городе Припять, расположенном в 7 километрах от станции. Дома, улицы - везде ни души. Как в страшном фантастическом фильме о гибели цивилизации.
Недалеко от лагеря располагалось кладбище, где хоронили умерших от радиации. Все командированные... Тела домой не отправляли, погребения производили на месте. Захоронение росло. Сколько их всего, таких кладбищ?
Практически на глазах ушли из жизни 3 человека, жившие в соседних палатках. Командование бросило клич: нужны добровольцы, чтобы замерить излучение на трубе, которая высилась над реактором. В глубине станции, одетой в саркофаг, работали турбины, и в воздух периодически выбрасывались продукты сгорания. За это каждому обещали по 30 тысяч рублей, плюс немедленное возвращение домой. Замеры на трубе произвели, и вскоре добровольцы умерли. Неужели руководство не знало, что на трубе облучение 1000 рентген в час и никто не выживет? Получили ли семьи умерших обещанные деньги, неизвестно.
Технику, работающую в зараженной зоне, хоронили в могильниках каждые три дня. Под землю отправлялись новые машины, автобусы, бульдозеры... Был такой случай. Десять человек по очереди(!) гнали в могильник побывавшую в опасной зоне «Волгу». Проедут определенное расстояние, пересаживаются в другую, «чистую» машину, идущую следом. Наконец сбросили. А утром оказалось, что машины нет. Ее обнаружили на обочине дороги возле Москвы. В салоне - два трупа. Местные жители погибли от облучения. Как им удалось угнать автомобиль, уму непостижимо. Ведь в Чернобыле фактически действовало военное положение.
По окончании командировки Корякин сразу же вышел на работу. Обошлось без какой бы то ни было помпезности, не говоря уже о лечении в санатории. Владимир Иванович ожидал, что Родина позаботится о своих героях. Во всяком случае, оставшимся в живых «чернобыльцам» это было обещано. Но закон о льготах фактически так и остался на бумаге. Никакого материального улучшения не последовало, не говоря уже о расширения жилплощади...
Сейчас Владимиру Корякину 52 года. Не работает, инвалид, постоянные проблемы со здоровьем. Словом, живет как большинство, испытавших на себе радиоактивный ад.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Мы беседуем с А. Говорущенко, председателем городской организации «Союз. Чернобыль. Россия».
- За год из нас умерли 10 человек, - горько сетует Александр Михайлович. - Наши не могут похвалиться здоровьем. Вот и завтра пойду на похороны.
Лоб пожилого мужчины бороздят печальные складки, в глазах застыла боль. Ему часто приходится провожать в последний путь своих товарищей. И каждый умерший словно говорит: всех это ждет, и скоро. Ничего не добьемся. Так по одному и перемрем...
Не всегда официальное заключение о смерти совпадает с перечнем заболеваний, необходимых для вывода, что жизнь оборвалась именно из-за последствий радиационного облучения. В 1997 году высокие чиновники вычеркнули из списка сердечно-сосудистые заболевания, оставив лишь раковые.
Но дело не только в том, какая потом появится запись. Умершему ведь все равно. Другое дело, что большинство чернобыльцев страдает именно болезнями сердца. Страдает вдвойне, потому что к физической боли прибавляется обида на государство, ведь если чернобылец болеет чем-то помимо рака, ему дают инвалидность на общих основаниях. И, соответственно, ни о каком получении ежемесячной материальной компенсации, которая по закону полагается ликвидаторам, потерявшим здоровье, не может быть и речи. Работать нет сил, приходится перебиваться на скудную пенсию по инвалидности. Плохое питание, ощущение ненужности, забытости, пренебрежительное отношение чиновников - все это еще больше подрывает здоровье, разочаровывает в жизни. Будни напоминают бег по замкнутому кругу, праздник случается раз в год: в очередную годовщину аварии напоят чаем в районном управлении соцзащиты, скажут речь да покажут концерт художественной самодеятельности. И все. Галочка поставлена, отчет готов, народ облагодетельствован. Бюрократическая машина крутится дальше, гигантская мясорубка продолжает делать свой фарш... Всего в Чернобыле побывало 300 орчан. Сегодня жива лишь половина из них. Умершим не было и 50 лет.
Не у каждого чернобыльца есть ордена и медали. Не потому, что не полагается. Причина в бумажной волоките и вечном в нашей стране дефиците: всегда чего-нибудь на всех не хватает. Надо ждать, когда изготовят. О чернобыльцах Октябрьского района вспомнили в 1999 году перед выборами губернатора. Приехали важные чиновники, вручили медали «За спасение погибавших» и ордена «Мужество». Состоялась такая церемония и в прошлом году. Спустя много лет, как говорится, награды находят своих героев. Но опять же, и сегодня их получили не все. Надо ждать. А сколько и почему - так никто и не знает. Медаль полагается или орден - зависит от степени облучения, которую человек получил во время командировки. Значится в справке, что больше 20 рентген в час - лови на грудь орден, меньше - медаль.
Для чернобыльцев не секрет, что многое замалчивалось и в этой истории полно белых пятен. Истину, как водится, узнаем лет через 50. А пока ликвидаторы вспоминают, как в официальных данных снижался уровень радиации в десятки, а то и сотни раз. Реально чернобыльцы получили гораздо большее облучение, чем явствует из бумажек. Ценой человеческих жертв удалось ликвидировать аварию, избежать паники. Люди кидали на амбразуру государственной катастрофы свои жизни. Требовали обстоятельства, и они шли по конвейеру к жадной воронке...
Сколько было законов о чернобыльцах? 1991 год, 1992, 1996, 2001... Вносились изменения, дополнения. Декларировались льготы и компенсационные выплаты. Но... Квартиру получить нереально. О ст. 14 вышеупомянутого закона ликвидаторы стараются не вспоминать. А что толку? Время такое, что все равно ничего не добьешься. Многие до сих пор живут в общежитиях, которые с каждым годом все больше становятся похожими на своеобразные отстойники для всякого опустившегося сброда. Больные люди вынуждены терпеть соседство алкоголиков и дебоширов. А по закону им положено благоустроенное жилье в течение 3-х месяцев после подачи заявления. Контора пишет. Бумага все стерпит.
- До 1990-го года все постановления правительства были засекречены, - говорит Говорущенко. - Мне случайно попала в руки брошюра «Льготы военнослужащим». Черным по белому написано: «рассекречено в октябре 1990 года». Откуда такая секретность, и в чем, собственно, смысл? Льготы не доходили до простых смертных. Ими пользовались лишь избранные, те, кто о них знал. Остальные довольствовались бумажкой, выданной в военкомате, где значилось, что льготы человеку полагаются. Но на что именно можно претендовать - было секретом. Абсурд. Высокие чины и «блатные» получили квартиры, оформили себе прочие льготы, а простому народу спустя несколько лет кинули крохи с барского стола. В итоге рядовые ликвидаторы оказались ни с чем. Так и умирают, не дождавшись светлого будущего. Так какова цена человеческой жизни?
Мясорубка продолжает крутиться...