«…Я смотрел на небо и не верил, что жив»

…Материал этот появился на свет очень просто: в редакцию пришла пожилая женщина и принесла отпечатанный на бумаге текст. «Напечатайте, пожалуйста. Муж мой - заслуженный человек, всю жизнь проработал на заводе им. Чкалова, фронтовик. Сейчас он уже совсем не встает с кровати, болеет часто, а в выходные у него день рождения. Девятый десяток живет ветеран. Сделайте приятное, детки».После я задумался: а ведь действительно мы вспоминаем тех, кому обязаны жизнью, только в праздники, да знаменательные даты, коих всего две: 9 Мая да 22 июня. Тем временем, подавляющее большинство школьников не помнит даже ключевые даты в истории Великой Отечественной войны, не говоря уже о героях. Обидно и горько это сознавать, особенно ветеранам. Ведь война – это вечный след в памяти человека, рана, которая всегда саднит. Об этом красноречиво говорят строки фронтового дневника Михаила Александровича Пухова.
- После окончания средней школы в 1940 году я был призван в ряды Красной Армии. Направили меня на Украину, в город Новгород-Волынский. Весной 1941 г., в конце апреля, наш артиллерийский дивизион перевели в Винницу. Служил в батарее 45-миллиметровых противотанковых орудий.
Служба в армии не была для меня тяжестью. Я и мои товарищи по службе не чувствовали ни «дедовщины», ни притеснений со стороны «стариков» - так мы называли бойцов второго года службы. Конечно, старшина батареи держал нас в ежовых рукавицах, мы его побаивались, но уважали.
21 июня 1941 г.
В субботу вечером мы побывали в нашем гарнизонном кинотеатре, после чего легли спать с приятным чувством завтрашнего воскресенья: значительная часть занятий отменялась.
Ночью некоторые солдаты слышали гул и взрывы, но не поняли, где и почему?
22 июня 1941 г.
Подъем был вместо 7 часов (так положено в воскресенье) в 5 часов. Приказали одеться и собраться в ленинской комнате. Дежурный по гарнизону объяснить ничего не мог.
В 6 часов прибыл в часть весь командный состав нашей батареи и других подразделений. Сообщили, что на границе с Германией что-то произошло.
В 7 час. 30 мин. батальонный комиссар из штаба дивизии и наш политрук сказали, что в 4 часа 22 июня немецкие войска перешли границу, атаковали погранзаставы и вторглись на территорию нашей Родины. Немецкая авиация атаковала наши города, воинские гарнизоны, аэродромы. Бомбили железнодорожную станцию и аэродром в Виннице.
В 8 часов мы получили каски, плащ-палатки, котелки, гильзы-смертники. Быстро позавтракали, после чего вся наша дивизия и еще какие-то воинские части двинулись на запад. Отойдя на 5-6 километров с возвышенности, куда шла дорога, мы оглянулись и удивились огромному потоку войск, машин, техники, орудий, повозок. Мы с удовольствием и гордостью заговорили: «С такой силищей мы вышвырнем фашистских вояк с нашей земли».
Около 11 часов над нашей колонной появились четыре самолета, не похожих на наши. Шли они навстречу колонне, летели низко. Мы думали - свои. Но на крыльях у них были кресты. Они не стреляли, мы тоже огонь не открывали. Улетели они в сторону Винницы. Через несколько минут, услышали пулеметную стрельбу. Оказалось, самолеты развернулись у Винницы и полетели назад вдоль колонны над огромным потоком войск, расстреливая солдат из пулеметов и сбрасывая мелкие бомбы. Послышались взрывы, были видны горящие машины. Раздались крики, стоны, в ужасе метались лошади. С нашей стороны никакой команды не было. Колонна смешалась, но двигалась в том же направлении. Один из командиров, молодой лейтенантик, крикнул: «В «укрытие!». А где прятаться? Открытое поле - пшеница, подсолнухи, гречиха.
Такая неразбериха и отсутствие должных команд и действий со стороны командного состава привели нас, солдат, в замешательство и оцепенение.
Примерно в 14 часов на привале нам объявили, что в результате неожиданного налета немецкой авиации у нас есть потери в живой силе и технике. Наконец-то объяснили, как надо вести при воздушных налетах, какие команды подавать и как их выполнять.
Так мы двигались к фронту ускоренным темпом днем и ночью. Вражеская авиация постоянно обстреливала и бомбила нас. Еще не дойдя до фронта, мы имели значительные потери.
24 июня
Вечером наши части подошли к городам Изяслав и Славута (40-50 км восточнее г. Ровно). Получили команду занять оборону. Однако ни окопаться, ни подготовить орудия не успели. Налетела авиация и крепко нас потрепала. Были убитые и раненные и в нашей батарее. При бомбежке из строя были выведены 2 орудия.
Наших самолетов и зениток не видели, с воздуха были не защищены. Горько и обидно.
В одном из таких боев погиб мой друг и земляк Саша. Когда неожиданно начался минометный обстрел, мы с приятелем залегли в кювете на краю дороги. Я впереди, Сашка - сзади. Одна из мин (я по звуку определил, что она к нам летит), взорвалась у меня в ногах, а у Саши, выходит, около головы. Как только рассеялись дым и пыль, оглянулся и увидел ... каски на Саше нет, а голова рассечена на две части. Еще даже кровь не хлынула из этих половинок. Я вскочил, подполз, взял за плечи, приподнял. Одна половинка головы осталась лежать на земле. Все уже было в крови. Саши больше нет. Я не мог ни крикнуть, ни что-либо сказать - душили слезы.
