От неминуемой смерти спасла отцовская рубаха

Родом Григорий Ефимович из запорожцев, и его земляки много потеряли, когда он оказался в Орске. Появись на свет в позапрошлом веке, скакал бы с лихо заломленной папахой и острой шашкой наголо да гонял по степи коварных ляхов. И не найти лучше защитника униженных и оскорбленных, у которого чувство возмущения несправедливостью кипит в крови, пока есть силы. Но судьба распорядилась по-другому. В результате мы обрели личность явно яркую и неординарную. Даже в свой 80-летний юбилей Олефир спешит кому-то на помощь, оставив на потом и годы, и фронтовые ранения. Его жизнь, полная испытаний и лишений, кричит во весь голос, чтобы услышали: не бритоголовые братки, не киношные менты, а вот кто истинный герой нашего времени! Четыре побега
Биография начиналась с села Августиновка Верхне-Хортицкого района Запорожской области в 1925 году. Родители – крестьяне – рано вставали, поздно ложились, послали сына овладевать профессией, необходимой в хозяйстве.
– Учился в ФЗО на столяра. Предстояло работать во славу металлургического комбината «Запорожсталь», строить для тружеников дома, – поясняет Олефир. – Так оно и было, пока не началась война. Рубанок и топор пришлось менять на лопату – копать противотанковые рвы. В один из дней в десять утра мы еще кидали землю, а в 16 часов противник уже оккупировал правый берег Днепра. Его наши сдали без сопротивления. Выход один – тикать. До хаты километров семьдесят. Через трое суток появились фашисты, назначили старостой учителя немецкого языка Отто Карловича. Мы и раньше недолюбливали преподавателя. Как выяснилось, не зря – негодяй мытарил пацанов без конца за малейшую провинность, чуть что, запирал в сарае. Колхозники превратились в рабов, обеспечивавших супостатов продовольствием целых три года. Некоторые пытались бежать. Друг тоже хотел переплыть реку, но его тут же пристрелили – берег оборонялся крепко.
В 1944-м сельчан погнали в Германию. Полторы тысячи человек шли к станции сутки под охраной эсэсовцев с овчарками. Григорий плелся с двумя родственниками. Соседский парнишка выскочил из строя за брошенным кем-то из местных жителей куском хлеба и вытянулся на обочине, сраженный автоматной очередью. Много людей лишилось жизни на той дороге. Наконец оставшимся разрешили перевести дух на городской площади.
– Воспользовавшись неразберихой, я дал деру на пару с одним хлопцем. До наступления темноты приютила нас старушка в крайнем доме. Ночью мы опять стали пробираться в село, хоронясь в кукурузных полях и грызя початки. Не повезло – поймали, заставили рыть окопы, – вспоминает Григорий Ефимович. – Но недолго мы вкалывали на фрицев, в первый же подходящий момент удрали. На этот раз со знакомым мужиком Вовкой Драй, имевшим двоих детей. Сарай, где нас закрывали на ночь, был из самана, и раскачать один из них большого труда не составляло. Правда, далеко уйти не успели, свобода сменилась неволей через трое суток.
Беглецов-рецидивистов отправили в Николаев. Местом обитания стала церковь с сотнями несчастных, содержавшихся в нечеловеческих условиях. Иногда их кормили баландой. К заветному черпаку тянулись изможденные руки с консервными банками. Даже плохой хозяин поит-кормит свою скотину. А заключенные никакой ценности не представляли, одни подохнут, других привезут. С приходом осени начались холода и дожди, рытье рвов превращалось в испытание, которое выдерживали далеко не все. Печальный финал ждал практически каждого. У земляков созрел план. Рискованный, почти нереальный, зато давал шанс. Вечером шатавшаяся от усталости колонна возвращалась назад. Олефир и Драй пристроились в хвост. Выбрав момент, они упали ничком в глубокую колею, выбитую танками. Заключительные ряды прошли по ним, утопив в жидкой грязи. Неделю николаевские узники обсыхали, отъедались и отсиживались под печью. Пока не случилась облава. Григорий очутился в Бесарабии. Только тут пришло долгожданное освобождение. Радость вышла пополам с трагедией. Наши выстроили оставшихся в живых. Тех, на ком имелась одежда вражеской армии, почти через одного без суда и следствия расстреляли. Олефира спасла отцовская рубаха из прочной материи.
– Меня тут же призвали в армию. Новобранцев погрузили на баржу, доставили в Софию, показали, как заряжается винтовка, и отправили в действующую часть, – продолжает собеседник. – Попал в связь, форсировал Тиссу, брал Чехословакию, Венгрию. При сражении за город Буда образовались четыре кольца из советских и немецких войск вперемешку. Наша рота попала в самое пекло. Потом, когда операция увенчалась успехом, мы шли по улицам и не знали, куда ступить: трупы лежали сплошным слоем. Самолет с крестами угодил в здание и повис.
