Дожить до совершеннолетия...

Когда Нина Юрьевна стала пересказывать по телефону трагический сюжет, я поняла, что уже слышала эту историю. Но тогда, устав от чужих трагедий, которые постоянно приходится пропускать через себя, я отмахнулась. «Не могу, – сказала я себе. – Хватит!» Да только, видно, никак мне эту историю не обойти. Нельзя. Особенно когда понимаешь, что есть еще кому-то дело до всех этих обездоленных, голодных, падших, раздавленных жизнью.– Понимаете, – волновалась Нина Юрьевна Верховых, – нельзя это так оставлять. Помрет девчонка, а дела до этого никому нет. Когда соседи стали обсуждать предстоящую смерть Гали, я думала – пустое. А тут она мимо моего палисадника идет. Я увидела – ужаснулась. Как привидение, еле ноги переставляет и даже тени не отбрасывает – нечему. А была-то не просто симпатичная девочка – красивая.
Еще несколько лет назад это была вполне нормальная семья: мама Оля, папа Саша и две дочери. Купили старенький домишко, начали строиться. Но умерла Ольга. И все разу пошло наперекосяк. Александр при всей свой беззлобности и слабохарактерности опустился, стал пить. Девочки остались без родительской опеки. Старшая вышла замуж, родила двоих детей, но ее семейная жизнь не сложилась. И для свой младшей сестры Гали она не самый лучший опекун.
Гале сейчас 17 лет. Доживет ли до 18-летия, остается под вопросом. Зимой она поехала в гости к своей подруге в Башкирию. И там с ней случилась беда. Девочку изнасиловали и жестоко избили. В больницу она не обратилась, хотела смолчать и перетерпеть. А когда вернулась в Орск, ей стало совсем плохо. В больницу Галю все же положили. Оказалось, что у нее серьезно повреждены внутренние органы. Девочка осталась без селезенки и практически без кишечника. После трехмесячного пребывания в медучреждении она стала весить чуть больше 20 килограммов.
Пробираемся с Ниной Юрьевной через высокие сорняки в захламленном дворе. Проходим через крепкий еще сруб начатого некогда дома, стучим в покосившуюся дверь. Открывает Александр Владимирович, отец Гали. Он трезв, а потому настороженно встречает незваных гостей. В полуразвалившемся помещении, которое и домом-то назвать язык не повернется, среди старых одеял и тряпья едва видна Галина голова на хрупкой шее. Но, когда она села, стало еще хуже – тоненькие кости обтянутые бледной кожей, которая сплошь покрыта сыпью. Соседи поговаривают – сифилис, но сама Галя и в социальных службах утверждают – аллергия на лекарственные препараты.
Из вороха тряпья на меня смотрят огромные, в пол-лица, глазища. Наверное, когда-то это было красиво, сейчас – страшно. В них испуг, настороженность и надежда на то, что появится добрая фея, которая возродит девочку к жизни.
Прямо над Галиной постелью нависла стена, готовая в любой момент обвалиться. Потолочную балку подпирает хрупкая на вид лесина. Сквозь закрытое мешковиной окно (в доме нет рам) скупо пробивается свет.
Галя в очередной раз пересказывает свою страшную историю. Отец сначала слушает наш разговор, но потом, окончательно сникнув, выходит во двор. Наверное, не только нам, но и ему понятно, что в таких условиях девочка не выживет.
Из беседы выясняется, что сестра-опекунша получает за Галю пенсию, но девочка этих денег не видит. Даже на бинт и вату, которые необходимы для перевязки, у нее не нашлось 100 рублей. Содержит ее отец, который подрабатывает где придется.
– Галя, ты сегодня ела? – спрашивает Нина Юрьевна.
– Да, – поспешно отвечает девочка, явно волнуясь за отца. – Раз пять… или десять.
– А что ты ела?
– «Бэпэшку».
Мы с Ниной Юрьевной обводим взглядами комнату. Разваленная печь, бутылка с водой на столике возле Гали, на кухонном столе ничего, похожего на продукты.
В дом возвращается Александр Владимирович. Он объясняет, что готовят они на улице на открытом огне. Дом в таком состоянии потому, что зимой они здесь не жили, а какие-то хулиганы выбили рамы, разбомбили печь. Разбомбили так, что от кирпичей осталось лишь крошево.
– Как же вы зимовать будете? – ужасаюсь я.
– А один человек хочет у нас купить этот дом. Нам взамен обещает комнату с электричеством и отоплением.
– А вы не боитесь, что в итоге останетесь на улице? Ведь, скорее всего, так и будет! И если вы сможете выжить где-нибудь в теплотрассе, то ваша дочь погибнет.
Он понуро молчит. Как выяснилось позже, молчит и о том, что это старшая дочь требует продать дом и отдать ей половину суммы.
Я уходила из полуразвалившегося дома в подавленном состоянии: что я могу для них сделать? Практически ничего!
Звоню туда, где впервые услышала эту историю, – в центр социальной помощи семье и детям «Гармония».
– Что было в наших силах, мы сделали, – отвечает соцработник. – Обеспечили ей лечение, помогли вещами и продуктами, восстановили документы, оформили пенсию. Сейчас, чтобы набрать вес, девочке нужна белковая пища (мясо, яйца, творог). Горожане приносят в центр, как правило, овощи, фрукты, соленья и варенья. Мы обращались за помощью к предпринимателю. На выделенную сумму приобрели белковые продукты. Но ей такое питание нужно постоянно. Кроме нас, в судьбе девочки принимала участие районная соцзащита.
На этой грустной ноте историю Гали можно было бы и закончить, но перед сдачей материала в номер позвонила Нина Юрьевна Верховых.
– Знаете, – сказала она, – после нашего визита они воспрянули духом. В доме порядок навели. Саша на работу пошел. Он ведь не конченый человек, просто от безнадеги опустился. А я решила не ждать, пока кто-то откликнется. Еще не известно, отреагируют ли как-то власти. Обошла соседей, поговорила, мол, можно косточки девчонке перетирать, смотреть, как она умирает, а можно попытаться спасти. Многие откликнулись. Кто-то продукты дал, кто-то – простыни, пододеяльники. Может, общими-то усилиями и спасем людей?

Татьяна Зиннатуллина