Письма рядового И. из Грозного

В свое время, изучая фронтовую публицистику времен Великой Отечественной войны, я с большим интересом прочитал очерк А. Каплера “Письма лейтенанта Л. из Сталинграда”. Вышел он в газете “Правда” холодной зимой 1942 года, когда в городе на Волге шли кровопролитные уличные бои. Молодой лейтенант пишет письма своей любимой, и между строк вырисовывается суровая правда войны. Девушкой, которой адресованы письма, была Надежда Аллилуева – дочь Сталина. Позже Каплера обвинили в шпионаже и арестовали.С тех пор прошел не один десяток лет. Тотальная шпиономания осталась в прошлом, однако фронтовая публицистика жива и, по всей видимости, еще долго будет жить на газетных страницах и в телевизионных программах. Каждое десятилетие солдаты нашей страны принимают участие в войнах – объявленных и необъявленных.
Я не случайно вспомнил очерк Каплера, так как первоначально хотел назвать материал «Иванов». Ивановых в России много, и эта фамилия уже стала составной образа среднестатистического россиянина. Не исключение и герой очерка Сергей – обычный парень и простой солдат Российской Армии. Мне хотелось провести параллель между фронтовой публицистикой и историей, которую рассказал знакомый. Подумав, я пробежал пальцами по клавишам компьютера, вывел «Письма рядового И. из Грозного».
Трудно передать мои ощущения, когда в руках оказалась стопка писем из Чечни, написанных Сергеем своей девушке. Простые листы в клетку из обычной школьной тетради, но именно они и есть те самые вестники надежды, которой живут женщины, ожидающие своих сыновей и любимых из горячей точки. Эти листы – та самая ниточка, связывающая солдата с домом. Писем все ждут с особенным трепетом и, как правило, читают их по нескольку раз. Письма Сергея - о войне и, конечно же, о любви.
Для Сереги Иванова – обычного деревенского парня - поступить в университет было делом чести. Еще бы, из какого-то Богом забытого села и сразу - в областной центр. Он при первой же встрече сказал, что ему хотелось бы обосноваться в каком-нибудь городе, так как в селах и с работой напряженка, да и вообще, скука смертная. Из развлечений - только клуб, в котором на дискотеках гоняют попсу десятилетней давности. Перед танцами - водка, после них – драка. Вот и весь нехитрый досуг. При этом Сергей был парнем далеко не глупым. Мать всю жизнь проработала в сельской школе и еще в советские времена по распределению местной парторганизации сумела выписать по почте много книг, из которых дома была составлена вполне приличная библиотека.
По университету Иванова вспоминают как остряка-балагура. С начала парень был замкнутый, но через пару недель освоился, и уже ни одна студенческая вечеринка не обходилась без участия Сергея.
Наверное, именно поэтому совершенно неожиданным для всех стало то, что в одну из сессий студент второго курса Иванов просто не явился в университет. Поговаривали, что решил бросить учебу. Так оно и вышло на деле. Вскоре Иванова отчислили, и что с ним было дальше – история умалчивает. Вспомнили балагура только тогда, когда его девушка рассказала кому-то из однокурсников, что Сергей служит в Чечне. Потом принесла пачку писем. «Хотя эти письма адресованы мне, я хочу, чтобы их прочитали. По крайней мере, мне от этого будет легче. Одной переживать за него очень тяжело». Она оставила пачку писем и ушла, пообещав забрать. Время прошло, а Светлана так и не вернулась за письмами, пропечатанными красным треугольником с пометкой «Письмо военнослужащего».
***
«Здравствуй, моя хорошая!!! Пишу тебе первое письмо и сомневаюсь, дойдет ли оно. После учебки нас собрали в одну команду и перебросили в Моздок. Здесь мы ожидаем «добро» на перевозку в Чечню. Пока еще тепло, но ребята, которые служат здесь, говорят, что скоро начнутся дожди и будет непролазная грязь. Но пока ничего. Если не знать, где ты на самом деле находишься, местность можно принять за нашу область. Тут такая же степь с пролесками. Если ехать на юг – будут горы. На запад – Чечня. Нам уже здесь порядком надоело, хочется уже быстрее добраться до места и нормально расположиться. Поговаривают, что за Тереком идет война. Вчера писарь сказал, что комбат собирал всех офицеров роты. Из канцелярии все вышли хмурые. Ясно, что ничего хорошего нас там не ждет. Но ты не беспокойся. Как только доберемся до места, сразу же тебе напишу. Здесь в свободное время мы поем под гитару песни. Ванька Верховцев - большой мастер этого дела. Рассказывал, что до армии играл в ансамбле. В общем, в часы досуга не скучаем.
Сегодня приходили связисты, сказали, что разговаривали с пацанами из какой-то мотострелковой бригады. Она со стороны Дагестана идет к Грозному. Несколько раз попадали под минометный обстрел. Пока двигались колонной, «духи» из гранатометов подбили две БМП. Есть погибшие. Я понимаю, что ты будешь волноваться, и у меня самого начинает щемить сердце, как только представлю ваши переживания. Но все-таки вам лучше знать все, чем жить в полной безызвестности. Я обязательно вернусь, и мы с тобой, первым делом, сходим на наше место в Зауральной роще. Помнишь, как только мы познакомились, то пошли гулять в лес и наткнулись на эту поляну? Потом мы часто туда приходили, пили вино и целовались. Пока, моя маленькая Светланка. Напиши ответ сразу же, как только получишь мое письмо».
