Участники войны обслуживаются вне очереди, пенсионерам - скидки

Жизнь у бабки Зинаиды, что называется, совсем неожиданно разлетелась вдребезги. Почва под ногами, которую она считала до сей поры твердой и основательной, в одночасье вдруг стала ненадежной и зыбкой. Вместо спокойной старости, умещавшейся раньше в привычные рамки огородных забот, походы по магазинам, просмотр телесериалов да посиделки на лавочке с соседками, ее будни наполнились переживаниями и стрессами, каковых не бывало даже в молодости.Проблема заключалась в том, что у ее мужа, деда Семена, появилась другая женщина. Причем годящаяся в дочери семидесятилетнему старику. Это обстоятельство и стало для бабки Зинаиды обидным вдвойне. Из гордой, уверенной в себе молодящейся пенсионерки, любящей поучить других уму-разуму, она превратилась в скорбное надломленное существо, с вечно слезящимися глазами, шаркающей походкой и одной-единственной темой для разговоров: измена. Ведь все остальное, непосредственно не задействованное в хитросплетениях любовного треугольника, перестало интересовать и теперь находилось за границами ее маленького мирка.
- Ишь какой, - жаловалась она с горьким придыханием, - на молодых потянуло! Конечно, куда мне за ней угнаться, за пятидесятилетней-то.
Соседки цокали языками и поддакивали: «И не говори, Зина. Мало того, что потерял последний стыд, так ведь и не таится совсем! То на машине вместе разъезжают, голубчики, а то по выходным по парку прогуливаются, за руки взявшись. Воркуют, в глазки друг другу смотрят, каждое слово ловят. Ни дать, ни взять - парочка! Как увидишь - тошно становится».
- Неужели не понимает, что не он нужен этой бабенке, а деньги его нужны? - поддерживали старушку сердобольные родственницы. - Виданное ли дело: домой приносит только пенсию, а все, что зарабатывает, уплывает к этой фурии. Обирает старика. Бесстыжая! И для чего, спрашивается, он работает? Ведь возраст-то нешуточный!.. Не только внуки, правнуки уже есть! Ясное дело: не бережет себя, потому что знает: не будет денег - закончится вся любовь-морковь, как не бывало.
Мужья и сыновья женщин, находящихся в группе бабушкиной поддержки, и потому введенные в курс дела, напротив не разделяли женское негодование, а стали поглядывать на старика с нескрываемым уважением. «Ну-у-у, дедок дает! - переговаривались они между собой. - Седина в бороду, а бес в ребро... Э-э-ээх, нам бы так суметь в семьдесят-то лет!».
ТЫ ПОМНИШЬ, КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ…
А началось все банально. Пошел как-то дед в ближайший хлебный магазин, да приглянулась ему бойкая продавщица Люська, дородная баба с крашеной белесой копной волос. Простая такая баба из народа, настоящая торговка, не лезущая за крепким словом в карман. Прямая противоположность интеллигентной дедовой жене, у которой все разложено по полочкам и для которой педантичное следование порядку превыше всего. Стал он часто захаживать в магазин, шутка за шутку, так постепенно и завел короткое знакомство.
Выглядел дед Семен, надо сказать, не по годам моложаво, подтянуто. Никогда и не подумаешь, что он настолько стар. Всегда слыл человеком порядочным, работящим. Всю сознательную жизнь был жене верен. Репрессии, ссылка в лагеря, трудовые подвиги во имя светлого будущего, воспитание детей… Все вместе, рука об руку. Долгие годы. И вот на старости лет, можно сказать, на самом закате своих дней выкинул такой фортель.
- Оставьте меня в покое, - говорил он пытавшимся вразумить его детям. – Не вам меня судить! Какой толк с того, что я всю жизнь не для себя – для других жил? Что я хорошего в итоге увидел? Бездарно, безрадостно пролетела жизнь. Наше поколение всегда и во всем себя сдерживало. Не то, что нынешнее. Как бы чего лишнего не сказать, бунтарем не прослыть… Жене изменить – да Боже упаси! Люди осудят, да и партия в стороне не останется!.. Дайте мне хоть перед смертью вволю надышаться…

