Дети интерната: жизнь в молочных тонах

На крыльце под солнцем нежится, щуря глазки, черно-белый котенок. Он прислушивается к городской тишине, поводя ушами, и ждет звонка с урока. Тогда здесь, у деревянного домика для животных, сооруженного справа от крыльца, собираются школьники, чтобы понянчиться с питомцами – псом и десятком котов. Символичная картина: брошенные животные и дети, обделенные здоровьем, а зачастую и нормальными семьями, для которых домом стал интернат.ШКОЛА ДЛЯ «СВОИХ»
Чтобы сюда добраться, путь надо начинать от автовокзала, дабы урвать «сидячее место» в маршрутке, следующей до Новотроицка. «Газель» с дребезжанием пронесется по серой трассе, в окне мелькнут коробки железобетонных гаражей, рыжие стены жилых кварталов. Полупустой трамвай довезет вас от вокзала на улицу Ломоносова, кондуктор высадит на безымянной остановке, и останется только спуститься вниз, к частному сектору. Здесь, среди одноэтажек советской постройки, расположено здание учреждения, которое официально носит длинное название специальной (коррекционной) школы-интерната четвертого вида областного значения. Говоря яснее, здесь живут, учатся и лечатся слабовидящие дети. Впрочем, не только они.
Когда-то, до тех пор, пока в Оренбурге не открыли аналогичную, эта школа была чересчур переполнена. Сейчас же сюда приезжают, в основном, жители восточного Оренбуржья, например, орских здесь - 16 человек, хотя есть ребята и из Пономаревского района, Тоцкого, Новосергиевки. Тем не менее норма – 12 человек в классе – не соблюдается. Неудивительно, что школа пользуется таким спросом, ведь детей с патологиями зрения немало, а редко какой родитель может найти достаточно средств и денег, чтобы регулярно возить ребенка на медосмотры и оплачивать операции. В интернате же дети живут в, скажем так, адаптированной среде.
Во-первых, без отрыва от учебы они проходят полный курс лечения: каждый квартал окулист осуществляет углубленный осмотр, благо, в необходимой аппаратуре интернат недостатка не испытывает. Во-вторых, в массовой школе у таких ребят бывают серьезные проблемы как с учебой, так и общением. Мало того, что они не могут читать с наглядных пособий, вывешенных у доски, так еще плохо координируют движения и, вообще, имеют иное представление об окружающем мире.
– Мир для них будто погружен в молоко. Например, многие из них думают, что дерево – это обрубленный ствол с несколькими толстыми сучьями: тоненьких веточек и кроны они не видят, – рассказывает И. Грибанова, заместитель директора по учебной работе. – Они не имеют представления, что такое мимика и что их лицо может кривить гримаски в зависимости от эмоционального состояния, внутренних переживаний. Даже когда им весело, на лице не появляется ни одной лишней морщинки. Поэтому у нас работают специалисты, обучающие воспитанников мимике и пантомимике.
В-третьих, с каждым учеником фактически ведется индивидуальная работа, не зря все педагоги прошли обучение на спецкурсах. Подготовка к урокам требует большого дидактического материала, на контрольных работах на каждую парту нужна отдельная карточка, при работе с картинами – иллюстрация. А если уж возникает необходимость разъяснить что-то с мелом у доски, то подходят всем классом. Через каждые 10 минут урока – обязательная физкультминутка, причем не просто под скороговорку «мы писали – мы писали, наши пальчики устали», а на расслабление зрения. В общем, труд учителя усложняется в несколько раз, возрастают и требования, подбор кадров ведется очень строго.
Не менее значимый фактор заключается в том, что дети находятся среди «своих». Согласитесь, в обычной школе ребята в очках с толстыми линзами зачастую чувствуют себя не очень уютно, отсюда и комплексы, и проблемы общения, и соответственное отношение к миру. Существующая же в интернате внутренняя социализация предполагает, что человека принимают таким, какой он есть. Все в одинаковой степени включены в жизнь детских организаций, здесь нет низших и ущербных. Детей учат работать со своим зрением так, чтобы окружающие даже не догадывались о существовании каких-то проблем.
ЕСТЬ КЕМ ГОРДИТЬСЯ
Интернату в этом году стукнет 25. Ребята учатся здесь не 11 лет, как в массовой школе, а 12. Вообще-то, должны бы больше, но, как говорит Ирина Григорьевна, один год потерялся, когда в 90-х произошел отказ от десятилетки: ученикам коррекционного учреждения «срок» не добавили.
– Ваши ученики к выпускным экзаменам получают полноценное образование? – уточняю я. – Знаете, бывает, что в спецучреждениях и образование тоже оказывается «спец».
– Программа у нас такая же, как и в массовой школе, но адаптированная к психофизиологическим особенностям учащихся. То есть, кроме общеобразовательных предметов, у нас введен большой блок корректирующих: ЛФК (координация движений, осанка), ритмика, социально-бытовая ориентировка (подготовка к самообслуживанию, ведению хозяйства, семейному образу жизни, создание интерьера), моторика и так далее. Большинство наших выпускников, как бы ни было тяжело им в учебе, не останавливаются на среднем образовании, около половины поступают в вузы и среднеспециальные учебные заведения.
Чтобы подтвердить свои слова фактами, Грибанова ведет меня к стенду, где вывешены фотографии особо одаренных выпускников.