***
«Не знаю, сколько шло мое прошлое письмо, но твое получил спустя месяц. С почтой в Чечне туговато. Передаем письма с колоннами, которые идут в Моздок. Получаем так же. За десять дней мы прошли несколько населенных пунктов, но нигде не задержались надолго. Сейчас стоим практически в пригороде Грозного – населенном пункте Гикаловский. Продвигаемся трудно – с боями. Каждую ночь нас обстреливают. Огонь ведется со стороны поселка. Командир встречался со старейшинами, те просят не обстреливать населенный пункт, пострадают мирные жители. Чечены этим ловко пользуются: то снайпера на мечеть посадят, то вообще из школы стреляют. Пару дней назад ранили бойца из моего взвода. Снайпер попал ему в ногу, ждал, что к раненому сразу бросятся на помощь. Это старый фокус. Пока бойца будут вытаскивать, стрелок перебьет всех. Сразу же повесили дымовую завесу и открыли огонь из пулеметов туда, где засел снайпер. Бойца вытащили и первой же колонной отправили в аэропорт «Северный» в Грозном. Там находится госпиталь. Пуля раздробила кость, но ногу врачи оставили, сказали, будет жить, а через несколько месяцев и танцевать сможет. Сейчас ждем приказа на выдвижение к Грозному. По ночам слышно, как работает артиллерия, в небе постоянно появляются звенья штурмовиков. Нервное напряжение нарастает, но, как ни странно, к этому можно привыкнуть. Сегодня ночью всех разбудили пулеметные очереди, потом ухнули взрывы. Часовые заметили какое-то движение в перелеске и открыли огонь. Оказалось, что небольшой отряд хотел скрытно подобраться к постам. Даже страшно представить, что бы произошло, засни часовой на посту. «Духи» открыли ответный огонь, но тут же расчет гранатометчиков дал очередь по лесопосадке. Раздались вопли «Аллах Акбар» - значит, кого-то положили. Остатки банды отступили в поселок. Наутро разведчики прочесали местность, нашли три изувеченных осколками трупа. Офицеры уходили на совещание. Кажется, скоро начнется штурм. Я понимаю, что вам будет страшно за меня. Меня и самого пугает мысль, чем может обернуться наступление и каковы шансы остаться в живых. Милая Света, я хочу, чтобы ты поставила в церкви свечки за здравие меня и моих друзей. Я тебя крепко обнимаю и хочу сказать, что очень сильно люблю. Наверное, сейчас у нас дома морозы, и все готовятся к Новому году. Недавно мне снился мой двор: дом, крыльцо которого забыли очистить от снега, моя собака Бой, которая прячется от холода в будке и лишь иногда лениво подает голос. Я сильно скучаю и надеюсь вернуться живым и невредимым. До свидания. Целую. Твой Сергей».
***
«У меня было ровно двадцать минут, чтобы написать письмо. На «большую землю» отправляют раненых и забирают с собой письма. Сейчас уже конец марта, и прошедшие месяцы вспоминать не хочется. Не хочется потому, что это время навсегда останется тяжелым пластом в моей памяти. Погиб Ванька Верховцев. Наш гитарист и весельчак. Взорвал себя и нескольких боевиков гранатой, сделав свой выбор между смертью и пленом. Как и в прошлую войну, штурм начался в Новый год. Соседняя бригада «вэвэшников» только за один день потеряла почти батальон. Офицеры-двухгодичники – это которые после гражданских институтов по призыву в армию пошли - оказались неспособными командовать, как только нас начали обстреливать из минометов и зениток. Сразу же появились первые убитые и раненые. Если сначала все шли в бой практически без страха, то, увидев своих погибших товарищей, многие впали в ступор. Люди жались в воронки и окопы, закрыв головы руками. И, тем не менее, к концу следующего дня мы поставленную задачу выполнили. Помогли опытные вояки и разведка. Боевиков выдавливали из частного сектора как пасту из тюбика. Под прикрытием бронетехники мы зачищали дом за домом, а по тылам прошлась разведка. В этот раз снайперы из спецназа устроили «духам» чертово пекло. Совсем страшно стало, когда из частного сектора мы вошли в город, где из каждого дома по нам прицельно били. Несколько ребят попали в плен, и их, прежде чем убить, долго пытали. Мы слышали их крики, но ничего поделать не могли. Спустя несколько часов, когда подошло подкрепление, мы, положив тела на плащ-палатки, вынесли их из дома. Мне все это очень тяжело писать и трудно вспоминать эти дни, которые прошли, словно в каком-то ночном кошмаре и кровавом тумане. Меня уже торопят. Буду закругляться. Скоро выходит срок службы, и я приеду домой. Пока».
***
Это и было последнее письмо рядового Иванова из разбитого Грозного. Но сколько еще было таких писем в разные уголки России. Посланий, переполненных болью, отчаянием и, вместе с тем, людским мужеством. С начала первой чеченской кампании прошло без малого девять лет, но на Северном Кавказе по-прежнему по ночам слышится гром перестрелок, до сих пор ветераны этой войны просыпаются по ночам - оттого, что память в очередной раз вернула их на растерзанные артиллерией улицы, в госпитали и на военные аэродромы, где каждые несколько минут садится «черный тюльпан» с «грузом-200».
«А что Иванов?» - спросите вы. Он вернулся домой, вот только девушка его не дождалась, видимо, не выдержала. С тех пор о Сергее неизвестно ничего. Быть может, он обзавелся семьей и обосновался в городе. Не знаю, ведь остались только его письма. А может, он вновь уехал на войну и, стоя в раскисшей от снега земле, словно увязнув в серой невеселой судьбе, смотрит в прозрачное небо. И, наверное, тогда, подобно замерзшей птице в теплых руках, где-то в потаенных глубинах сердца отогревается печаль, вспоминаются счастливая мирная жизнь, когда не было войны, небольшой домик в родной деревне, ленивая собака на привязи и теплый ласковый снегопад, размывающий свет уличного фонаря.