Соло для «контрабаса»

Он сидел в брезентовой «горке» – это такая форма армейская. Особенно ее любят разведчики и саперы. Недавно Фил вернулся из Чечни. Он служил по контракту в Ведено и теперь рассказывал, как там «строится мирная жизнь». Говорили долго и о многом: как служат контрактники, что такое работа сапера, кто такие «кадыровцы». От его рассказа становилось как-то невесело. Я понимал, что центральные телевизионные каналы умело пускают пыль в глаза россиян, но чтобы настолько… Кажется, что все это наша страна проходила в самом начале девяностых…ЧЕБАРКУЛЬ И МОЗДОК
– Из Оренбурга нас, нескольких контрактников, отправили на сборный пункт в Чебаркуль. Их на наш округ два, еще есть Елань, – рассказывает Фил. – Нас поселили в старую казарму. Уже было достаточно холодно, а в помещении нет отопления. Всем выдали старые матрацы. Кое-кто спал на полу. В Чебаркуле собрали контрактников со всего Приволжско-Уральского округа. Из Оренбурга нас было человек 10, и держались мы вместе. Каждый служивший в армии знает, как в казарме начинается поиск «лохов». Тех, кто будет наводить порядок и т. д. Из-за того, что батареи были ледяными, я простыл, поднялась температура. Мужики налили стакан спирта и укрыли. Болезнь отступила. Там же, в Чебаркуле, нам выдали обмундирование. Если камуфляж был еще вполне сносным, то сапоги никудышные, дерматиновые. Так мы и ожидали отправки в Моздок. Большая часть контрактников все дни проводила в пьяном угаре, проматывая деньги.
Наконец мы дождались отправки и через два дня приехали в Минводы, оттуда в Моздок. Там нас поселили в палатках, выдали постельные принадлежности, запас дров. В общем-то в Осетии было вполне сносно, если бы не еда. Сразу же вспомнил «учебку» на срочной: каша на воде, непропеченный хлеб. Одним словом – помои. После того, как окончилось боевое слаживание, мы отправились в Чечню.
ХАНКАЛА И ВЕДЕНО
Выезжали на бронепоезде. До Ханкалы добирались очень долго. Чуть ли не через каждые сто метров поезд останавливался. Перед отправкой саперы «пробили» маршрут и выставили сторожевые посты. В поезде было невыносимо: вонь, вода протухшая. Когда наконец добрались до Ханкалы, большинство потеряло каблуки сапог в непролазной грязи. Я сразу же купил форму-«горку» и берцы, а многие так и ходили без каблуков – все деньги по дороге пропили. В Ханкале сказали, что за нами приедет представитель части.
Наш старший не заставил себя долго ждать. На «вертушке» нас перебросили в бывшую Курчалоевскую комендатуру. Там же нас сразу начали отбирать в разные подразделения. Когда спросили «кто в саперы?» - я вышел из строя. На меня посмотрели как на сумасшедшего. Таких, как я, набралось немного. В основном, контрактники шли в пехоту, гораздо меньше было желающих служить в разведке и уж совсем мало саперов.
Несколько дней занимались на полигоне. Нас гоняли по минно-взрывному делу, по тактике. Тогда же старший сказал: «Вы саперы, а это значит, должны забыть про землячество, ругань и ссоры. Вы должны быть как одна семья». И он был прав на все сто. Саперы в любой части наравне с разведкой относятся к самым боевым и традиционно уважаемым подразделениям.
Условия там, конечно, были не ахти, но вполне сносные. Территория комендатуры окопана рвом по периметру. Со стороны поселка большой бруствер, рассчитанный на ведение огня по нескольким направлениям. В палатках от зачисток остались ковры, мебель. Уже сами купили бытовую технику. У нас, к примеру, были телевизор, видео, музыкальный центр, остались два ящика видеокассет. Была даже видеокамера.
Саперов было немного – всего два отделения, но все мы жили очень дружно. Если кто-то обронит на пол кошелек с деньгами, он не пропадет, как бывало в других подразделениях. Можно быть уверенным: его найдут и обязательно вернут хозяину. Вскоре началась боевая работа.
