На слезах крестьянства строился социализм

На съезде партии в 1930 году было принято решение об ускорении темпов индустриализации. Однако реальных условий для этого не было. Выход виделся один – в нещадной эксплуатации деревни, принудительных займах, увеличении продажи алкоголя, коллективизации и создании колхозов. Но результаты все равно были неутешительными. Крестьянство не видело реальных стимулов для совместного хозяйствования, играли свою роль и низкие закупочные цены на сельхозпродукцию. Коллективизация, борьба с кулачеством, изъятие «излишков» создали настоящую атмосферу ужаса в стране. В начале 1930-х гг. зверствовал массовый голод, вымирали целые деревни. Но при этом за границу шли эшелоны с пшеницей в обмен на валюту, так необходимую для индустриализации страны.
ПОД ГНЕТОМ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ
Жители деревень, находящихся рядом с Орском, в полной мере ощутили на себе все перегибы руководства. Людей заставляли делать вклады в сберкассы, вкладывать средства в принудительные займы на приобретение комбайнов и техники, платить единый сельхозналог, страховые платежи, подписываться на заем «Пятилетка» и т. д. У крестьян не было реальной возможности платить деньги по всем счетам: скудных средств едва хватало на жизнь.
В результате план по «мобилизации средств населения» в нашем районе был выполнен лишь на 13 процентов. После обсуждения телеграммы крайкома об усилении мероприятий по мобилизации средств населения было решено усилить агитацию и пропаганду. Вот протокол одного из собраний, написанный казенным языком того времени, отражающий умонастроение эпохи: «Обязать комсоды категорическими мерами форсировать ход взысканий крестьянских платежей. РАЙФС немедленно выявить бездействующих должностных лиц для привлечения виновных к уголовной ответственности. Общее собрание клеймит позором всех, ведущих контрреволюционные действия. А также тех, кто задерживает злостно излишки хлеба и денежные средства, тем самым практически помогает нашему классовому врагу. В ответ на контрреволюционные вредительские вылазки общее собрание дает обязательство в ближайшее время вывезти все имеющиеся излишки хлеба государству и сократить продовольственную норму в коммуне и у единоличников с 15 до 13 пудов в год на едока. Фуражную же норму с 14 до 10 пудов на рабочую голову. Тем самым мы немедленно выполним план хлебозаготовок на 100%. Общее собрание вызывает к соцсоревнованию все коммуны, чтобы последовать примеру выполнения плана хлебозаготовок и государственных обязательств на 100 процентов».
Решение собрания принято единогласно под бурные аплодисменты. Создается впечатление, что люди были готовы буквально положить жизнь ради государственных сверхзадач. Но причины все же в другом. На собрания просто не допускались инакомыслящие. Потому что «классово чуждые элементы» были лишены избирательных прав. Права голоса не имели так называемые кулаки, служившие в белой армии, представители духовенства… Словом, все те, в чьем происхождении и умонастроениях государство усматривало угрозу для своей политики. Поэтому протоколы собраний монотонно фиксировали лишь гладкие правильные речи, призывы подтянуть пояса да подобострастные одобрения генеральной линии. В то время как мнения огромного количества людей оставались «за кадром».
Несмотря на все усилия активистов, работа по взысканиям принудительных займов велась из рук вон плохо. Крестьянство жило впроголодь и отдавать последнее, обрекая семьи на верную смерть, не хотело. Об этом свидетельствует «Постановление президиума РИК» за 1930 г.: «По району констатировано безобразно медленное поступление денежных платежей, грозящее срывом правительственных заданий. В Новопокровке, например, сбор на комбайны составил 3 процента. Из Новосимбирска поступило лишь 40 процентов страхплатежей, 20 процентов средств – на заем, план по самообложению выполнен на 27 процентов. Из Александровки поступили 34,5 процента страхплатежей. Отвратительная картина в Перво-Надеждинке. На землеустройство собрано лишь 2,5 процента намеченных средств.
В связи с этим предложить всем уполномоченным и председателям сельсоветов под их персональную ответственность взыскать с населения все виды крестьянских платежей. Особо жестким и решительным натиск на 100-процентное взыскание платежей и обязательств должен быть на кулацкие хозяйства. За невыполнение задания немедленно действовать в порядке бесспорного взыскания вплоть до продажи имущества на сумму, подлежащую взысканию».
Но даже принудительные меры не давали ожидаемых результатов. Требовалось еще большее «закручивание гаек». Приказ «Всем сельсоветам от 23 декабря 1930 г.» гласит: «Ввиду безобразно слабого поступления платежей надлежит немедленно создать оперативную тройку. Ей вменяется в 5-дневный срок закончить все платежи. В своей работе тройка должна принять все меры к взысканию платежей с кулаков, единоличников. Кулацкие хозяйства, у которых изъято и продано все имущество, но вырученных средств оказалось недостаточно для покрытия задолженности (!), а они продолжают уклоняться от платежей, немедленно предать суду.
За невыполнение распоряжения в срок созданная тройка будет привлечена к уголовной ответственности как за пособничество кулакам».
