Вот она какая – Большая, а ныне улица Советская

Историческая справедливость требует, чтобы новый цикл публикаций об улицах города был начат с некогда главной, Большой улицы, ныне именуемой Советской.Велик соблазн начать издалека, вспомнив еще Кирилова и знаменитую экспедицию, рассказать о крепости, но… начнем все же с момента, когда Орск получил статус города, то есть с 1865 года.

Немного истории
На тот момент население и постройки размещались в пределах старого вала бывшей Орской крепости. Согласно переписи 1867 года в Орске числился 341 дом.
В 1870 году Р. Игнатьев отмечал в отчете: «… улицы не распланированы, постройки сделаны произвольно, улицам никакого названия нет…»
Первый план города был составлен летом 1870 года. А формирование улиц и застройка начались в 1871 году. Решением городской думы с апреля 1878 года улицы стали получать наименования в части, примыкающей к Преображенской горе. Тогда главная улица получила свое имя – Большая.
Жилых домов на Большой было чуть более десятка, да и в тех первые этажи заняты под магазины и лавки купцов 2-ой гильдии В. Литвака, В. Шустова, А. Солодова. Торговые ряды тянулись по обе стороны улицы. А от почтово-телеграфной конторы (отделение связи № 22) до Высшего начального четырехклассного мужского училища размещался рынок, именуемый Толчком. Здесь же, на Большой, были Торговые дома «Г. Башкиров и К», «Бурнаев и племянники». На Большую выходили фасадом гостиница «Урал», номера Мелиховской гостиницы и гостиница Акулова-Савельева, чайная Шигиахметова, а также Управление воинского начальника и орское уездное казначейство. С 1914 года на Большой появился кинотеатр «Русь». Три солдатские казармы также выходили на Большую. Только в конце 1920-х они были переведены на территорию бывшего женского монастыря.
При всем желании мы не можем найти очевидцев того, дореволюционного, Орска, но что нам мешает вообразить живописную картину…

Картинки с улицы Большой
Мысленно убираем с Советской обветшалые трехэтажки советской постройки, сквер с памятником Богдану Хмельницкому. Освободившееся пространство вплоть до музучилища (Высшее начальное 4-классное училище) заставляем торговыми рядами с товарами и населяем людьми. Вот гимназисточка в темном платье еще минуту назад строила глазки щеголеватому офицеру, а теперь забежала в фотосалон Ивана Завьялова. Семья мещан долго готовилась к выходу «в свет», наряжалась во все самое лучшее, женщины доставали из сундуков наряды и украшения, мужчины расчесывали, мазали маслом бороды и волосы. Вихрастый подросток выскочил на улицу, чтобы вместе со сверстниками таскать у баб семечки и дразнить молодого инородца, «ни бельмеса» не понимавшего по-русски. В шумной толпе Толчка раздаются крикливые бабьи голоса, мелькают серьезные лица мужиков, малиновые верхи казацких фуражек. Потолкавшись на рынке, многие отправятся в чайную Шигиахметова («Мануфактурная лавка»). Дама в кокетливой шляпке, выписанной из «самого Парижу», брезгливо осматривает местный товар. Ее поджидает дородный купец. Он оглядывает толпу, похлопывая от нетерпения хлыстом по сверкающему голенищу сапога, и прикидывает, чего в этом изобилии недостает, чтобы завезенный товар разошелся с наваром.
В ускоренном режиме прокручиваем пленку времени и воображаем другую картинку, которую описал в воспоминаниях орский красноармеец Константин Сергеев:
«Пришла очередь меньшевиков, кадетов и эсеров уйти в оппозицию. Они по-прежнему собирали свои митинги, но все больше закрытые. Попробовали как-то на улице митинговать, но получилась комедия. Шли по Большой улице к Соборной площади с красными флагами, с транспарантами, на которых написано: «Да здравствует Учредительное собрание!» Впереди – Правдухин с Сейфулиной с растерянным видом, а рядом купцы в шубах дорогих, в шапках бобровых, попы в рясах черных, животы свои, как образа, несут бережно, офицерье франтоватое, дух от них французский на версту, и все поют: «Долго в цепях нас держали, долго нас голод томил!» Народ над ними потешается, пацаны снежками закидывают, а те вид делают, будто не замечают. А тут дед Варенов из боковой улочки на лошаденке перед их процессией выехал, соскочил, и опрокинул могучими руками телегу прямо под ноги буржуям. А в телеге навоз свежий - на сапоги сверкающие купцу Мамонтову да на рясу шелковую протоиерею Страхову».