– Вот смотрите. Александр Кашарный окончил аспирантуру, защитил кандидатский минимум и сейчас работает в Саратове, кандидат психологических наук. Сергей Дудин – выпускник 2002 года, поступил в Кемеровский университет внешнеэкономических отношений. Наташа Стрелова оканчивает медакадемию, Слава Магурин – директор сельской школы. В этом году Настя Зозуля претендует на золотую медаль.
Надо сказать, что круг профессий, которым могут посвятить себя слабовидящие дети, по понятным причинам ограничен, поэтому ребятам, хочешь – не хочешь, приходится выбирать умственный труд. Был случай, когда мальчик, вполне способный и к тому же чувствующий тягу к работе с оборудованием, поступил в орский техникум по специальности «литейное производство». Уже начался учебный год, парень был на седьмом небе от счастья, но, как только фельдшер техникума внимательно изучил медкарту, выяснилось, что из-за состояния здоровья выбранная специальность мальчишке не подходит.
Нет, конечно же, работать руками воспитанников интерната учат: они выполняют заказы на изготовление простых вещей, например, ручек для молотков, деревянных лопат, за что получают зарплату. Летом в интернате остаются лишь сироты, но и они находят себе занятие: те, кому исполнилось 14 лет, работают в «Утесе» – лагере труда и отдыха.
ДЕТИ ВОСЬМОГО ВИДА
Если обходишь здание во время перемены, коридоры полны мальчишек и девчонок. Они здороваются с незнакомыми. Скорее всего, привыкли к частым посетителям, ведь в интернат постоянно наведываются то для обмена опытом, то для контроля. Возможно, для них даже чувство любопытства, исходящее от меня, впервые оказавшейся в подобном заведении, привычно. Стараешься скрыть это обывательское любопытство, неуместное в данном случае, но во взглядах исподтишка оно еще острее. Хочется не просто понять, а увидеть собственными глазами, чем отличаются жители этого дома от тех, с кем ходишь по одной улице. От нас, нормальных, короче.
Вообще, принимаясь за написание текста, я долго думала, как бы сделать это корректнее, чтобы не ранить воспитанников интерната, их родителей и других, имеющих подобные проблемы со здоровьем. Перебрала несколько зачинов и заголовков. Но, как только доходила до того места, на котором споткнулась и сейчас, оказывалась в тупике. Дело в том, что говорить предстоит не только о слабовидящих, сиротах, но и о детях с непопулярными болезнями, наличие которых всегда хочется скрыть. Я имею в виду умственную отсталость. В новотроицком интернате живут 48 ребят, страдающих олигофренией различной степени тяжести.
Я старалась опускать глаза, чтобы не разглядывать в упор каждого школьника, ища в нем очевидные признаки болезни и откладывая сведения в профессиональную шкатулку памяти. Впрочем, педагоги уверили меня, что внешне далеко не все заметно отличаются от здоровых детей. Жизнь в интернате построена таким образом, что развитие ребят восьмого вида (так медики условно называют умственно отсталых) идет хоть и замедленными темпами (за 8 лет они оканчивают начальную школу), но все-таки опережает развитие сверстников из аккермановской школы, специализированной для обучения умственно отсталых детей. В прошлом году, например, из 17 выпускников вспомогательной программы 12 поступили в ПТУ. Бывает, пусть и редко, что в результате совместной работы педагогов и, конечно же, родителей диагноз снимают.
Но есть такие, на чьем развитии можно ставить крест, как бы страшно это не звучало.
– Катя опять салфетку погрызла, – педагог кабинета домоводства демонстрирует нам обглоданный лоскуток.
Как будет жить эта девочка по окончании школы? Совершенно очевидно, что без посторонней помощи ей не найти прямой дороги в огромном суетном мире. Да и те, кто развит более-менее полноценно, ограничены в правах вполне официально. Директор интерната Л. Гаврилова рассказывает мне историю выпускницы вспомогательной программы Ларисы из Орска, которую с полным правом можно назвать нестандартной, и однозначное отношение к которой сформулировать очень сложно.
Лена (имя изменено) – взрослая женщина, окончившая восьмилетку в Новотроице. Семь лет назад во время родов она лишилась ребенка, но тут же усыновила чужого, отказного, благо, документы в таком случае оформляются очень быстро. Прошло некоторое время, и специалисты органа опеки и попечительства спохватились, что, помимо того, что у матери не все в порядке со зрением и слухом, она страдает определенной степенью дебильности. Поступали предложения отнять ребенка, но не решились. Лена делает для мальчика все возможное. Пытается где-то подрабатывать, вяжет для него одежду, паутинки на продажу. Дома – чистота, алкоголя и близко не бывает. Но что сможет такая мать дать ребенку в интеллектуальном плане, вот в чем вопрос. Вопрос, ответ на который может дать только время, и любой поворот ситуации – будет воспитывать ребенка мать или детский дом – может оказаться трагичным. Но пока все в норме, ребенок учится в школе, а органы опеки стараются факт не афишировать.
Должна признаться, что, отправляясь в школу-интернат, я предполагала увидеть несколько иную картину. Готовилась, что место, где собраны дети с тяжелыми заболеваниями (а здесь есть ребята и с церебральным параличом), пропитано угнетающей атмосферой, будто внутри – крашенные в зеленый цвет панели и металлические койки. Но уже мурлыкающее кошачье семейство на крыльце поселило надежду на то, что я не права. И надежда оправдалась.