Уйти из жизни по собственному желанию

Самоубийцы. Великие грешники. Раньше их хоронили за оградой кладбища, в безвестных могилах. Тех, кто свел счеты с жизнью, не отпевали в храмах. Бог дал жизнь, Бог и должен взять - этот церковный постулат христиане свято чтят по сей день. Но что-то неладное происходит на Руси, коли число ушедших в мир иной по своей воле поражает воображение…… Иван бесцельно бродил по пыльным улицам городской окраины. Его вылинявшие голубые глаза равнодушно скользили по витринам с красивыми этикетками, людям, спешащим по своим делам, детишкам, мчащимся из школы домой. Иногда взор останавливался на красивой девчонке в модных клешах и короткой стильной куртке на молнии, и сердце в ту же секунду сжималось от острой, тянущей боли. Девчонка проплывала мимо, оставив за собой легкий шлейф недорогих духов и той необъяснимой словами женской ауры, которая будоражит воображение, будит светлые чувства. Сводит с ума. Заставляет совершать подвиги. Или безумные поступки… Иван в отчаянии скрипел зубами, сворачивал в подворотню, выдергивал из кармана початую бутылку водки и нещадно обжигал горло прозрачной спасительной влагой. На глазах выступали слезы. От водки? Нет, сорокаградусный напиток он не ощущал вовсе. Его жизнь была растоптана, разорвана в клочья такой же красавицей – гордой королевой, которая двумя днями ранее отшвырнула своего верного рыцаря презрительным: “Ваня, погулять с тобой еще можно, но чтобы замуж?! Уволь! На что жить будем, на твои гроши?”.
Он так ждал дня, когда скажет заветные слова самому любимому на свете человеку. Долго не решался. Переживал. Тысячу раз рисовал в уме сцену объяснения. Он обнимает Ее, и шепчет на ухо, скрываемое озорным завитком волос, все, что говорят влюбленные со времен Ромео и Джульетты. Она отвечает тихо, застенчиво: “Да”... И у них начинается совсем другая, счастливая жизнь двух бьющихся в унисон сердец. Так оно все и получилось, как он себе представлял, лишь финал вышел не тихим и застенчивым, а прямолинейно-грубым. Жестоким в своем откровении. Приземленно-материальным. Вместо ожидаемого счастья – словесная пощечина, молнией пронзившая мозг. Мир из цветного, радужного, полного светлых красок, в тот же миг превратился в черную галактическую дыру, в бездонных глубинах которой все материальное теряется без остатка…
…Металлическая дверь в подъезд девятиэтажки, возле которой Иван глушил свою боль алкоголем, оказалась незапертой. Забыли, наверное. Иван криво усмехнулся. Посмотрел на крышу и далекое пока от него голубое бездонное небо. Отравленный спиртным мозг принял решение и дал команду. Отверженный рыцарь переступил через порог, и, слегка покачиваясь, опираясь на погнутые грязные перила, стал подниматься по лестничным пролетам. Между пятым и шестым этажами дыхание сбилось. Он безвольно опустился на заплеванные ступени, прислонился к стене. Правая рука сама собою потянулась к ноющему сердцу. Ссутулившись, Иван сидел так несколько минут, а быть может, – часов. Выходящие из кабины лифта жильцы говорили что-то про алкашей, гадящих в подъезде, и милиции, которую надо вызвать. Смысл этих слов с трудом доходил до Ивана сквозь мрачную пелену, окутавшую его после той роковой фразы, сорвавшейся с уст любимой. Наконец он нашел в себе силы встать и продолжить бесконечный путь наверх. Что это в кармане? Ах, да, спасительная бутылка, на дне которой еще что-то плещется. Последние капли водки растворились на языке. Пустая тара полетела в распахнутое нутро мусоропровода. Иван прислушался к далекому глухому удару упавшей в мусорный бак бутылки: “Высоко…”. И взялся за металлические скобы, вбитые в бетон: лестничные пролеты закончились, началась короткая дорога на крышу…
… Весь город лежал у ног Ивана. Там их семья жила, когда Ваня был совсем маленьким, здесь школа, в которой учился, а вот – вокзал, Дом культуры, озеро. Где-то далеко, где крыши домов сливаются в одну сплошную площадку из грязно-черных кубиков, живет Она. А над всем этим – небо… Иван лег на теплый металлический настил и долго смотрел в бездонную синеву. Голова слегка кружилась. Мыслей не было. Сердце молчало. Небо манило, настойчиво звало к себе. Кажется, он задремал. В больном сознании поплыли картины встреч с Нею. Озорная девчонка манила пальчиком, а когда он пытался бежать к ней, милое личико любимой вдруг превращалось в страшную гримасу выжившей из ума старухи. В страхе Иван безмолвно кричал широко раскрытым ртом, но старуха не пугалась, она тянула к его горлу морщинистые ручищи… Стальные тиски сжимались. Становилось трудно дышать. Он пробовал освободиться, но ватное тело не слушалось. Радостная старуха щерилась беззубым ртом. Тиски давили все сильнее...
Наконец кошмар оборвался, уступив место действительности. Иван поднялся, подошел к самому краю крыши. Животный, тошнотворный страх охватил его, когда он увидел фигурки людей, казавшихся с многометровой высоты лилипутами. Но это длилось лишь мгновение. Иван посмотрел на небо. Стало легко и радостно. Он сделал шаг в пустоту…
…Жесткая волна ударила в лицо. Земля стремительно рванулась навстречу. Адреналин закипел, алкоголя в крови как не бывало. В широко раскрытых глазах Ивана застыл смертельный ужас. Руки пробовали ухватиться за небеса, ноги отталкивались от воздуха… “Мама!”, - совсем по-детски слетело с мертвенно-бледных губ, и перед Иваном возник женский образ. Не той, которая предала, обманула. Родное материнское лицо предстало перед ним прежде, чем душа, покинув изорванное чудовищным ударом тело, устремилась в неведомое...