«Что делать?», или Второе хождение в Китеж

На Рождество Второй канал показал фильм Павла Лунгина «Остров». Кинокартина вызвала самые разные мнения. Одни увидели в «Острове» альтернативу житейскому морю с его бурями и страстями. Другие – вкус истинного Православия. Третьи – только юродство и «достоевщину».Равнодушным «Остров» не оставил, кажется, никого. Все дело, на наш взгляд, в загадочном статусе главного героя. Ведь отец Анатолий не просто монах. Он православный старец. То есть человек, явно достигший святости, имеющий прямой «выход» к самому Богу и знающий Его волю о мире.
Первые шаги
Такие старцы существуют в дейст-вительности. Они несут странное (для людей, не знакомых с Преданием Православной Церкви), но совершенно необходимое для душевного спасения христианина послушание – указывают человеку его место в жизни. Прозорливо называют забытые или утаенные грехи. Изгоняют бесов.
О визите в начале этого года к одному из православных старцев – о. Науму, принимающему в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре (это не котельная, а вполне приличная келья – вся в книжках – под Трапезной палатой) – наш рассказ.
Перед тем как приехать на беседу к отцу Науму, я постарался подготовиться в меру сил. Читал специальную литературу. Расспрашивал сведущих людей, тех, кто уже говорил со старцем. Консультировался с духовником, который до того передавал старцу от меня записку. Из книг я узнал, что старец – это проводник воли Божией и его (старца) совету нужно непременно последовать. Люди предупредили, что попасть к старцу сложно, поскольку к нему приезжают со всей России. Но не невероятно. Желающий должен запастись смирением. Претерпеть долгое стояние, непрестанно читать молитвы. Наконец, иметь дерзновение. Духовник (по телефону) помог правильно построить исповедь (нужно было записать на бумаге все свои грехи, даже исповеданные).

Черный кот, белая кошка
Вот и Сергиев Посад, Лавра. В Татьянин день причащаюсь святых Христовых Тайн. А на следующее утро направляюсь на территорию старца, охраняемую тремя дверями. Первую дверь миную без труда. Слева от нее под стеклом среди объявлений – бумажка, на которой шариковой ручкой обозначены часы приема. Находящаяся за дверью дорожка приводит меня в полуподвальное помещение Трапезной Палаты.
Там довольно просторно, даже уютно: домашнюю атмосферу создают завсегдатаи этого места – черный кот и белая кошка. Но вторая дверь, за которой, как я потом узнал, лестница, ведущая наверх, еще на запоре. Это не беда. Беда в том, что страшно холодно. Мерзнут ноги и руки. Стынет нос. Попасть бы внутрь.
Вот дверь открывается. «Нижняя» келейница, матушка Пелагия, начинает «запуск». Все происходит так, как мне говорили. Толпа женщин, расталкивая друг друга локтями, устремляется в проем. Я просто наблюдаю. Келейница тоже. Отсчитав двадцатку возможных «клиентов», закрывает дверь.
Я не отчаиваюсь. Жду о. Наума как бы «ниоткуда». Та же наивная, детская вера написана на лицах других, стоящих рядом со мной неудачников, не прошедших заветный рубеж. Их тут человек 15-20. Миряне, монахи, священники. Все хотят поговорить с о. Наумом и не уходят, несмотря на мороз. Минуты скрадываются Иисусовой молитвой, теплым общением (мы узнаем, кто откуда) ...и белой кошкой, очень ласковым животным, постоянно просящимся на руки. (Черный кот, напротив, держался очень независимо.)

Отец Силуан
По прошествии трех часов мороз берет свое и народ начинает постепенно разбегаться. Кто-то уходит домой. Кто-то – пить чай в трапезную. Кто-то – в Успенский собор на литургию. А я полагаю, что настает время проявить «дерзновение», и прибегаю к помощи отца Силуана. Этого лаврского иеромонаха я никогда не видел. Но мне посоветовал к нему обратиться мой московский друг Артем, который однажды с отцом Силуаном хорошо посидел на трапезе. Звоню о. Силуану. Он откликается. Это солидный, флегматичный, благодушный, вальяжный чернец. Скорее либерально-попустительского, чем фарисейского склада.
Осторожно спрашиваю: в курсе ли старец присутствия здесь моей скромной персоны. О. Силуан небрежно машет рукой – «Это неважно!» – и начинает меня «проводить». Стучит в заветную вторую дверь (бросив только Пелагии, что я с ним). Тянет по лестнице сквозь толпу людей наверх, на площадку перед третьей дверью, где распоряжается «верхняя» келейница Антонина. Ставит вторым человеком от начала очереди. И, указывая на первого, резюмирует басом: «Вот, за ним пойдешь». После чего уходит.

