По бездорожью, по буеракам, к обрыву...

...Корова была старая. Она давно уже забыла бесконечную степь и тянущую боль переполненного вымени. Она жила в отдельном боксе гаража городской администрации почти безвыходно. Ее хозяин, мэр города, изредка выводил ее по ночам под открытое небо. Но чахлая, пахнущая бензиновой гарью трава и серая бетонная стена забора ничем не напоминали степь. Только бесчисленные звезды в далеком черном небе оставались прежними из позабытой молодости. А больше от прежнего не осталось ничего. Лишь изредка в непроглядной тьме бокса, жуя бесконечную жвачку из безвкусного сена и прожитых лет, вспоминала она вдруг терпкий и теплый запах новорожденного теленка. И тогда корова шумно и гулко вздыхала, а то и мычала призывно неизвестно кому и куда.
Мэр был единственной нитью, связывающей ее с далекой и почти забытой жизнью. Корова не знала, что даже в инвентарном журнале хозотдела администрации она числилась сторожевой собакой.
Мэр тоже был стар. За много лет сидения в казенных кабинетах и хождения по холодным чистым коридорам он забыл, что когда-то была жизнь с простыми мелкими заботами и редкими человеческими радостями. Иногда ему казалось, что он с рождения был усталым и говорил специальным чиновничьим языком, где постоянно мелькали безликие «народ», «нас не поймут», «необходимо мобилизовать», «всецело и решительно». Корова была единственной и последней связью с прошлой жизнью, с сомнительным по реальности детством. Гуляя по ночам с коровой, он часто повторял подцепленную где-то фразу: «А был ли мальчик-то?»
Ему давно опостылела его работа и этот серый уральский город, который тоже умирал все явственнее с каждым годом. Все более упорно расползались по городу слухи об уходе мэра на пенсию.
Даже трусливый зав общим отделом администрации перестал приносить корове свежие батоны. Но мэра предстоящая отставка не волновала. Его давно уже ничего не трогало. Беспокоила только судьба коровы. Конечно же, ее сразу сдадут на мясокомбинат. Хорошо бы уйти в убойный цех вместе с ней, но ведь не пустят же.
В структуре администрации были промышленный и сельскохозяйственный отделы. Они давно ничем не руководили, потому как руководить было нечем. И эти отделы тоже чем-то напоминали мэру его самого и его корову. Это почему-то раздражало. По ночам его изводила бессонница. Он выходил на балкон, долго курил, вглядываясь в вечные, неизменные звезды, и вздыхал тяжело, почти по-коровьи.
А город, да и вся страна неслись в этой ночи, как та гоголевская тройка. По бездорожью, по буеракам,
к обрыву...

Виталий Ерофеевский