ЭТО ЕСТЬ НАШ ПОСЛЕДНИЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ
Старушка металась вечера напролет одна-одинешенька в пустой квартире и мучилась от ревности. Что делать? Развестись? Люди на смех поднимут. Наложить на себя руки? Тоже не вариант, ведь в старости, когда, можно сказать, на счету последние дни, особенно начинаешь ценить такой подарок, как жизнь. Ревность обострили покрывшиеся мхом чувства, устроила им настоящую встряску.
Но не таким человеком была бабка Зинаида, чтобы просто так опустить руки и плыть по течению. Вот еще! От слежки за дедом и жалоб на его беспутность она перешла к решительным действиям. Попытка поговорить с Люськой успехом не увенчалась. Та просто послала старушку куда подальше. Доведенная до отчаянья, пенсионерка готова была схватиться за любую соломинку, только бы она вытянула ее семью из трясины. Ни скандалы, ни уговоры, ни призывы к совести не оказывали на деда ни малейшего действия. Он только больше замыкался в себе да продолжал пропадать у своей продавщицы. В отчаянье обошла Зинаида всех окрестных гадалок.
- Приворожили его, - единогласно выносили свой вердикт гадалки и тут же предлагали свои услуги. – Отворожим без проблем, будьте спокойны! Все вернется на круги своя.
В карманах ворожей оседали червонцы и сотни, а воз, как говорится, оставался и ныне там.
- Вот бы подкараулить Люську, да избить, чтоб неповадно было! – стала поговаривать бабка. – Дождаться, когда она из магазина домой пойдет, и скалкой ей по зубам, по зубам, стерве этакой! Ведь ничего на мужа не действует! Как помешался!
– Зин, так силы не равны у вас, - не одобрили план соседки. - Она вон какая баба крепкая, на ней пахать можно!
- А если пропозорить ее хорошенько, а? – без всякой надежды на успех предприятия размышляла Зинаида. – Да так, чтоб впредь неповадно было семьи разрушать!
- Вот-вот, -вторил соседский хор, - Люська на весь район известная, благо, что рядом живем… С кем только ни крутила шуры–муры!
Идея родилась сама собой. Старушки достали бумагу, краски. К делу подошли, можно сказать, творчески, с огоньком. Понаписали плакатов, гласящих, что в таком-то доме, в такой-то квартире живет проститутка Люська. Мужики – налетайте. Европейское качество. Низкие цены. Участники войны обслуживаются вне очереди. Пенсионерам – скидки.
Красочно так оформили плакаты, красиво, с рисунками, чтобы можно было наглядно представить и Люську саму, и род ее деятельности позорной. На дело пошли рано утром, когда мирный город, как водится, еще спал. Те, кто посмелее, обклеивали листовками подъезды и столбы как заправские революционерки, группа поддержки боязливо оглядывала окрестности из засады и призвана была дать сигнал в случае появления людей. Словом, картина была еще та!
- Что-то будет, - дружно решили заговорщицы и, затаив дыхание, стали ждать вечера.
ХЕППИ-ЭНД?
Дед вернулся домой смурной, но раньше обычного. Весь вечер молчал, уставясь в телевизор. Зато Люська названивала, нагло требовала вернуть ей Семена и матерно крыла Зинаиду, грозя жестокой расправой. Но дед не сказал жене ни слова, да и та помалкивала. Пусть думает, что это сама Люська листовки расклеила, мол того, рекламу себе создавала. Или из ее соседей кто. Ведь жизнь ее беспутная не была ни для кого секретом. На этом, собственно, роман у деда и закончился. Больше он к продавщице не ходил и с тех пор обходит этот магазин за три версты.
Жизнь вроде бы вернулась в свое обычное русло. И радоваться бы, но старик стал все больше грустить, болеть и терять интерес к жизни.
- Может, зря мы все это? – мучается вопросом бабка Зинаида. – Страшно смотреть на него. Пусть бы уж… надышался вволю. Не так ведь и много ему осталось. Только сейчас я начала его понимать, – говорит она. - Когда жизнь подходит к концу, не можешь об этом не думать. Каждый день, каждый час… Там бы вот так поступил, здесь бы эдак сделал. Больше бы успел, большего бы достиг. А действительность, сама наша жизнь, система всегда держали нас в рамках. Чуть «за флажки», и дадут по башке. Вышло так, что и в конце своего земного пути старику моему не удалось пожить так, как хотелось… А все любовь моя слепая, все она...
Чем, как не той же любовью продиктованы ее сегодняшние умонастроения, стремление простить и понять?… А дед все вздыхает и тоскливо смотрит в окно.

Елена Гонкина.