Чеченский дневник. Дорога домой

Отслужив почти два года, я так и не привык к тому, что жизненные декорации меняются с оглушающей быстротой. Траур сменяется праздником, а печаль - весельем. Именно поэтому так часто создавалось впечатление иллюзорности происходящего. Нормальный человек не может так быстро перерождаться, менять амплуа, превращаясь из трагика в клоуна. В жизни так не бывает. Торжество было, а соответствующее ему настроение уже давно утекло вместе с кровью погибших. И вновь мы готовимся к главному событию в войсках – Дню ВВ и приезду командующего. Опять начнется круговерть, подобная чехарде мелкого хлама, который поднимает в воздух проезжающая на большой скорости машина.Праздник прошел по классическим армейским канонам, и китель мой украсился крестом «За отличие в службе». Его я получил лично из рук командующего. Уже на следующий день моя машина стояла на линейке в готовности выехать на боевое задание. В этот раз отправлялись в поселок Новые промыслы. Опять мы должны обеспечить прикрытие колонны Ленинской комендатуры, но для этого нам предстоит совершить марш через весь город и через самое сердце Грозного – площадь Минутку. Инструктирую водителя Лыкова, чтобы тот осторожнее проезжал через блокпосты. Со мной едет стажер – молодой боец по кличке Ряба, это моя замена. И вот мотор машины вновь ревет, набирая обороты. Со Старопромысловского шоссе сворачиваем на проспект Победы. Дорогу обрамляют разрушенные высотки, а справа - весь в дырах от снарядов дворец Дудаева. Через минуту переезжаем по мосту через мутную Сунжу, впереди еще один мост – Романовский. Именно под ним был ранен генерал, дыра от взрыва так и осталась в опоре, напоминая проезжающим о событиях многолетней давности. И вот Минутка. Некогда красивейшая площадь Грозного теперь представляет собой груду строительного мусора - что осталось от высотных зданий. От нее мы провели инженерную разведку до Новых промыслов. Колонна комендатуры благополучно прошла по маршруту, и мы, следуя за ней, вернулись в свое расположение. Скоро нам предстоит еще один выезд и связан он будет с приездом Чубайса в Чеченскую столицу.
В этот день с самого раннего утра нас выгнали на улицы Грозного. Вводная была следующей: со стороны боевиков можно ожидать каких угодно провокаций, а по сему нам нужно оцепить район и усилить контроль на подвижных КПП. Мы развернули в одном из переулков КШМ и перекрыли дорогу. Через час воздух прорезал рев «двадцатьчетверок» – штурмовых вертолетов. Они принялись барражировать, многократно заходя на круг и отстреливая тепловые ракеты. Чуть позже несколько «восьмерок» перебросили из Северного аэропорта в комплекс правительственных зданий столичных гостей. В этот день мы провели на улицах Грозного более десяти часов. Уже начало смеркаться, когда штурмовики на бреющем полете сопроводили гостей обратно. Не знаю, о чем договаривался глава ЕЭС России с чеченским народом, но после визита АО «Грозэнерго» было переименовано в «Нурэнерго», а мои бойцы зверски проголодались.
В конце апреля проводили домой наших приятелей, Фидаиля и Рамиля. Из старшего призыва в роте остались три человека: я, мой закадыка Виталя и москвич Витька Крючков. В наряды нас уже не ставили, так как молодежь пока еще не справлялась с боевой службой. Целыми днями мы играли в нарды или же ездили на спецоперации.