На лестнице
Я впадаю в легкий шок. И вижу, что не только я. Ужасно неудобно. Люди стояли-стояли, а тут – такой «кадр». Пристало ли так поступать?
Весь в сомнениях и противоречиях, подбираюсь к двери поближе, когда последний передо мной человек заходит в келью. Пусть старец все скажет мне сам. И про веревки, то бишь грехи, которые меня, конечно, связывают. И про крышу, которую, конечно, надо чинить.
Однако все вновь выходит не так, как я предполагаю. Келейница Антонина прибегает к альтернативному способу запуска «клиентов». Она начинает их проводить не в порядке общей очереди, а как заблагорассудится (этот способ, как и тот, которым я воспользовался, практикуется тут вполне легально). Я с изумлением, тревогой и даже восхищением начинаю созерцать, как мимо моего носа проходит Ирина из Урюпинска. Проходит Валентин из Сабурова. Проходит сын самой генеральши Поповой…
Ситуацию обостряет время, которого катастрофически не хватает (уже около 12). Тут еще какой-то высокий, осанистый иеромонах (явно здесь свой) приводит с собой на правах проводника беременную женщину. Так…
Похоже, на беседу к старцу я сегодня уже не попадаю. И без помощи келейницы не обойтись. К ней и обращаюсь. Говорю с необычным для себя смирением, делая акцент на местоимении: «Матушка, когда же вы меня пустите?» Келейница не выдерживает такого простого вопроса и уходит вниз. А я вдруг отчетливо осознаю, что поговорить с о. Наумом мне удастся.

Лицом к лицу
Так оно и происходит. Ровно в 12 дверь распахивается, и старец находит во мне неожиданную преграду. Даже забыв сложить ладони крестом, проговариваю заветные слова: «Я по благословению орского священника о. Олега Топорова, который переехал в Краснодарский край…» Старец с ходу познает ситуацию и прибегает к помощи символов. Делает вид, что он глухой. Даже руку к уху прикладывает: «Что-что? Не слышу». Я повторяю громче. Старец пребывает в той же позе. Потом – еще громче. Отец Наум все «не слышит» (вечером мы с духовником не без труда поняли, что все это значит).
Наконец происходит переход к самому главному. Старец предоставляет мне возможность обозначить основную проблему. Спрашивает: «Чего вы хотите?» И я задаю ему извечный русский вопрос: «Что делать?»
Три-четыре секунды батюшка проницательно смотрит мне в глаза («читает»?). Потом моментально отдает распоряжение стоящему рядом иеромонаху. Ясным звонким голосом старец произносит: «Отец Аверкий! Исповедать молодого человека! Дать ему книжек!» И удаляется.

Благословение старца
На следующее утро, заручившись поддержкой преподобных Кирилла и Марии, а также их сына, святого Сергия Радонежского, вновь прихожу к заветной двери в стене храма Трапезной палаты. Здесь все по-прежнему. Ледяными узорами разукрашены окна. Дрожащая от холода кошка, страстно желающая, чтобы ее взяли на руки. Сосредоточенные лица вчерашних знакомых, каждому из которых о. Аверкий обещал передать ответ, как, впрочем, и мне.
В начале седьмого вновь становлюсь очевидцем церемонии «запуска». Однако внутрь уже не стремлюсь. Теперь мне понятно, что присутствие на лестнице и площадке ничего не решает. Все зависит от Бога, ожидающего готовности человека к беседе. И от человека, долженствующего обеспечить эту готовность. Все зависит от правильного соработания сторон. Не успеваю я все это обдумать, как появляется о. Аверкий. Лицо его излучает свет. По очереди подходит он то к одному, то к другому, передавая совет старца и волю Божию. Люди, окрыленные благодатью, которая, видимо, поселяется в сердцах, тихонько уходят.

Павел Коряков