Отложения солей? Не грусти! Похрусти!

Пенсионер – явление в России еще не изученное. Выживает в невыносимых условиях. Кажется, попадет в болото, только поначалу неудобство ощутит. Привыкнет и найдет массу приятного: солнце жарит, а ногам прохладно. На Луне нет жизни? Отправьте туда пенсионера, через год и на видимой, и на невидимой стороне, в каком-нибудь кратере будет торчать розовощекая редисочка, навострится зеленый лук. У него есть будущее в виде пенсиона. Он уже перестал сетовать, ныть и надеяться на государство, живет по собственным правилам: много есть нельзя, а мало – скучно; считать чужие деньги неприлично, а свои – неинтересно. Сам все добудет, потому что имеется жизненный опыт, силы и руки, которые растут оттуда, откуда полагается.
Ивана Алексеевича Гурькина кормит огород и сад возле Елшанки. Зимой он продает соленые бочковые огурчики, капустку квашеную, варенье в закатанных банках. А сегодня – пучки лука, щавеля, редиски. Он не перекупщик, поэтому дешевую продукцию быстро расхватывают. Но главное его хобби – плетение из ивы. Когда, спрашиваю, появятся корзины и малюсенькие корзиночки, кресла, шкафы, короба?
– Не весной, – отвечает, – сейчас ива зеленая, соками полна, нет в ней гибкости. В октябре – в самый раз. Тогда огород отходит, времени хоть отбавляй. Ухожу в степь к маленьким речушкам и ручьям, по берегам которых и произрастает кустарник. Я делаю хорошее дело, режу ветви, и ручьи очищаются, оживают. Вымачиваю лозу и плету. В нашей деревне этим промыслом жили веками, возами везли корзины и короба на ярмарки. Пригодилось нынче умение.
Иногда мне заказывают смастерить комплект мебели для дач. Стол могу сплести, кресла. Если покрыть потом лаком, очень красиво получается.
Возле рынка в воскресный день какого только товара не увидишь. Здесь и изделия из дерева, камня, и вязание, и комнатные цветы, попугайчики, рыбки в аквариумах, щенки и котята.
Традиционно незрячие музыканты играют на гармошке жалостливую музыку. Какой базар без песни? Когда-то инвалиды по зрению имели приличную работу, механический завод давал им под заказ сборку несложных элементов холодильников. Теперь они выживают, кто как может. И петь песни – не самый худший способ. За день набирает музыкант двести-триста рублей. Не очень ощутимая прибавка к пенсии. Но разве из-за этого растягивает меха гармонист? Ему надо побывать среди народа, почувствовать запахи сирени и жарящегося шашлыка, услышать гомон толпы и гортанную речь вьетнамца, звон монет на дне футляра.
Не видно что-то дедка, прозванного Самоваром. Катил тележку, на которой была установлена печка, из трубы выходил дымок, и зимой он разливал продавцам горячий чай. Многие смеялись: много ли на чае заработаешь? Не много. А потолкаться, посудачить, услышать людское одобрение смекалке?
Бабушка Настя – спец по носкам вязаным, теплым. Лето, конечно, не ее сезон. Но она заготавливает изделия на осень – зиму. Рассказывает, когда есть дело в руках, ничего не страшно, копейку заработать можно. Много ли пожилому требуется? Покупает пух, чешет, прядет, а потом коротает время за спицами в однокомнатной квартире. Рисунок выдумывает, цвет подбирает. Соседки заказывают носочки по размеру, она выполняет заказ. И жизнь наполняется смыслом.
Вдруг иногда правительство вспоминает, что размер пенсии маловат, начинает прибавлять по сто, а то и двести рублей и похваляться на всю страну. Пенсионеры понимают – насколько прибавка, настолько же цены подпрыгнут. Иногда им становится обидно. Но депрессия престарелого – обыкновенная злость без энтузиазма. Обсудят с соседками преимущество силы, которой прощаются слабости, а назавтра пойдет дядя Ваня заготавливать ивовые прутья, тетя Настя – прясть шерсть, а незрячий музыкант – ремонтировать гармошечные меха. Пустой-то желудок ближе к сердцу.

Татьяна Алова