26 июня
К нам пришло подкрепление: отступающая из Ровно батарея 45-миллиметровых орудий (у них осталось всего 4 пушки) и четыре автомобиля с зенитными крупнокалиберными пулеметами. А еще через день пришла батарея 37-миллиметровых зениток. Ура, мы теперь хоть как-то защищены с воздуха.
Ежедневные атаки. Бои горячие, непрерывные.Бомбежки авиации, минометные и артиллерийские обстрелы.
Целую неделю мы сдерживаем натиск противника у Шепетовки. Город дважды сдавали и вновь отбивали у немцев. После тяжелых боев пришлось оставить Шепетовку, отступаем к Житомиру.
Там мы готовились более тщательно. Знали - это дорога на Киев. Ее надо удержать. Копали окопы, противотанковые ячейки, ставили маскировку, готовили снаряды.
В конце июля немецкие танки появились напротив наших позиций. Мы насчитали 12 машин и один броневик. Одновременно появились самолеты. Они бомбили и обстреливали наши окопы. Откуда-то из-за возвышенности била артиллерия.
Встретили врага мы довольно организованно. В первые часы боя подбили 2 танка и сожгли бронемашину. Затем наши соседи, батарея 76-миллиметровых орудий, подожгли один танк, второй остановили. Немецкие танки отступили, самолеты улетели. Ликовали - можем же мы их бить! Однако это продолжалось недолго. Утром снова появилась немецкая авиация, била артиллерия. Затем снова выползли танки, но они вели себя странно. Ползли назад и вперед, стреляли по нашим окопам с большого расстояния. Близко не подходили. Мы уже подумали, что они побаиваются нас. Так продолжалось часа три-четыре. Затем танки (их было 9) двинулись на наши позиции. Мы выждали, как полагается, а затем открыли огонь из всех оставшихся у нас орудий. Всего у трех батарей осталось 10 пушек.
Враг лишился двух танков, однако фашистская авиация неистовствовала. Самолеты пикировали на наши окопы. Часть наших орудий была выведена из строя. Среди нас были убитые и раненые. Командир батареи был тяжело ранен и его заменил старший сержант Михно. Вдруг он выскочил из блиндажа и закричал: «Танки с тыла!». Действительно, 8 немецких танков зашли к нам в тыл и уже открыли по нашим позициям огонь метров с трехсот. Кинулись разворачивать орудия, но время шло, бронированные машины мчались на нас. Укрытие, где мы находились и готовили снаряды для наших пушек, было захвачено немцами. Успели сделать всего несколько выстрелов, и немецкие танки ворвались в наши окопы. Стреляли в упор из пулеметов, давили наших солдат, переворачивали орудия.
Уцелевшие бойцы бросались в противотанковые окопы. Я тоже нырнул в траншею. Танки наезжали на укрытия, крутились, пытались задавить оставшихся в живых солдат. Я сидел на корточках, пригнув голову. Слышу лязг огромной массы железа, земля навалилась на спину, голову. Я засыпан. Сколько это длилось - не помню. Все происходило как в страшном сне, стал задыхаться. Хотел пошевелиться, но не смог. Тогда кое-как вытащил из-под себя одну руку, убрал землю от носа, рта. Это стоило нечеловеческих усилий. Начал сгребать почву сверху под себя. Казалось, на меня навалились тонны земли. Просовывая руку вверх, подыскивал более рыхлый и податливый грунт. Кажется, пальцы еще наружи. Шевелю ими, хочу крикнуть - не получается. Вскоре меня заметили и откопали. Вытащили, ведь сам вылезти не мог, тело онемело, страшная боль засела в спине, шее. Дали попить, стало немного легче. Я лежал на земле, смотрел на небо, на заходящее солнце и не верил, что я еще жив. Этой же ночью нас отвели на «переформировку». Здесь выяснилось, что от нашей батареи осталось всего 12 человек. И снова были ежедневные тяжелые бои. Росли наши потери. Ухудшилось снабжение боеприпасами, продовольствием. Мы теперь поняли, что война будет долгой, затяжной, тяжелой. Но, сжав зубы, верили, что период неудач, поражений пройдет. Наступит и на нашей улице праздник.
Долгожданный праздник наступил только через четыре года, когда фашистская Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции. Годы, наполненные людской болью и скорбью, времена, прошедшие памятными датами побед через век. И что же война? Все чаще убеждаюсь в том, что, чем дальше утекает время, тем больше смысла теряет это жуткое слово, от которого осталась лишь трехбуквенная аббревиатура - ВОВ. Бюрократия уравняла святое с обыденным, делая людскую боль подобной крику в пустой комнате. Жизнь человеческая не вечна, и ветераны уходят от нас. Забвение – это самое страшное преступление, которое молодое поколение может совершить по отношению к предкам. Без прошлого не может быть будущего, и нельзя забывать тех, кто отдал свою жизнь во имя нашей.