Затерянный лагерь

До минувших выходных я полагал, что самое страшное место на Руси – порушенная коммуна имени Макаренко, что в деревне Жуковка Нижегородской губернии - с кладбищем животных и бездонными колодцами, хранящими до поры до времени тайну смерти коммунаров, не подчинившихся строгому уставу председателя-диктатора. Но нечто подобное (если судить по внешнему сходству объектов) мне удалось сыскать и в наших краях – неподалеку от поселка Новая Биофабрика.Стоит напомнить читателю, что если свернуть от шоссе влево, немного не доезжая до этого славного поселения, и шагать по проселочной дороге мимо обгрызанной людьми и временем горы Полковник, то непременно попадешь на территорию бывшего пионерского лагеря «Солнечный». Некогда там звенели ребячьи голоса, трубили горны и били барабаны. И на призыв красногалстучного вожатого: «К борьбе за дело Ленина и коммунистической партии будьте готовы!» еще не отошедшие от бессонной ночи, проведенной в намазывании друг друга зубной пастой, мальчиши и девчата почти дружно отвечали: «Всегда готовы!». Ныне там слышатся лишь странные шорохи в развалинах, порождающие у случайного путника, забредшего в пионерлагерь, одиноко стареющий и гибнущий в степи, необъяснимые страхи.
Намеком на то, что здесь некогда была «ребячья республика», служат металлические (как их еще не вырвали с корнем!) ворота с коммунистической символикой. А еще - обрывки вылинявших лозунгов в разгромленных дачках, на которых с трудом можно прочесть, что пионер правофлангового отряда должен вести за собой сопливых октябрят, да рисованные ордена Ленина на кусках фанеры, валяющейся на асфальте возле несуществующего лазарета. Кочегарка и душевые похожи на банно-прачечный комплекс Грозного, в котором разорвалась пятидесятитонная авиабомба. Бассейны, давным-давно забывшие, что такое вода, поросли сорной травой. Особую жуть на фоне черных, несущихся над степью облаков вселяют торчащие из густых зарослей безголовые скульптурные изображения девушки с косой до пояса и какого-то таинственного четвероногого животного. То ли быка, то ли оленя – не разберешь. Между тем, в помещении слева от скульптурной группы, мною наблюдались признаки, свидетельствующие о наличии здесь живых существ. Возле домика на дереве висела пластиковая бутылка, приспособленная по рецепту «Очумелых ручек» под умывальник, рядом устроен очаг, а дверной проем закрывала вылинявшая ткань. Долго стучал камнем по стене, требуя хозяев наружу, но не услышал и слова в ответ. Пришлось заглянуть. Внутри – пока никого, но есть все условия для нищенского существования. На пороге соседней дурно пахнущей комнаты я наткнулся на пару замотанных во что-то тряпичное предметов и меня едва не хватил Кондратий Иванович. То ли куски труб в теплоизоляции здесь валяются, то ли… ноги покойника, одетого в истлевшие ватные штаны. Вглубь помещения я не прошел и исследовать данное обстоятельство не стал из-за хронической боязни мертвых тел, предоставив такую возможность сотрудникам силовых ведомств. А сам скорым шагом, постоянно оглядываясь на пионерлагерь, поспешил к остановке автобуса до города. Окрестности той проселочной дороги к мертвому лагерю, кстати, богаты на полезные находки из-за того, что с грузовиков и прочих машин валят сюда всякую отслужившую свой век всячину. При мне двое поселковых аборигенов отыскали в хламе выброшенный кем-то, но вполне еще пригодный для употребления унитаз. Подобные странные и страшные вещи творятся в окрестностях города.
Отчего, скажите мне на милость, всякий раз у нас случается такое. Сначала громко говорим с трибуны, думаем на ответственных совещаниях так, что лбы трещат, на тему, как бы по человечески ставшим бесхозным народным добром распорядиться, а в итоге – разруха? Взять, к примеру, этот самый лагерь «Солнечный». Не враз и не вдруг он стал степным сиротой. Прежние власти, пока еще живы были дачки и шла вода, заселили туда земледельческий десант из Таджикистана – учителей и мальчишек-школьников, которые за длинный русский рубль подрядились убирать поля. Поля убрали, в лагере жили. Но вместо длинного рубля им вывернули огромный русский кукиш. Таджики бежали назад, в родные горы, и зареклись больше ездить в Россию на заработки. Потом, как помнится, планировали отдать лагерь под коммуну для перековки наркоманов в нормальных людей. Коммуна в итоге с грохотом накрылась медным тазом. И лагерь просто-напросто бросили умирать. А разве не было в ту пору, скажем, забот по устройству деклассированных элементов, которые бродили и бродят по Орску, словно приведения по обветшалому рыцарскому замку? Нельзя было законсервировать лагерь или же демонтировать то, что можно? Но цивилизованно, не оставляя в степи гниющий памятник прежнего счастливого прошлого! Видимо, до таких высот осмысления действительности мы пока не дошли, потому пионерлагерь, судя по всему, так и останется наглядным примером начальственного разгильдяйства и бесхозяйственности.


Фото Дмитрия Бикбова.