Стала пятница четвергом

Мой приход в газету можно назвать случайным. Как и все в детском возрасте, я сочинял стихи, рассказы и свое будущее связывал с книгой. Одноклассник даже нарисовал обложку первой из них.По мере взросления появлялось смутное предчувствие напрасной затеи. Последующие произведения нигде не публиковались, а только возвращались по причине «низкой художественной ценности», пыл постепенно угасал. Заключительный рассказ я принес в многотиражку никелькомбината, куда меня направили после профтехучилища. На этом, наверное, все бы и закончилось. Но газету возглавляла Валентина Макарова. По доброте души она показала мои листки из тетради в клеточку в «Орском рабочем». В должность редактора только что заступил Секрет. Михаил Григорьевич завел меня в кабинет и объявил: «Будешь корреспондентом».
Магическое слово прозвучало, и с тех пор я нахожусь под его воздействием. Мне просто здорово повезло. В 1975-м в редакции работали замечательные люди. Говорю это без всякого преувеличения. Ни разу я не ощутил хотя бы малейшего пренебрежения с их стороны. Почти все они имели высшее образование, каждый обладал божьей искрой. И все же никакой дистанции! Атмосфера была самая благожелательная.
Помню, как сейчас: Коля Гаврилин расхаживает по отделу промышленности и хрюкает в кулак. От еле сдерживаемого удовольствия, что нашел удачную рифму для своих стихов. Вообще-то, он «сидел» на информации, забивал один разного рода новостями всю первую полосу каждый день. Сашка Аверьянов как блины пек разнокалиберные рассказы и публиковал их в областной прессе. Другой Сашка - Махлин, гораздый на выдумки, шпарил развороты: «Соцсоревнование: день за днем». Над ним часто подшучивали. Он всюду бегал с огромным желтым портфелем. Саня увлекался рыбалкой, охотой, чеканкой, хорошо рисовал, фотографировал и слыл в редакции незаменимым сотрудником. Как-то раз мы набили его портфель бумагой - подшивкой, справками, исписанными листами, и Махлин, ничего не заподозрив, таскал его по городу весь день.
Потом появился еще один Сашка - Назин. Тоже был не лыком шит. Когда Секрет читал поэмы очередного талантливого сотрудника, который сдавал их как обычные материалы, тут же выскакивал из кабинета. Михаил Григорьевич декламировал строки, хохотал, вытирая слезы, еле выговаривал: «Самородок, едрит-ангидрид!».
Ежедневная газета означала постоянное напряжение сил и внимания. Однажды мы с Назиным целый месяц подменяли корректоров, которые разом заболели и вышли из строя. Конечно, потеряли в зарплате. Случались и досадные проколы. Я дежурил по номеру до самой ночи, подписал его, и печатники включили машину. На следующее утро меня прямо в дверях встретил Сашка и сочувственно сообщил: редактор спрашивал. Секрет молча протянул свежий номер и ткнул пальцем в выходные данные: в слове «четверг» отсутствовала буква «р». Со злополучным номером я вышел из кабинета, сел за свой стол. Глаза не отрывались от первой полосы, будто это могло исправить ошибку во всем тираже. Вдруг я окаменел и осипшим голосом спросил у Назина:
- Какой сегодня день?
- Пятница.
В конце 70-х Секрета сменил В. Веприцкий. Мне временно поручили исполнять обязанности ответственного секретаря. В тот день в город приехал секретарь обкома КПСС Голубничий. Он собрал партактив, выступил и дал ему, как водится, очень ценные указания. Почему-то отсутствовал на работе фотокор, и снимок секретаря сделал кто-то из внештатников. Мне он сразу не понравился: размытое изображение, без контрастности. Не пойдет, предупреждаю редактора. А он ни в какую: ставь, только отретушируй. Но и ретушь не помогла. Печатники вытянут, сказал Веприцкий, несмотря на мои возражения. Утром опять вызывают на ковер. На месте снимка - грязное пятно, в центре его - подобие кочана капусты. Голос начальник дрожит от ярости: «Из-за тебя меня с работы снимут. Пиши объяснительную».
Бумагу-то я написал, но виновным себя не признал, ведь предупреждал же. К счастью, все обошлось. Редакторы были мужиками опытными и битыми не раз. Если что, они с утра поднимали на ноги специалистов типографии, те в спешном порядке изготавливали новые стереотипы и в исправленном виде печатали сто номеров, которые предназначались для горкома и райкомов КПСС.