Миниатюры синдрома

ЛЕТО 2003 ГОДА
- Ты телевизор смотришь? Видишь, как там все гладко? Тебе говорят, войны нет, народ готовится к выборам президента Чечни, восстанавливаются школы, больницы.
- Если нет войны, то что там есть? Ты видел хоть одну нормальную школу? Лично я – нет.
В машине было душно, под летним солнцем крыша раскалилась, и мы чувствовали себя цыплятами на гриле. Серега не спеша рассказывал, что его тут “достало все”, что собирается в Чечню, в разведку. “Там, по крайней мере, какие-то деньги заработаю, а здесь…”. “Ну, все, хватит тут жариться”, - обрываю Серегу, и мы разворачиваемся.
В огороде нарвали укроп, лук, огурцы. Наскоро сполоснули все это в ведре ледяной воды прямо из колодца. Появились краюха хлеба и запотевшая бутылка. Разговаривали долго, пока на улице не сгустились сумерки. Скоро он должен был улетать на “сводняк”, а потом на Кавказ. Где он сейчас, не знаю. Почта в Чечне работает плохо. Может быть, снова увижу его через год-два, а может… Я часто узнаю, что многие из моих однополчан собираются в Чечню вновь, разочаровавшись в жизни.
ЗИМА 2003 ГОДА
“Я ехал домой и думал, что меня ждут. Ничего подобного. Какие тут распростертые объятия. Все как обычно. Поработал в какой-то шарашкиной конторе. Ни выходных, ни нормальной зарплаты, да еще и за спинами шушукаются. Говорят, ненормального какого-то взяли, контуженного. Действительно, голова частенько раскалывается. Сначала шум в ушах, а потом кровь носом идти начинает. Сейчас вроде полегче стало”. Больше года Димка пробыл дома, но к спокойной жизни так и не привык. Изредка мы встречаемся и любим просто поболтать, сидя на лавке.
Он постоянно рассказывает что-то юморное и, как небольшой перпетуум-мобиле, просто плещет энергией. Я с радостью замечаю: вроде оклемался парень, но в противовес моему мнению Димка иногда становится задумчивым. Резко, без перехода. Он просто перестает говорить, улыбаться и смотрит куда-то вдаль. Туда, где ленивое зимнее солнце кутается в снежные шапки холмов. Тогда становится ясно, что до спокойной жизни еще далеко. Я вспомнил своего деда-ветерана, который на расспросы о войне только отмахивался: “Лучше бы вам этого никогда не видеть, и не дай Бог, испытать”. Почему-то именно эта фраза запомнилась мне особенно отчетливо. Она вновь всплыла в памяти, когда в мирных городах начали греметь взрывы, а войска штурмовали Ботлих и Карамахи.
Один раз, зайдя к Димке домой, застал его мать в слезах. “Опять ночью кричал, звал кого-то, патроны просил, а с утра долго курил в кухне”. Я ее уверил, что такое часто бывает, со временем пройдет. Все наладится: нервы успокоятся, жизнь пойдет своим чередом. Вот только из памяти не сотрешь.
Весной мы вышли в поле. Просто бродили по жухлой листве, курили и радовались солнцу. Оно было ласковым и теплым, а не чужим и враждебным, как в тех краях, где холодное небо покрывало разбитые войной города и поселки.
Странно было ощущать себя здесь не таким, как все. Не так давно Димка рассказывал, что подрался прямо в своем дворе. Он возвращался домой с работы и “зацепился языком” с ребятами из подъезда. Поболтали, глотнули пива. К компании присоединился еще один, начал рассказывать, как похоронил старшего брата, погибшего в Чечне в 1995-м. В красках описал, как они встречали гроб, в какой трагической обстановке прошли похороны и как он сам теперь ненавидит бандитов. Ребята замолчали, после чего один из компании заметил, что брата-то у рассказчика не было никогда – как-никак росли в одном дворе. Дальше все было как в тумане: разбитый нос “сказочника-фантаста” и обещания крутых разборок.