И вот настала наша дембельская весна. На первомайские праздники объявили усиление, и мы вновь отправляемся на «спецуху», оседлав свою боевую лошадку. Едем недалеко, в Катаяму, но, тем не менее, дорога опасна. Пока мы, заняв рубеж, маскировали машину, над нами несколько раз с ревом прошло звено штурмовиков-«сушек». Мы входим в связь, и тут радист опорного пункта, что располагается на одной из ключевых высот, сообщил, что неизвестные подъехали к КПП бригады и обстреляли его. Подробности происшедшего нам рассказал участник событий, земляк из Адамовки Суннат. В машине находилась доблестная чеченская милиция, и когда наши солдаты, как того требуют правила, остановили УАЗик и потребовали документы у водителя, тот затеял драку. Ногой ударил бойца в лицо, и тут раздался автоматный выстрел в воздух. Чеченцы начали поливать блокпост пулями, но солдаты, запрыгнув в окоп, открыли ответный огонь. Результат схватки – пятеро раненых «чехов», двое из которых - тяжело. За происшедшим последовала неделя разбирательства, для чего из Ханкалы прибыла целая прокурорская делегация. Комиссия перевернула все вверх тормашками, пытаясь доказать неправоту наших солдат. Ребята целыми днями сидели в штабе, писали объяснительные. Слава Богу, мы из «Мухи» по ним не шарахнули. Там бы куда руки, куда ноги полетели. Тогда точно посадили бы. Ничего не вышло: применение оружия признали правомерным.
Через несколько дней я с радиостанцией уже бродил по закоулкам Черноречья. Комендант Грозного решил основательно «почистить» район. На одном из домов замечаю вывеску «ул. Оренбургская». Стало как-то тепло и приятно, вспомнил дом, жалко только с облаков на землю пришлось быстро вернуться. На утреннем построении начальник штаба предупредил: «Ладно, если нохчи уйдут вовремя из района. Если не успеют – нас там ждут до 300 боевиков». Выезжали в 5 утра и на подъездах к блокпостам выстреливали зеленые ракеты. Если вовремя не подать сигнал, обозначающий «я свой», солдаты на КПП сразу же откроют огонь на поражение.
Поселок Черноречье во время боевых действий пострадал меньше, чем центральная часть Грозного. На фоне разрушенных многоэтажек контрастно вырисовываются стройки и особняки, которые «новые чеченцы» воздвигают на берегу живописного озера. Было хмуро, и непрерывно капал дождь. Пока войска и милиция проверяли документы, на КПП собралась толпа. Все что-то доказывали и хотели побыстрее пройти на мост. Я с начальником штаба дошел до машины, в которой сидели бойцы комендатуры. Ребята достали рюкзак с провизией и мы сели завтракать. Армейские галеты, трехлитровая банка сока и тушенка. Пока все сосредоточенно уничтожали еду, по радиостанции сообщили, что поисковые группы вышли к заданным точкам. Вскоре мимо нас проехала колонна БТРов и машина с задержанными. Обошлось без крупных стычек.
Вскоре последовала моя последняя спецоперация. Дембельским аккордом стал выезд в поселок Кирова – одно из самых гиблых в Грозном мест. Раньше там была передовая, и земля буквально усеяна минами и прочими смертельными подарками.
В ходе следования инженерного дозора обнаружили, что дорога перекрыта «Уралом», который не позволяет пройти нашим БТРам. Начальник штаба посмотрел на меня и кивнул в сторону машины: "Иди, посмотри, не заминировано?". Сам он при этом отошел назад. Зажмурившись, думая, что может произойти в то время, когда до дома осталась какая-то неделя, я подошел к грузовику, выдохнул и быстро осмотрел его. Вроде бы все чисто. Сообщаю по рации, что можно работать, и буквально через несколько секунд стальной нос транспортера сталкивает «Урал» в кювет. Проходим еще сто метров. Мой взгляд случайно падает на молодого пацана-сапера. Тот становится бледным, словно смерть, передергивает затвор автомата и начинает пятиться назад.
- Чего у тебя там?
- Ф-ф-фугас.
- Где?
- В-в-вон, лежит.
В траве за большой трубой лежит болванка танкового снаряда. Я уже даю по радио команду всем укрыться и сам бегу назад. Вперед проходит БТР с системой радиопомех, и сапер дрожащими руками держит словно ребенка снаряд. Он машет нам рукой: «Ничего страшного, «чехи» детонатор не успели поставить». Снаряд был отнесен на пустырь и там взорван. Страшно подумать, что было бы , приедь мы на 15 минут позже. Части моего тела, наверное, не нашли бы до сих пор. После этой спецоперации комбриг объявил всему инженерному дозору благодарность, а саперу, нашедшему фугас, прибавил пять суток к отпуску.