Советская глазами современников
Можно предположить, что некоторое время после революции и Гражданской войны облик города менялся незначительно. Если не считать одного, но весьма радикального изменения, связанного с любимой многими орчанами церковью на Преображенской горе. В 1930-е годы все церкви и мечети в городе были закрыты. 15 июня 1934 года в записке заведующего горкомхозом указывалось об освобождении ОРСом Нефтесоюзстроя Нагорной церкви, занятой под столовую, «на предмет разборки здания». Сохранились воспоминания Аграфены Миновны Севериной о тех памятных днях.
«В Орске в те времена дела странные творились, непотребные. Власть менялась. Вот антихристы и церковь рушить удумали. Я стояла на улице и смотрела, как золотую маковку веревками обвязали да тянуть начали. И все молитву про себя твердила. Страшно было слышать, как колокол будто стонет и бабы голосят. А я в то время в прислугах у врача работала. Скоро мужики в военной форме прибежали, врача спрашивают, мол, человек с лесов упал, расшибся. Хозяин вышел на крыльцо, выслушал их и говорит: «Что Господь порешил, то мне, рабу божьему, исправлять не пристало». И велел мне в дом идти, сам зашел и дверью хлопнул».
Не разобрали только колокольню. Еще много лет она хмуро взирала со своей высоты на город, используемая для установки флажковой сигнализации пожарной команды и в качестве водонапорной башни. Кирпич пошел на возведение кинотеатра «Октябрь».
Свое новое название улица Советская получила в начале 1930-х, а посему все ныне живущие очевидцы только под таким именем ее и помнят. В Пушкинские дни 1937 года городская комиссия рекомендовала с целью увековечивания памяти великого поэта назвать новый городской сквер вокруг кинотеатра «Октябрь» именем А. С. Пушкина. В 1938 году там был установлен бюст поэта.
Многое пережила вместе с горожанами некогда большая улица Советская, с тех пор ставшая и не самой большой, и далеко не самой ухоженной. И по-разному она сохранилась в памяти ее жителей.
Анна Николаевна Нестерова, 83 года:
- Хорошо помню весну 1942 года. Я тогда работала телеграфисткой на почте. Было 9 часов вечера, я закончила вторую смену и пошла с подругами к Уралу посмотреть, как прибывает вода. Встали на пригорке, разговариваем. Оглянулись, а вода уже и вокруг нас, и позади. Едва выбрались, а вода все прибывает. Побежали домой предупредить близких. Мы тогда жили на углу Советской и Ленина, почти у самой горы. Казалось, так высоко вода не сможет подняться. А ночью почти весь город ушел под воду. Одна гора, как плешь, торчала, усыпанная людьми и животными. Такого паводка никто не ждал, многие остались дома. А вода пошла так стремительно, что выбраться уже не было возможности. Всю ночь, сидя на крыше дома, мы слышали душераздирающие крики животных и мольбы людей о помощи. А кто поможет? В городе оставались лишь немощные старики, женщины и дети. Время от времени раздавался жуткий звук, похожий на вздох или стон огромного животного. Только утром я поняла, что же это такое, когда увидела, что половина домов просто исчезла с улиц. С таким звуком оседали размокшие от воды саманные дома. Потом по улицам плавал большой сколоченный плот. На плоту – груда мертвых тел, прикрытых рогожей. Но о том, что погибло много людей, ни один официальный источник не сообщал.
Таисия Николаевна Голомазова, 75 лет:
- Хорошо помню Советскую после войны. Она была любимым местом отдыха горожан. Улицы были чисто выметены. Повсюду разбиты цветники, много скамеек. Взрослые прогуливались парами, а молодежь – стайками, чаще всего по той стороне улицы, где кинотеатр и 49-я школа. Она была шире. А вот в связи с булыжником, которым была вымощена улица, в память врезалась другая картина. После войны в Форштадте появилась преступная семья, которая промышляла тем, что приглашала на постой приезжих торговцев, а потом грабила и убивала их. И вот, когда бандитов арестовали, то вели по Советской в наручниках. Они были обуты в американские ботинки на деревянной подошве. Навсегда в память врезался звук их шагов по булыжной мостовой.
Валентина Григорьевна Мищенко, 64 года:
- Можно сказать, что на Советской я встретила свою любовь. Как-то пришла с подругой в гости к двоюродному брату Ивану. Сидим, и вдруг с мороза в комнату заходит молодой человек в модной тогда «московке» с серым каракулевым воротником, щеки от мороза красные, губы яркие, брови черные. Такой красивый, мы с подругой прямо ахнули. Тогда-то и познакомились. Через некоторое время иду по Советской, Володя идет по противоположной стороне улицы. Так хотелось, чтобы он меня заметил, но окликнуть стыдно. Бегу, тороплюсь, а тут на тротуаре дети дорожку ледяную раскатали. Я на нее наступила и грохнулась со всего маху. Не догнала… Помню и другое мое падение на Советской. Это был 1963 год. Идем с сестрой Татьяной по улице. У меня в руках – большой белый сверток: доченька. Я из-за свертка дороги не вижу. Поскользнулась и упала. Таня у меня сверток из рук выхватывает: «Дай сюда. Ребенка угробишь!» И тут же рядом приземляется. Мимо люди идут, с осуждением на нас смотрят, а мы сидим посреди улицы и хохочем. Сейчас и не пойму, отчего так весело, так смешно было. От полноты жизни, от молодости, от счастья, наверное. (Надо признаться, что в том свертке был автор данной статьи восьми месяцев от роду – Татьяна Зиннатуллина.)

Татьяна Зиннатуллина