С бедой по жизни, судьбе наперекор

Две удивительно спокойные женщины разных возрастов терпеливо стоят у подъезда старого трехэтажного дома на окраине города. Что спокойствие это от внутренней силы, станет понятно потом, когда будут они рассказывать, как четвероногие члены маленькой семьи не могли пережить роковую летнюю ночь. Барак на трех хозяев, где в одной из квартир жили баба Ната, мама Лена и внучка Надежда (имена изменены), сгорел дотла. После пожара любимица внучки кошечка Мурка от полученного стресса долго-долго плакала, как плачут маленькие дети. Спаниель, живший во дворе, наглядевшись на пожар, от волнения поседел и «упал на ноги», долгое время потом болел. Так животные переживали беду хозяев-погорельцев, а бабушка Ната, мама Лена и внучка Надежда стали бездомными жителями Орска.Этой женской ячейке постсоветского общества не везло и в годы социализма. У Лены вроде бы и складывалась жизнь, родила Надюшку, получила с мужем квартирку в бараке поселка Степного. Даже документы подали на приватизацию жилья. Но случилась беда, и Лена в одночасье овдовела. Потом железнодорожное предприятие, где работала, можно сказать, пошло под откос перестройки. Женщина с ребенком осталась и без кормильца, и без работы. Пришлось матери ехать из села помогать растить внучку Надежду. Бабушка Ната вырвалась в город к внучке, как на волю. Годы прошли, а она с горькой простотой и уверенностью сделавшего хорошее дело человека произносит: «От мужа уехала». Наверное, от хорошей доли в преклонном возрасте не бегут, к детям едут в таких случаях только на время, внуков понянчить.
Орск манной небесной тогда еще нестарую женщину тоже не облагодетельствовал. Устроилась на работу в Степном поселке, но за колючей проволокой – хлебопеком в следственном изоляторе. И немало лет проработала. До самой пенсии. Скольких горемык, похожих на своего бывшего мужа, хлебом за эти годы накормила, наверное, не счесть. Не в райском месте свою пенсию баба Ната зарабатывала. Да еще в разные смены приходилось к печам на работу ходить.
Тем не менее жизнь постепенно наладили. С маленькой Надеждой нянчились по очереди, без копейки тоже не сидели. Окраину Орска газифицировали и в их барак провели газ. Сделали отопление, выплатили большие для небогатой семьи деньги, даже долги успели отдать.
Но наладившаяся жизнь два с половиной года назад закончилась бедой. В полночь 7 июня судьба издевательски разрушила все, назвав их погорельцами. От трудного, но стабильного быта остались только паспорта со штампиками прописки, телевизор, тумбочка, палас, одежда и сервант. И еще котенок, кошка да пес. Пожарные, говорят, приехали быстро. Но старый барак, занявшийся огнем, потушить невозможно. А как из пламени они выволакивали сервант – представить немыслимо. Хорошо, хоть сами живы остались.
Живность поутру отдали чужим людям, уцелевшие пожитки перетащили к родственникам. Отойдя от шока, умылись слезами да по-шли к властям со своим горем.
Власти помогли чем могли. Мест в общежитиях не сыскалось, но две брошенные квартиры с помощью администрации города и работников коммунальных служб все же подобрали. Из тех, что можно видеть в городских «хрущобах» на старых окраинах. С проемами выбитых окон, воронками в стенах от выдранных электрических розеток, без батарей отопления и сантехники. Три семьи, оставшиеся без крова, за два с половиной года как-то обустроились. Одни на месте пепелища построили дом, другие обжили чужие «бомжатники». В гостях у бабы Наты, Лены и Надежды случилось побывать в час, когда почтальон принес платежку за коммунальные услуги. Странная платежка. Женщины платят по фамилии давно умершего человека. Платят исправно не за одного, а за троих, даже несколько погасили долги покойника. Но по месту жительства они не прописаны.
Взрослые по очереди и спокойно рассказывают свою историю, а слушать их страшновато. За этим рассказом – одиночество трех человек, которые государству просто не нужны.
Власть людям вроде бы и помогла. Дала угол, крохи в рублях подкинула. Но на самом деле просто попыталась избавиться от беды погорельцев и проблемы бесхозных квартир одновременно. Если с погорельцами ясно – поселить их некуда, то история частной квартирной собственности, превращенной в бомжатник, довольно замысловата.