КРАСНЫЕ ОБОЗЫ…
На строительство городов требовалось все больше средств. И они добывались любой ценой. «Протокол заседания районной хлебной пятерки Новопокровского района от 2 декабря 1930 г.» содержит уникальные свидетельства реального изъятия «излишков». «Категорично обязать уполномоченных и сельсоветы, что они обязаны точно учесть излишки в отдельных хозяйствах зажиточного населения и кулаков в 47 ч. и дать им твердые задания по хлебозаготовкам. Обязать уполномоченных и председателей сельсоветов в течение декабря развернуть массовую работу по организации красных обозов по вывозу хлеба».
Подобная ситуация существовала несколько лет. Об этом свидетельствует «Приказ районного исполнительного комитета советов от 7.02.1931 г.»: «В течение 27 ч. у кулацко-зажиточной части села, не выполнившей твердых хлебных заданий, произвести принудительное изъятие всех хлебных зерновых запасов на пополнение страхсемфонда и передачу государству, оставляя минимальную продовольственную норму. В случаях сопротивления обязать судебно-следственные органы в суточный срок организовывать выездные сессии суда. Предупредить все население о запрещении продажи хлеба без разрешения сельсовета. Объявить всему населению о необходимости открытия ям без привлечения за это к ответственности. В противном случае лица, оставившие свои ямы нераскрытыми, при обнаружении несут строгую ответственность. При этом следует разрешить выдачу 25 процентов раскрытого хлеба лицу, обнаружившему яму».
В оголодавших деревнях люди теряли человеческий облик. Чтобы не погибнуть от голода, стучали на соседей, с которыми жили бок о бок, и получали свои 25 процентов выявленного хлеба… Атмосфера недоверия, страха, подозрительности была доминирующей для того периода времени.
Непосильный гнет платежей, изъятие хлеба приводили к тому, что людям приходилось расставаться даже с так называемым прожиточным минимумом. Чтобы не умереть с голода, крестьяне были вынуждены резать скот. Но у власть предержащих находились свои контраргументы на действия голодающих людей…
«Обязательное постановление Новопокровского районного исполнительного комитета советов от 29 ноября 1930 г.» гласит: «В ходе мероприятий по борьбе с умышленным и хищническим убоем скота запретить на территории района убой:
1. Племенных животных, зарегистрированных в качестве улучшителей породы;
2. Молодняк крупного рогатого скота (телок, быков, свиней), за исключением явного брака;
3. Овнов, баранов, хряков, пригодных в качестве производителей, а также коров до 8 отела, годных для воспроизводства.
Лиц, нарушающих постановления, подвергать штрафу в 10-кратном размере стоимости убитого животного. Во всех случаях нарушения постановления кулацкими хозяйствами и частными скупщиками производить немедленную конфискацию всего принадлежащего скота в 48 ч. С момента нарушения передавать дела в народный суд для привлечения к уголовной ответственности».
На крестьян давили обязательства по скотозаготовкам. Выполнять их было не по силам… Так, из «Резолюции хлебопятерки от 30 декабря 1931 г.» явствует, что план по крупному рогатому скоту выполнен на 85 процентов, овцам – на 92,7 процента, свиньям – на 13,2 процента. «Не было принято необходимых мер со стороны всех организаций к задерживанию хищнического убоя скота. Вместо выполнения плана скотозаготовок скот разбазаривался. Имели место продажи скота с торгов, отбираемого у кулацко-зажиточных хозяйств для погашения задолженности, числящейся за этими колхозами, вместо того чтобы этот скот передавать мясокомбинатам или колхозному сектору. При распределении плана скотозаготовок необходимо предусмотреть, чтоб основная его тяжесть была выполнена за счет кулацко-зажиточных хозяйств».
ПО ЗАКОНАМ СТРАХА
Не только крестьянство жило под страхом наказания. По лезвию ножа ходили те, кто был назначен заниматься принудительными сборами, изъятием излишков. Жалость, сострадание могли стоить им жизни. Страх попасть в касту «врагов, вредителей и пособников кулакам» заставлял людей терять все человеческое, мыслить и жить в строго принятых рамках, говорить штампами, действовать вопреки здравому смыслу и своим эмоциям. Люди стали винтиками одной большой мясорубки под названием «коллективизация»…
«Постановление РИК» – наглядное тому подтверждение. «Уполномоченным райисполкома и председателям сельсоветов за преступно слабое выполнение по сбору крестьянских платежей объявить строгий выговор с предупреждением о более суровой ответственности. За полную бездеятельность в работе по сбору платежей виновных привлечь к уголовной ответственности. Предложить начальнику адмотдела в недельный срок (!) произвести расследование и оформление материалов. Поручить прокурору проследить за быстрым расследованием и передачей дел в суд. Народного судью обязать переданные дела разобрать в показательном порядке в 47-часовой срок (!) с момента передачи дел в суд».
Показательные суды вершились в рекордно короткие сроки. По разнарядке находились виновные, выносились приговоры. Репрессии носили массовый характер. Деревня, от самого последнего бедняка до председателя сельсовета, была поставлена на колени… Жизнь любого человека висела на волоске.

(Окончание следует.)