В Германию – навсегда…

(Окончание. Нач. в № 119-120) У нас создавалось впечатление, что с момента первой регистрации все учреждения в Германии были осведомлены о нашем приезде и проявляли к приезжим значительный интерес.К слову сказать, в Германии поговорка «время – деньги» начинает приобретать какое-то особое значение. Немцы очень берегут свое время и умеют экономить чужое. Поэтому ни к одному чиновнику нельзя явиться, не назначив точного времени. О дате и времени чаще всего уведомляют по почте и в официальнейшем виде, и к этому времени будут ожидать тебя и никого другого. Поэтому мы не переставали удивляться толстой пачке писем, которую каждое утро обнаруживали у себя под дверью.
В общем, затея со строго определенным временем приема могла бы и впрямь стать хорошей, если бы немцы еще научились учитывать русский менталитет. Неизменно находились сообразительные товарищи, которые плевать хотели на какие бы то ни было официальные письма и действовали сугубо рефлекторно: занимали очередь перед кабинетом с семи часов, ни за кем не признавая права первоочередности. Или имели особенность постоянно оказываться не в то время и не в том месте, в связи с чем перепалки звучали на высоких нотах, а чиновники, потерявшие терпение, высовывались из кабинетов, чтобы в лучшем случае просить замолчать, а в худшем – убраться ждать на улицу. В такие моменты, с трудом разбираясь в хитросплетении коридоров и будучи вынужденной постоянно отражать атаки рассвирепевшего от ожидания люда, я задавала себе вопрос: ну, зачем им-то, немцам, это надо?!
Зачем им мы, ведь нас надо будет еще долго водить за руку, большинство из нас не имеет к немецкой нации никакого отношения, интегрируется с большим трудом и только через значительный промежуток времени будет в состоянии содержать себя самостоятельно… Зачастую мы не хотим понимать и принимать их традиций, образа жизни и мышления, а потому навсегда остаемся для них чужими, не смешиваясь, как вода и масло в стакане. По сути, только очень немногие русские немцы, а именно пожилые люди и те, кто жил в России в немецких селах, действительно сумели сохранить свою культуру и свой язык. Остальные «обрусели» окончательно и как доказательство своей принадлежности к немецкому народу могут предъявить разве что фамилию. Так какой, спрашивается, смысл?!
Отчасти это можно было бы объяснить сложной демографической ситуацией. По статистике, на каждую женщину в Германии приходится всего 1,35 ребенка, то есть по уровню рождаемости Германия сползла на 185 место в мире. Средний возраст первородящих намного превышает 30 лет, что влечет за собой огромное количество неполноценных детей, а средний возраст нации в целом приблизился к 60 годам. Но тогда зачем им наши пенсионеры или инвалиды, которые никоим образом не будут способствовать улучшению демографической ситуации, а лишь дополнят количество безработных, которое уже сегодня составляет 4,5 миллиона?!
Или чувствуют они за собой какую-то вину в развязывании второй мировой? Это тоже вполне вероятно. Не зря ведь русским немцам, которые после войны еще долгое время находились, как принято говорить, «под комендатурой», в Германии выплачиваются так называемые «комендатурские», хотя Германия к этому не имеет прямого отношения. Каким образом они рассуждают – мне и теперь не совсем понятно.
По вечерам, набегавшись за день, мы выходили побродить по городским улочкам, подышать воздухом и привести мысли в порядок. Уютные особнячки светились желтыми окнами, которые почему-то не зашториваются так плотно, как у нас, даже наоборот, хозяева стараются украсить окна изнутри всевозможными светильничками, свечками, цветами, будто стремятся не прятать эту красоту, а дарить ее прохожим. Проходя мимо домов со стеклянной входной дверью и видя сквозь нее хозяина, мы торопливо отводили глаза в сторону, стесняясь выказать свое любопытство, но если все же встречались с ним взглядом, то он улыбался нам, и по его шевелящимся губам мы догадывались, что он с нами здоровается. Появлялось ощущение, что в Германии все по-домашнему и даже как-то интимно, и это ощущение не покинуло меня до сих пор. Фасады домов и сады, о красоте которых вообще стоит поговорить отдельно, были заботливо украшены к Рождеству, под окном каждого без исключения дома был прикреплен игрушечный Санта-Клаус с мешком подарков, и чем ближе Рождество, тем чаще заглядывал он в окно.
Поначалу мы иронизировали над некоторыми немецкими традициями, но, как я поняла позже, за этой иронией скрывалась своего рода зависть. Зависть к тому, что эти традиции у них были, есть и будут всегда, что немец не прекратит подвешивать этого несчастного Санта-Клауса и украшать свой дом до тех пор, пока немец жив. Говорят ведь, что народ без традиций – что человек без прошлого или дерево без корней. Жить-то можно, но как-то пусто.
А потом мы возвращались на свою «русскую» улицу, созерцали молодых людей, сидящих у каждой лавочки в позе орла с банкой пива в руках, и постепенно растущие вокруг них горы шелухи от семечек. Здесь, на этой улице, был другой мир. Здесь можно то, чего нигде в Германии больше нельзя. Можно не сортировать мусор и даже не трудиться использовать мусорные пакеты, складывая их в контейнеры, а просто вываливать из ведра где придется. Можно гонять до утра на дико визжащих мотоциклах – с этой целью в лагерь приезжают русские ребята со всей округи. Можно бить фонари и передвигаться на ощупь. Можно тусоваться на автостоянках рядом с домами, открыв у машины все двери и даже багажник, чтобы лучше было слышно музыку, сидя вокруг нее кружком и исполняя матерные песни о своей тяжелой-претяжелой халявной жизни. И, наконец, можно повсюду сушить целлофановые пакетики на прищепочках, хотя в каждом магазине их навалом и никто не запрещает брать столько, сколько хочешь. Здесь можно все. Только жить по-человечески нельзя.
И это неправда, что к немецкому «чистоплюйству», по выражению некоторых современников, трудно привыкнуть. Привыкаешь ко всему, что идет на пользу тебе самому. Как только наш человек устраивается на работу и начинает вставать в пять часов, потому что рабочий день нередко начинается в шесть, а место работы находится в другом городе, он сразу понимает, почему в Германии после десяти – тихий час. Как только обзаводится собственным домом, он перестает задаваться вопросом о необходимости еженедельной уборки территории. Красиво жить хочется всем. Да и потом, все эти слухи о чрезвычайной строгости немецких порядков, когда жить становится до невозможности скучно, сильно преувеличены. Немцы тоже люди, они живут, празднуют, выезжают на природу, ходят по магазинам и в кино.
В общей сложности время нашего пребывания в лагере составило полтора месяца. Потом мы переехали на постоянное место жительства в город Билефельд, достаточно крупный по немецким меркам (325 тыс. жителей, 25 тысяч из них – русские немцы). С этого момента начался новый виток скитаний по кабинетам, поиски работы, учеба... Но это уже совсем другая история.
М. ЗАВАДСКАЯ.