Но попробуем разобраться.
Лет пять назад хозяйка приватизированной «хрущевки», расположенной на первом этаже, нотариально оформила завещание на родственника. После смерти хозяйки в квартире, кроме тараканов и бродяг, никто не жил. Наследник имуществом не интересовался, в права наследования не вступал, а в этом году погиб.
Но бродяги в квартире, что называется, погуляли. Батареи, ванну и даже газовую плиту умыкнули. На деревянном полу жгли костры для обогрева. В силу профессии мне доводилось заходить в «обглоданное» бомжами жилье. Там, кроме загаженных фуфаек, матрасов и прожженных диванов, ничего не бывает. Кроме, естественно, шприцев, тюбиков от клея. Еще прокопченных кружек или ложек для «дури». И, естественно, засохших, извините за натурализм, остатков пищеварительной деятельности временных обитателей. В такие квартиры горожанам, за исключением милиционеров, коммунальщиков и журналистов, заходить противопоказано. Противно и небезопасно. Там обитают существа, бывшие когда-то людьми, в остатках одежды, еще немного умеющие говорить. Это дно человеческого бытия.
Для коммунальных служб оказалось настоящим благом, что «убитую» квартиру удалось отдать в хорошие руки. Постояльцы восстановили за свой счет жилище, не жгут костры на деревянном полу, исправно платят за услуги, не беспокоят участкового «передозами». Самое главное – отремонтированная проблемная квартира под неусыпным присмотром, трубы не разморожены. А что сами обитатели живут в ней без права на завтрашний день – привычные мы, вся страна так живет.
Новые обитатели, оставаясь прописанными на пожарище, вложили в неизвестно чью собственность труд и здоровье. На оконных проемах появились решетки, принесенные с пожарища, оттуда же перекочевала и железная дверь. Кто-то дал старый, но приличный диван, другие поделились газовой плитой. На этой плите над горелками – сваренная из арматуры решетка под кастрюли и сковороды. В окнах – явно не родные, а переделанные рамы с потрескавшимися кое-где стеклами, самодельная кухонная мебель – бедный, но чистенький уют ухоженного дома.
Как заведено в нашей суровой действительности, граничащей с бедой, на отремонтированный бомжатник нашелся претендент. У погибшего наследника, не вступившего в свои права, объявились родственники, желающие овладеть недвижимостью. И уже стучались в железную дверь с известной классической фразой: «А кто в теремочке живет?».
Женщины рассказывают свою историю, показывают разные документы и акты, письма, ответы самых высоких чиновников области. Но живут они в ежеминутной тревоге за свое будущее. Неизвестность убивает медленно, разрушает нервы ежечасно.
Если закон на стороне претендентов, погорельцы могут узнать о том, что они стали выселенцами, нежданно, по уведомлению судебных исполнителей.
В принципе, погорельцы не претендуют на право собственности этого жилья. Чтобы избавиться от повседневной пытки неопределенностью, женщины готовы влезать в долги, мучиться, но выплачивать за жилые метры из зарплаты и пенсии. Все равно кому – наследникам, городу. По справедливости.
А справедливость, полагаю, должна учитывать их труды по восстановлению квартиры до жилого состояния. Только стекол летом 2002 года для бывшего «бомжатника» погорельцы купили на полторы тысячи рублей. Полагаю, что с процентами и учетом инфляции те окна сегодня стоят намного дороже. Да и труд неплохо бы учитывать при расчетах.
Меня мучает мысль о наивной честности этих обитателей чужого жилья. Стоило им отказаться платить за жизнь в разоренной квартире, чиновники давно отсудили бы наследственное жилье в пользу города за долги как выморочное имущество. А, совершив все необходимые юридические «таинства», продали бы это жилье. Тем же самым погорельцам. Или, как минимум, прописали наших бедолаг по месту жительства. Я так думаю.
Сейчас у мамы Лены, кроме неопределенности завтрашнего дня, есть дополнительная головная боль. В ее паспорте значится регистрация по месту пожарища. Да еще дочке Надежде подходит время получать паспорт и становиться гражданином любимой Родины. А по адресу регистрации вместо дома стоят две разбитые плиты перекрытия, лежит снег на высохших зарослях амброзии.
С. Григорьев.