Асия Султанаева: "Домов ребенка быть не должно!"

Глубину человеческого горя можно познать, наверное, только в одном месте – в детском доме. Трагедии детей нельзя описать никакими словами. Каждая судьба уникальна в своей беде и ее необратимости. 132 больных малыша живут в городском Доме ребенка. Участь их незавидна. Без всяких экивоков можно говорить о том, что большинство этих детей ждет безрадостное будущее. Судьба благоволит единицам – счастье быть усыновленным приходит далеко не к каждому. Но, тем не менее, Асия Талгатовна Султанаева, профессиональный врач-педиатр, директор Дома ребенка, говорит о том, что весь их коллектив работает на усыновление. Ребенок, обретший семью, - вот главный результат.- Вы знаете, моя жизнь так сложилась, что я, можно сказать, случайно стала работать в Доме ребенка. Хотя никогда не думала об этом. Я вообще не предполагала, что такое учреждение в Орске может быть. Непередаваемо то, что увидела тогда, в 1985 году, на улице Школьной, 4, где размещался Дом ребенка. Барачное здание, мыши бегают, дети на голых клеенках. Первый день работы прошел в полном ужасе. Но потом на брошенных детей стали постепенно обращать внимание, издавались постановления партии и правительства, выделялись средства, и немалые. Затем нас перевели в п. Первомайский, в школу № 21. Там, кстати, было неплохо. Двор хороший, хотя и набеги были, и забор ломало местное хулиганье. Потом начались проблемы на никелькомбинате, перебои с теплом, и нас перевели сюда, на ул. Короленко.
- Что изменилось с тех пор в Доме ребенка?
- Когда я начинала, он был рассчитан на 65 детей. В то время на Всероссийском совещании рассматривался вопрос о закрытии отдельных домов из-за большого количества свободных мест! Отказных детей стало больше в период перестройки. С тех пор ни у кого уже не возникала мысль о сокращении приютов. Молодежь, наверное, другая стала. Хотя… Ведь не только молодые мамы отказываются от детей, встречаются и зрелые женщины. Причины отказа самые разные. В основном ссылаются на одиночество и слабое материальное положение. А бывает, и просто пишут: ребенок не нужен.
- Больных детей стало больше?
- Конечно. ВИЧ, сифилис, наркомания, алкоголизм – детей зачатых в таком соавторстве становится с каждым годом все больше. Есть дети, рожденные женщинами, принявшими за два-три часа до родов наркотик. Ломку им снимают в больнице, но нетрудно представить, что собой представляет такой ребенок. Дети к нам поступают практически с рождения. Конечно, мы пытаемся отследить дальнейшую судьбу таких малышей. Для этого с недавних пор введена такая форма отказа, где мать указывает все свои данные: место работы, родственников, причину отказа от ребенка… Но узнать все-таки, какая наследственность у ребенка, зачастую не представляется возможным. Нередко мамаша просто не проживает по адресу, указанному в бумагах. Практически сведений о родителях очень мало.
- Малышей часто забирают в семьи?
- В прошлом году 14 человек, жители Оренбургской области, усыновили наших детей. Из них только одна семья из Орска. Остальные из Оренбурга, Ясного, Бузулука, Матвеевки, Домбаровки…
- И так каждый год?
- Совсем нет! Такой всплеск, не знаю чем это и объяснить, пришелся именно на 2001 год. А обычно семьи обретают два-три малыша в год.
- Вы поддерживаете связь с новыми родителями детей?
- Скорее они со мной поддерживают. Пишут письма, шлют фотографии и в гости приезжают радостью своей поделиться. Вот последний случай. Трехлетняя Настя была удочерена в прошлом году семейной парой, очень зрелой, уже имеющей взрослую дочь. Отец недавно заехал ко мне. «У нас в доме появилось солнышко», - говорит и весь буквально светится от счастья. А недавно женщина, вдова, взяла девочку, да так быстро оформила все документы, в три дня уложилась. А те, кто ходит месяцами, никак выбрать не может, никогда не решатся на усыновление.
- А родные папа с мамой приезжают?
- Раньше такие визиты были в порядке вещей. А в последние годы – это очень большая редкость. К одному мальчику, имеющему тяжелую патологию, родители приезжают, высылают посылки. Есть у нас Машенька - очень больной ребенок. А девочка из нормальной семьи, мама – медработник. В первый год ее жизни они делали все, что могли. А потом сдались, отправили дочку к нам. Бабушка объясняет это тем, что сын старший подрастает, требует тоже внимания. Но они раз в неделю обязательно звонят и приезжают каждый месяц.
- Вы как-то оцениваете подобные решения и поступки?
- Мне трудно сказать. Пытаюсь все же воздерживаться от каких-то оценок. Я не могу судить других. Знаю многих родителей, которые идут со своим больным ребенком до конца, ни разу не предав его. И в этой истории с Машей не все так однозначно.
И потом, вы знаете, человеческое равнодушие настолько безгранично. Впрочем, как и милосердие. По роду своей работы я часто сталкиваюсь с проявлением этих двух противоречивых начал. Например, некто Фролов регулярно переводит на наш счет деньги. А другой мужчина выпустил на наших детей собаку, когда те гуляли на улице. Крик, слезы, а гражданину хоть бы что. Территория не огорожена, рядом девятиэтажки, настоящий проходной двор, куда окрестные жители выбрасывают мусор, а меня за него потом санэпидемстанция штрафует. И это люди. Нормальные, благополучные.