В другой раз пришлось увести парня со студенческой полемики на тему “Нужно ли идти в армию?”.
- Да что там делать? Два года псу под хвост.
- Ну, мало ли. Мужик-то должен отслужить.
- Да сейчас в армию идут только те, у кого ни ума, ни средств не хватило “отмазаться”.
После этого я долго думал, неужели их деды и прадеды считали так же? Неужто солдаты, оборонявшие Москву и Сталинград, могли предположить, что их внуки и правнуки будут думать, что русская армия – место для ущербных неудачников.
О ЖИЗНИ
Пацаны, которые выбирались из окружения в Грозном, наверняка тоже не думали, что их будут считать изгоями из-за того, что они прошли через огонь войны. Хотя чеченская война - это большой плевок в сторону российской армии. Быть может, сейчас многие задумываются о том, почему же все так произошло. Недавно я разбирал на антресолях завалы макулатуры. Там сохранились газеты за 1995 год. На глаза попалась статья Виктора Литовкина о расстреле 131-й майкопской бригады. “Мы всегда будем бездарно терять сотни и тысячи своих людей, совершать одни и те же трагические ошибки, если генералами, боевыми операциями, армией, наконец, будут командовать бывшие председатели колхозов. Они судят о военном искусстве по старому учебнику истории партии, требуют от нас в первую очередь брать телефонные и телеграфные станции, вокзалы, мосты и «зимние дворцы». Да еще и не забывать о социалистических обязательствах - выполнять боевые задачи к определенным датам - хоть к Новому году, хоть без выстрела, но к 5 января. «Армии у нас уже давно нет, - говорил мне генерал. - Есть разбитая чашка, части которой никак не сложить, тем более что многих черепков давно не хватает. Из нее долго еще не напиться. А мы еще на что-то надеемся, что-то от нее требуем». ...А собранную по человеку - офицеру, солдату неполную роту бывшей 131-й мотострелковой бригады не отвели на отдых, психологическую реабилитацию в Майкоп, к семьям. Оставшихся в живых помыли в полевой бане, переодели в новые бушлаты и штаны, выдали им рождественские двадцатидолларовые подарки от “Менатепа”, которые сейчас ящиками везут в Моздок Ил-76, принадлежащие МЧС, и начали переписывать, составлять списки для наград и отправки похоронок”.
Когда читал эти строки, в глазах у меня все поплыло, в горле пересохло, а руки начали предательски дрожать. Я позвонил Димке, попросил прийти ко мне. Едва он перешагнул порог, дал ему вырезку из газеты. Он долго и задумчиво читал и, казалось, пытался переварить абзац за абзацем. Было видно, что ему, бывшему пулеметчику, читать эти строки нелегко. Но его вывод оказался для меня неожиданным: “А что, здесь все правильно написано. Бардак, да и только. Пусть говорят, что хотят, но я знаю, что война - это и грязь, и очищение. Жаль, что моя жизнь сложилась именно так, но, с другой стороны, совсем не жалею, что попал на войну. Там я, по крайней мере, людей видел. Настоящих, а не клоунов в масках”.
Он посидел немного у меня, мы пили чай. Потом он ушел. Я провожал его взглядом из окна. Дима остановился возле подъезда, достал из кармана сигареты. Закурил одну, посмотрел, как обычно, куда-то вдаль и быстро пошел по направлению к своему дому.
Иногда мне кажется, что где-то за холмами мелькают всполохи, ухают взрывы. Понимаю, что засыпаю с какой-нибудь книгой в руке. Я успокаиваюсь и все-таки вспоминаю своих ребят. Как они сейчас живут, чем занимаются? Быть может, как-нибудь соберемся все вместе летом. Посидим, поболтаем, чтобы растаял холод внутри, ведь сама жизнь к нам холодна. Хочется просто сесть на нагретую землю, вдохнуть ветер с запахом разнотравья и посмотреть в легкие небеса, подсвеченные закатным солнцем.