Вглядываясь в небо

Сегодня день памяти известного талантливого журналиста Татьяны Борисюк.

Я верю, что в звездопад души умерших, словно светляки, упрямо пробивают небесные границы и летят к земле. Вдруг в моей комнате становится светло, поблескивает иконостас, и кто-то нежно тянет нараспев: «Идем, не пла-а-а-чь». 

Я смутно вижу знакомые кудри, смешливые зеленые глаза… Это она, моя лучшая подруга Татьяна. Медлю с ответом, и туманный силуэт потихонечку тает. А в голове прокручивается сюжет из далеких воспоминаний...

Иди и смотри

Вот я совсем еще юная, вчерашняя выпускница университета, первый раз переступаю порог «Орского рабочего». Ко мне подбежала невысокая, плотно сбитая девушка, кудри рассыпались по плечам. Улыбаясь, вручила линейку-строкомер:

 – Я Татьяна Борисюк, замещаю ответственного секретаря, прошу выручить на денек. Заболела мама, так что тебе придется отвечать за свежий номер… 

Машинально беру строкомер. А Татьяна объясняет, что меня ждали, что мы встречались не раз в коридорах УрГУ, а если окончили один и тот же журфак, то как бы сестры. Я наблюдала за ней. Работать она старалась дома, чтобы быть возле мамы, в редакцию приносила уже готовый отпечатанный материал, шла играть в теннис. Научила меня готовить вкусноту: говядину, штрудели. 

– Я еврейка, – говорила она и не стесняюсь своей национальности. – Многие евреи срочно стали русскими. Это не по мне.

Я ее зауважала. Мы стали подругами. Как могли быть вместе «огонь и пламя», «вода и камень»?

Талант – единственная новость

Школа юных репортеров появилась неспроста. Татьяна задумала поступить в заочную аспирантуру. Для этого нужно было направление горкома партии. Партийцы отказывали. Прямо не говорили, а обиняком. Она отстаивала свое пространство, в МГУ ее приняли, Москва, видимо, национальный вопрос решила давно. Руководителем стал Семен Гуревич, известный теоретик журналистики, автор множества книг. Взяла тему «Эксперимент как метод познавательной деятельности журналиста». Ее юные подопечные примеряли на себя профессии, становились на время то продавцами, то контролерами трамваев. Защитилась. 

Зажечь светоч

Голубка родила мальчика. В свидетельство о рождении она вписала: «Дмитрий Александрович» – ведь ребенок от любимого Александра. Но еще беременной с горечью откровенничала: когда поставила его в известность, он испугался и оборвал все ниточки. Ей было непонятно, на алименты она все равно не собиралась подавать, хорошо зарабатывала сама, да и родители кое-что оставили. 

Сын ходил в детсад, и она сетовала, что никак не хочет учить английский. Тогда она пришла к малышам, стала преподавать язык, Димка и втянулся. Татьяна самостоятельно выучила иврит. Даже писала на нем стихи. Арабская вязь приводила меня в ступор. «Переведи мне этот стих». Она долго объясняла, что писала о самой длинной дороге – от сердца к сердцу. 

Чужие созвездья, чужие знамена

Почему ее звала историческая родина? Лежали на сердце обиды, полученные в России? Или сбылась мечта прибиться к «своему» берегу? Я-то с молоком матери впитала: Родина там, где тебя любят. Полюбит ли Голубку с малышом Израиль? В Орске – квартира, славная память о родителях, нормальная работа. И все свое! Как-то мы с ней бухнулись в сугроб, снег искрил, и мы хохотали. От молодости, от счастья. 

Историческая родина встретила ее равнодушно. Заслуги в СССР были не в счет. Предложили работу на одном сайте, откуда она должна была черпать более полосы информации в день, причем текст надо было подавать в режиме реального времени. Едва дождалась конца дня и поняла, что журналистика другой страны просто не по силам. Зато было много работы черновой, но хорошо оплачиваемой. 

– Ты можешь представить меня в резиновых перчатках, с ведрами и шлангами, моющей общественные туалеты? Правда, еще пишу книгу одному богатому мусульманину, но денег едва хватает на съем квартиры, – звонила она в Орск.

Знание нескольких языков привело в турфирму. Теперь она набирала группу иностранных туристов, возила как гид по Европе. Голубка наконец-то вышла замуж. За своего, советского, как называют в Израиле всех евреев из России. Игорь чинил лифты, неплохо зарабатывал и платил алименты двум дочерям, оставшимся в РФ. Она на время обрела полноценную семью.

Здравствуй и прощай

В последний раз мы с ней виделись девять лет назад. Встретились – и снова давай хохотать: «А помнишь?» Поехали по друзьям. Игорь звонил каждые 10 минут: ты не забыла меня ради своей Белозеровой? Сын Дмитрий окончил институт военного дела, переехал в США. Мы обменялись телефонами. Но уже через полгода номера поменялись. Жили как две дурехи. Мол, еще свидимся, какие наши годы, вся жизнь впереди. Надо благословлять каждый час и день, миг – и нет нас. 

Известие о ее смерти выбило из колеи надолго. Всего прочнее на земле печаль. Как пел в то время американец Андерсон: «Слишком стары для рок-н-ролла, слишком молоды, чтобы умереть». В ее внезапном и в то же время молчаливом уходе – невысказанный упрек. Какая она была, Голубка? Ответ пришел только сейчас. С ней просто было светло. 

Наступает осень. Звездопады продолжаются. Ночью вглядываюсь в небо. Души умерших летят к земле по велению свыше только раз в тысячу лет. Но я сижу и жду.