- В вашей жизни есть ребенок, который запечатлелся в памяти навсегда?
- Руслан Юсупов. В нем ничего не было особенного. Ребенок как ребенок. Но когда я приходила в его группу, все дети почему-то говорили: «К Руслану пришли». Его потом усыновили американцы. Сейчас, я знаю, он чуть ли не лучший футболист в школьной команде.
- Четыре года жизни, практически совместной. А затем неизбежное расставание. Тяжело?
- Да. Особенно когда больных детей отправляют в гайский Дом-интернат для инвалидов. Вот тогда тяжело неимоверно. С открытием детского дома на ул. Новосибирской у детей появилась надежда на будущее. А раньше их путь лежал только в интернат. Хотя и сейчас трудно говорить, что будет в дальнейшем – детский дом пока не сделал ни одного выпуска, поэтому куда отправят наших детей - в специнтернаты или нормальные приюты, большой вопрос. Мы недавно двух мальчиков с большим трудом определили в Оренбургский детский дом, а потом узнали, что и их перевели к инвалидам под Саракташ. А дети не прощают такого обращения. 5-летний Руслан мне, например, не простил того, что его поселили в детском доме. Не простил он этого и своей любимой воспитательнице… А сейчас уже ясно, что и этого мальчика ждет интернат. Дети все понимают и чувствуют. Кажется, что ребенок умственно сильно отсталый, но они чувствуют настроение, добрый или злой человек. У нас была девочка Наташа с диагнозом олигофрения в стадии идиотии. Казалось, она не понимала вообще ничего. Папа служил в гарнизоне в Ясном, мама с бабушкой приезжали часто. А потом отца перевели в Тамбов. Так Наташа после разлуки с родителями выла у дверей три дня.
- К этому можно привыкнуть?
- Нет, нельзя.
- Вы отслеживаете дальнейшую судьбу таких детей?
- Стараемся, но, к сожалению, это невозможно чисто физически. Ведь сотни детей прошли за все эти годы. У нас работает социальный педагог, который занимается правовой защитой малышей. На сегодня 54 ребенка получают пенсии, которые складываются на их счета.
- Асия Талгатовна, вам порой не кажется, что весь мир болен? Взрослые, дети, все вокруг?
- Нет, что вы! Нам ни в коем случае нельзя замыкаться на болезнях. И потом, кроме тяжело больных детей, у нас много и относительно здоровых малышей. Больной ребенок или нет, сразу такой окончательный диагноз выносить ни в коем случае нельзя. Поэтому утверждать, что у нас специализированный Дом ребенка, где живут только больные дети, не надо. Да, у нас не менее пяти малышей в год умирают, потому что их болезни неизлечимы и не совместимы с жизнью в принципе. У нас живут дети, испытывающие непреходящие страдания. Но они наши дети. Лена, медсестра, мне на днях говорит: «Жохова - моя любимица». А у малышки детский церебральный паралич, судороги постоянные.
- Что в этом случае может сделать ваше учреждение, кроме как напоить и накормить?
- Многое. Я без всякой похвальбы скажу, что горжусь своим домом и своими людьми – Тамарой Владимировной, старшим воспитателем. Прекрасными врачами, воспитателями, медсестрами, среди которых есть настоящие фанаты, преданные детям всей душой. Недавно в Апатитах была, на Кольском полуострове, где находится базовый Дом ребенка Минздрава, так сказать, образцово-показательное учреждение. Больше всего поразило, конечно, наличие реабилитационного оборудования. Но хочу отметить, что и у нас не хуже, чем в центральных домах, где и денег больше, и возможностей. Мы проводим диагностику нервно-психического развития каждого ребенка, за воспитателями закреплены два-три ребенка, и на регулярных совещаниях мы решаем, что надо делать дальше в каждом конкретном случае.
Но, вместе с тем, я глубоко убеждена, что домов ребенка быть не должно. Какие бы хорошие условия жизни ни создать, какими бы квалифицированными ни были наши врачи и воспитатели, это не обеспечит ребенку полноценной жизни. Они привыкли все делать «хором»: дали одному таблетку, остальные обижаются: «А нам?». Неважно, что она горькая. У детдомовских детей развито чувство коллективизма, они готовы делиться и таблетками, и конфетками. Но вместе с тем, развивается и эгоизм в том смысле, что они уверены: им все должны. Родной дом никто и ничто детям заменить не в силах.
- А больным, наверное, тем более…
- Безусловно. Реабилитация, педагогическая коррекция приносят конкретные плоды. Ведь есть масса детей-инвалидов, которые живут дома, вместе с родителями и достигают просто поразительных успехов. А задержка психического развития, которая отмечается у большинства наших детей, - диагноз, который можно снять именно в родном доме, где мир совершенно иной. Что говорить, конечно, мы стараемся наших деток вывезти летом и на Урал, что получается редко, и в кафе, и в зоопарк. Но, сами понимаете, жизнь малышей весьма ограничена этими стенами.

Фото Григория Горбунова.