В интернате сносно жить, если водки не просить

– А-а-а, вот тебе, – в шутку замахнулся газеткой инвалид-колясочник на деда без ноги. – Получай. Пенсионеры засмеялись. Одноногий в ответ хлопнул колясочника по руке свернутым журналом. Ни дать ни взять – почти что рыцарский турнир, но, как говорится, по мере физических возможностей. Жители Дома-интерната грелись на летнем солнышке и как могли старались разнообразить свой досуг забавами. С лавочки наблюдало за ними несколько старушек в платочках, игриво комментируя происходящее. Униженными и оскорбленными старики не выглядели.В мыслях всплыло письмо в редакцию, полное сетований на тяжелое житье-бытье. Оно-то и послужило причиной визита в этот последний приют для одиноких стариков.
«Мы, проживающие в Доме-интернате для престарелых и инвалидов, обращаемся к вам с жалобой на администрацию интерната в связи с плохим проживанием. Условия у нас очень тяжелые, так как находимся мы в запретной зоне, вход на территорию запрещен. Мы не можем купить в магазине необходимые предметы, продукты, все, что нам нужно. Питание у нас желает быть лучше, лечение очень плохое. Лекарства приходится покупать самим. Ввиду того, что к нам заселяют психохроников, у проживающих начали прижимать все права свободного человека. С нами обращаются как с нервнобольными, мы не имеем права голоса. Если кто-то возмущается, начинается отправка в СИЗО и изолятор, или вообще оформляют в специнтернат. Просим вас разобраться с этим конфликтом».
Под жалобой стоял густой ряд подписей.
– Хотите, безошибочно определю авторов депеши? – как-то совсем устало отреагировал заместитель директора Дома-интерната С. Тесля. – У нас практически постоянно этим занимается несколько человек. Пишут в разные инстанции, жалуются на плохую жизнь. В результате мы тратим драгоценное время на объяснения и проверки. Жалобы не подтверждаются. А несколько человек продолжает отрывать людей от работы, ведь в той же прокуратуре чиновники не могут оставить без внимания обращения обделенных судьбой пенсионеров.
Сергей Григорьевич назвал фамилии. Я проверила: в самом деле – совпали.
– У нас категорически запрещены распитие спиртного, азартные игры, – продолжил он. – Однако правила соблюдают не все: контингент сложный. Много бывших уголовников, бомжей, людей с диагнозом «хронический алкоголизм»… Конечно же, все это отразилось на их психике, многие не могут адекватно воспринимать реальность. В нормальных, человеческих условиях они чувствуют себя дискомфортно, тоскливо. Душа просит самогона и пьяных дебошей. Люди все пожилые, нездоровые. Мы настаиваем на соблюдении режима в их же интересах.
Лицом в грязь – какая сласть!
Как выяснилось, не имеющие нареканий могут спокойно выходить за территорию интерната, когда им захочется. Хоть в магазин, хоть в гости к друзьям, родственникам или на общегородские праздники. Сотрудники понимают, что людям нужны свежие жизненные впечатления. Выходить запрещено лишь тем, кто сильно болен. Ведь иная старушка, страдающая потерей памяти или рассеянным склерозом, может потеряться, нечаянно уехать в другой город… Эти люди нуждаются в постоянном присмотре специалистов.
Не выпускают и любителей выпить. Это вынужденная мера. Ведь их поход «на волю» заканчивается у ближайшего ларька, где торгуют самогоном или паленым спиртом. Выпивка – это их главная и самая насущная потребность. Случались сильные отравления. Люди лежали пластом по нескольку дней, проклиная момент появления на свет. Были и смертельные случаи. После выпивки у многих начинается «асфальтная болезнь»: падают в грязь, разбивают носы, царапают лицо. Люди в возрасте, ткани заживают долго. Случается, попадают в истории, ввязываются в драки…
Этот же контингент буквально магнитом тянет попрошайничать. Живут на всем готовом, интернат кормит, одевает, но они побираются, как говорится, «из любви к искусству». У «профессиональных нищих» мозги работают по-особому. Стоят возле церквей, кладбищ, магазинов, стараются похуже одеться, чтобы вы-глядеть жалко, убого… Это для них слаще любого наркотика. Форма проведения досуга формировалась годами. Ведь из нормальных семей сюда попадают единицы…
Особенно трудно приходится санитаркам. Потому что нарушения режима все же есть. Ведь за всеми уследить невозможно. Напившись, пенсионеры идут врукопашную, дерутся даже инвалиды, на которых, что называется, без слез не взглянешь! Еле ходят, казалось бы, откуда взяться прыти. Пьяных закрывают в отдельной комнате, так называемом изоляторе, пока они не придут в нормальное состояние. Чтобы не мешали проживающим. Своеобразный вытрезвитель без выезда за территорию.