ХИТРОУМНЫЕ ФУГАСЫ
Наше саперное отделение проверяло участок дороги от Ведено до Верхотоя. Мы проходили по маршруту от Ца-Ведено до бывшей Аргунской комендатуры. Это 12 километров пути по дороге, на которой местные жители частенько подбрасывали муляжи фугасов и ставили лжерастяжки. Иногда находили и настоящие фугасы. Пришлось познакомиться со всеми инженерными изысками, которые готовили для нас боевики. Я был третьим номером. Когда щуп натыкался на что-то подозрительное в земле (округленное, металлическое), моей задачей было откопать этот предмет. Если раньше его попросту уничтожали накладным зарядом, то сейчас приходилось поработать лопатой. Мы элементарно экономили тротил, который нам выдавали в ограниченном количестве. Самое сложное и опасное дело – нейтрализовать фугас на фотоэлементах. Обычный светодиод, батарейка и провода, идущие на снаряд, в который вмонтирован электродетонатор. Датчик накрывается картонкой, камнем или любым мусором. Одно неосторожное движение, свет попадает на диод, и гремит взрыв.
По правилам, пока мы не «пробьем» дорогу, гражданским машинам не разрешалось по ней ехать. Чеченцы возмущались, и итогом этого возмущения стали три боевых фугаса, заложенных через каждые 30–40 метров. Это случилось в сентябре. Два снаряда взорвались, а третий саперы обезвредили. Помог генератор помех. В итоге троих саперов ранило. После этого по прихоти командиров машины не стали задерживать.
В такой обстановке мы постоянно вступали в конфликты с гемадаевцами. Их так зовут по фамилии командира. В этом подразделении собран весь сброд, бывшие боевики, которых не взяли в гвардию Кадырова. Доходило до полного маразма: мы «пробиваем» дорогу, а за нами идут эти отморозки, стреляют в воздух из автоматов и орут «Аллаху Акбар». Они выставляли свои сторожевые посты на дороге через каждые сто метров.
«ЧЕЧНЮ ОТДАЛИ ОТМОРОЗКАМ»
Особенно ситуация обострилась перед выборами президента Чечни. Нам приходилось проверять все школы и помещения, где расположились участки. Гемадаевцы всегда путались под ногами, мешали работать. Помню, прилетел начфин выдавать зарплату. У него чемодан с несколькими миллионами. Тут подходит какой-то чеченец, наполовину одетый в солдатскую форму, наполовину в гражданскую одежду, и начинает выяснять, кто там да что привез. Естественно, я спросил, кто он такой, чтобы я ему говорил. Гемадаевец предложил выйти с ним один на один и драться насмерть. Дескать, потом на боевые потери спишут. Я согласился. Бородач ушел и через некоторое время притащил с собой целую свору «братьев по разуму». Меня поставили «под стволы». Сказали, что если еще раз буду так с ними разговаривать, то они сначала прострелят мне ноги, потом голову. Пригрозили подъехать с кадыровцами, забрать меня и наказать, а командиру комендантской роты разбить морду. Говорили, что на каком бы я транспорте ни ехал и с кем бы ни был – все попадут в мясорубку. И, нужно сказать, эти угрозы не пустые. Контрактники и российские офицеры сейчас в Чечне не имеют никаких прав. Упаси Бог открыть огонь или зацепить кого-нибудь, пускай даже по тебе стреляют, можно считать себя покойником. Либо прирежут, либо прилетит проверка, и контрактника заберут «до выяснения». Посадят в изолятор там же в Чечне, где сначала «опустят», а потом перережут горло.
Хотя, конечно, гемадаевцы – полное дерьмо по сравнению с кадыровской гвардией. Те более дисциплинированны и пользуются в Чечне куда большей властью и поддержкой. Такие же бывшие боевики, увешанные оружием, которые ходят в кроссовках и чеченских тюрбанах, хотя и носят звания Российской армии. С этими шутки плохи. Был случай, когда они на дороге остановили машину, в которой ехал полковник. Встретились глазами люди, которые стояли по разные стороны баррикад. Офицера и его водителя избили, а потом передали по рации другим постам, что едет полковник. Их избивали по пути еще три раза. Чечню полностью отдали отморозкам.
Я дослушал этот рассказ и отчего-то вспомнил документальную книгу Н. Асташкина, тот раздел, где он описывал чеченские события 1992 года, когда дудаевцы грабили военные городки, вынуждали уезжать военных из республики. Неужели опыт истории нас в очередной раз ничему не научит?