И, наконец-то, домой. Отправляли нас два раза. Шестого мая вылет отменили из-за усиления, так что самолет заказали на пятнадцатое. Мы построились на плацу, и начальник штаба провел перекличку по полетному списку. После этого несколько раз проходим процедуру проверки личных вещей. Упаси Бог кому-нибудь вывезти гранату или патроны. Рассаживаемся возле вертолетной площадки и ждем, с надеждой смотря на небо. Вертушки прилетели только к обеду, а не утром, как было обещано. Несколькими рейсами нас перебросили в аэропорт Северный, где уже ждал транспортник. Вновь под крыльями горы голубой лентой мелькнул Терек, и мы уже вне зоны боевых действий. Нас встречает аэропорт Моздока. В Осетии еще час стоим возле самолета, ждем, когда объявят погрузку. Вновь подъезжают фсбшники, опять обыск, проверка. Неожиданно похолодало, и мы дрожим на ледяном ветру, который, резвясь, гуляет по аэродрому. На нас только летняя форма, которая не спасает ни от жары, ни от холода. По окончании погрузки бортинженер закрыл рампу и включил отопление. Мы сидим на скамейках и пьем газводу. Самолет уже должен был вырулить на взлетную полосу, когда одна из турбин, тревожно и натужно взревев, заглохла. Из под крыла повалил черный дым. Мы покрылись испариной, представив, что бы с нами было, случись поломка в воздухе. Ночевали на аэродроме, в неотапливаемых палатках, где из мебели были только пружинные сетки кроватей. Температура воздуха понизилась до двух градусов. Сна в эту ночь не было. Я то и дело вставал, отжимался, бегал и к утру уже был похож на сосульку. Днем долго мерзнуть не пришлось. Только мы, наконец, нашли дрова и затопили печи, как объявили посадку. Транспортный ИЛ взмыл в облака, перенося нас с Кавказа в Москву. Я смотрел на пики Эльбруса и Дыхтау, которые возвышались над шапками облаков, и мысленно помахал им рукой. Прощай Наур, прощай Моздок, сюда я больше не ездок.
На Чкаловском аэродроме мы расселись на траве и принялись ковырять уже надоевший за время путешествия сухпаек. Поесть, правда, не удалось. Колонна прибыла за нами раньше, чем ожидалось. Опять Щелковское шоссе, МКАД. За бортом снова была сытая и сверкающая столица, но теперь я ехал домой, и жизнь предстала передо мной уже в ярких красках. Грузовик то и дело обгоняли иномарки, и красивые девушки махали нам, грязным от чеченской пыли и не по-весеннему загоревшим. В бригаде нас встречали, как героев. Молодежь с любопытством косилась, а старые знакомые приветствовали. На построение вышел комбриг. "Рад видеть вас всех живыми и здоровыми. Те, у кого вышел срок службы, будут уволены в течение суток. Заранее предупреждаю - на радостях не пить и неуставщиной не заниматься, посажу на гауптвахту".
Уволили нас только через два дня. Выдали сопроводительные документы и, не сказав ни слова благодарности на прощание, вывели за КПП. «Все, езжайте, и чтобы в поселке вас видно не было». На станции в этот день поминали павших бывшие бойцы группы спецназначения и нам посоветовали лишний раз возле них не крутиться.Пешком дошли до станции Софрино, а оттуда доехали до Москвы. Не буду описывать двухдневную тряску в поезде и дрожь волнения на подъездах к Орску. Все, я дома.
Через день мы с Виталей, одетые в парадную форму, едем в нашу церковь на Преображенской горе. И вот на нас уже смотрят суровые лики святых, пахнет ладаном и миррой. Война – это грязь, от которой обязательно нужно очиститься. Военная жизнь, пролетает перед глазами разорванной кинопленкой. Я словно в кривом зеркале увидел нас, чумазых, провонявших порохом, на руинах того, что является истинным лицом России – города Грозного. Сжав зубы, хотелось прошептать: Родина, мы же твои солдаты, за что ты к нам так немила? Только проку от этого не прибавилось бы ни на йоту. Страна нема и глуха. Я перекрестился и поставил свечи за здравие тех, кто остался в той траве, и за упокой оставшихся на этой войне навечно.