Много хлопот доставляет инвалид-колясочник, страдающий хроническим алкоголизмом. «Друзья с воли» то и дело передают ему поллитровки через дырки в заборе. Он напивается, теряет человеческий облик. Материт санитарок, справляет нужду прямо в штаны. Его приходится мыть, стирать… Подобных жильцов здесь несколько. В поселке Новая Биофабрика с работой большая напряженка. У женщин нет выбора: либо работать, несмотря ни на что, и приносить домой хоть какие-то деньги, либо обрекать свою семью на беспросветное прозябание с туманными перспективами.
Без уюта нет приюта
Все проживающие обеспечиваются четырехразовым питанием: завтраком, обедом, ужином и даже полдником. С интервалом в час по отделениям разносят свежезаваренный чай. В каждой секции – мягкая мебель, «видеодвойка». У многих телевизоры и холодильники стоят даже в комнатах. В фонде интерната более 300 видеокассет, есть книги, газеты. Работает кабинет лечебной физкультуры с большим выбором тренажеров. Регулярно приходят из церкви, проповедуют слово Божие. На праздники приезжают с концертами творческие коллективы города. 75% пенсии каждого человека остаются в интернате. На эти средства пенсионеров и инвалидов кормят, обеспечивают уход. 25% от пенсии выдаются на руки. Проживающие тратят их по своему усмотрению. Покупают сладости к чаю; если есть желание иметь личные вещи, то – что-то из одежды. Хотя одежды, вплоть до нижнего белья, достаточно и в казенном учреждении. Словом, проживающие могут жить жизнью типичных орских пенсионеров: смотреть сериалы, читать газеты, обсуждать новости на лавочках, заниматься рукоделием. В некотором смысле жизнь у них намного легче, чем у многих пенсионеров нашего города. Деньги на карманные расходы есть всегда независимо от величины пенсии. Не надо думать, чем заплатить за квартиру, как прокормиться на мизерную пенсию. Вместо физической работы на огородах – для желающих физкультурный зал…
Отделение для душевнобольных расположено обособленно. Дверь – с металлическими решетками. С остальными проживающими они практически не общаются. Медперсонал прошел специальное обучение, так что работа с этой категорией особых хлопот не доставляет.
«Единственная проблема, – сетует С. Тесля, – плохое обеспечение лекарствами. Больные сахарным диабетом должны получать бесплатные медикаменты, но закон и реальность – разные вещи. Из областного УСЗН средств на лекарства поступает мало. Но мы стараемся, чтобы люди получали самое необходимое. Кое-что проживающие вынуждены приобретать самостоятельно. Ведь иного выхода из этой ситуации пока не видно».
Хлеб и пряники для сына…
Есть такая притча. Сын-подлец вы-рвал сердце из груди у матери. Взял в руки и пошел. Но зацепился за порог родного дома, споткнулся и упал. А материнское сердце спросило: «Сыночек, ты не сильно ушибся?»
Жителей казенного заведения навещают нечасто. Это и понятно. В благополучных семьях редко кто решится определить в интернат родных отца или мать. Тех стариков, что остались одни к закату своей жизни, навещать некому: родственники давно уже в другом лучшем мире.
Зато много старушек, которых отдали в интернат дети-алкоголики. Бедняжки недоедают: собирают в узелки для сыновей и дочек хлеб, пряники, печенье… После каждого приема пищи пополняют свои запасы чем могут. Дети, которые, как правило, не работают и много пьют, к ним приходят по нескольку раз в неделю. Забирают узелки, мокрые от старушечьих слез. Забирают остатки пенсии – те самые 25%... Старушки, жалея своих непутевых детей, с готовностью отдают последнее: «Возьми, это тебе. А мне и так хорошо. Тут все есть…»