“По чью душу?”
– Некоторое время подразделение стояло в обороне. Место живописное, хоть картину рисуй – ухоженные строения, заграничная природа. Но нам было не до того, поскольку страдали без продовольственного снабжения. Однажды принялись обходить брошенные частные владения. Заглянули в один подвал, а там и мука, и копченое сало, и лепешки, и целая бочка яиц, залитая рассолом, чтобы не пропали. И, конечно, огромные емкости с вином. Рядом – самогонный аппарат. Напарник сразу привел его в рабочее состояние. Выпили, для ребят налили. Возвращаемся, смотрим – из воронки куда-то уходит конец кабеля. Потянули, за ним тащится полевой телефон, следом с руганью бежит немец. Так что, кроме еды, еще и «языка привели». Мне за него орден Славы дали.
Награда нашла героя через 30 лет. Но тогда он еще не знал, как поступит с ним судьба буквально через несколько дней. Дивизию перебросили в Австрию, и она угодила под шквальный огонь «катюш». Олефир получил шесть ранений, один осколок вспорол висок и улетел дальше. Выздоровление в госпитале заняло три месяца. В мае Германия капитулировала. Медкомиссия констатировала: негоден к строевой. Родных мест солдат не узнал. Везде зияли воронки от снарядов и бомб, стерших село с лица земли. Из 15 одногодков вернулись лишь двое. Засучил воин рукава, взял лопату… Кому же еще восстанавливать разрушенное хозяйство!
В Орск Григорий Ефимович прибыл в 1960-м. Так сложились обстоятельства. На ЮУМЗ устроился грузчиком, затем его назначили распределителем работ в цехе № 31. На предприятии трудовая биография и завершилась. Однако общественная деятельность не прекращается до сих пор. Она началась, когда коллектив завода выдвинул своего представителя в народные контролеры. Городской комитет благодаря неуемной энергии, принципиальности и смелости фронтовика обрел у населения высокий авторитет. Правда, находились и такие, кто хотел бы уже и задвинуть активиста, поставить на место. Заведовал он бюро жалоб, то есть снова воевал на самом горячем участке фронта за справедливость. В неделю поступали по 5–6 призывов разобраться и помочь, на которые уходило все свободное время. Как удавалось везде успеть, неизвестно никому и сегодня. Ему поручались самые ответственные задания. В итоге орчанам становились известны фамилии лиц, злоупотреблявших должностями и чинами.
Именно он вскрыл махинации на базе отдыха «Южуралмаша», где весело и вольготно проводила выходные верхушка завода, а средства списывались на рядовых станочников и металлургов, якобы получивших путевки. Теплых мест лишились председатель завкома профсоюза, главный бухгалтер. Начальника ЖКО, кроме того, исключили из партии. Разоблачение постигло и тех, кто в автобазе № 1 разукомплектовывал газовое оборудование на новых машинах. «Полетел» главбух, освободили руководителя. В комитет обратились 10 человек по поводу невыполнения решений суда, касающихся предоставления жилья. После разбирательства состоялось заседание бюро горкома КПСС, рекомендовавшее освободить от должности прокурора. А нашумевшая история с «Запорожцами»! Инвалиды после 7 лет эксплуатации автомобилей имели право на их замену. Многие даже 30–50 тысяч километров не прошли и по причине щедрости собеса продавались по чисто символической цене нужным людям. После проверки заведующий отделом потерял работу. Причем в трудовой книжке должна была содержаться соответствующая запись. Потерпевший фиаско начальник укатил в Кировоград с другой строчкой: «Уволен по собственному желанию». Но и там его достал Олефир, послав запрос. После чего поменял работу и председатель райисполкома.
Конечно, чиновники с рыльцем в пушку особого расположения к Григорию Ефимовичу не питали, интересуясь при каждой встрече: «По чью душу пожаловал?» Нередко он поднимал в своей квартире в панельной пятиэтажке трубку телефона и выслушивал в свой адрес разные нелестные выражения, а то и недвусмысленные угрозы. Их с лихвой перекрывали бесчисленные благодарности от рядовых жителей. В том, видно, и заключалась сила.
Несговорчивость и неподкупность являются основной чертой характера Олефира. С ним не знали проблем садоводы, когда он являлся председателем огородного кооператива целых 20 лет. Зовут занять прежний пост и сейчас, когда ему уже восемьдесят. И неспроста. Он без страха за свою жизнь берет в плен грабителей электрических опор и доводит дело до суда, от него улепетывают любители дармовой картошки. К нему обращаются, когда предстоит изнурительный поход по инстанциям. Боец по-прежнему в строю, воюет, в отставку не собирается.