Пасхальные огни ночного Орска

Благодатный огонь сошел в Иерусалиме и сразу зажегся в глазах орчан, увидевших его по телевизору. Субботним вечером огоньки стали стекаться к православным церквям, вокруг которых от этого становилось светло даже без уличного освещения.
Мы с кумом повезли свои огоньки в Малую Покровку (так называют в народе храм на улице Первого мая в Старом городе). И получили взамен «праздничный репортаж от нашего корреспондента»...
– Ух ты, машин сколько, припарковаться негде!
Милиционеры – самые ранние молитвенники – уже тут как тут, преграждают нам дорогу. Освобождают место для крестного хода, который должен состояться с минуты на минуту. Сворачиваем на улицу Кирова, а тут проблемы с парковкой, как на какой-нибудь Тверской-Ямской. Но кум не зря оседлал свою «десятку»: после службы, в четвертом часу ночи, отсюда нелегко будет уехать. В сторону поселков ОЗТП и Вокзального ночные такси неохотно вызываются.
Выхватываем из ножен свечки и вперед – в самую гущу прихожан. Свечами запаслись заранее, чтобы не стоять в очереди у иконных лавок.
В 12 часов ночи начинается крестный ход.
Зарождаясь глубоко в алтаре, плавно растекаются по всему храму первые знакомые всем пасхальные песнопения, которые наполняют душу надеждой, и... даже в желудке уже не так урчит после сорокадневного поста... Запрестольные кресты, алтарные иконы, Евангелие и хоругви проплывают над головами. Поющий нарядный хор, а за ним и весь народ устремляется на улицу. Замечаю, что молодой человек в махровом пиджаке боится за свою спину – ведь у каждого в руке горящая свеча с капающим воском. Девушка призывает его не беспокоиться за материал своих материальных благ:
– Ведь праздник-то какой – Вселенский! Это тебе не хухры-махры.
...Только на улице замечаешь, что и погода нынче пасхальная: тепло, ветра нет – свечи не гаснут. Торжественно обходим храм, и у входа впервые раздается возглас священников: «Христос Воскресе!» Вот она, Пасха! Самые светлые минуты в году...
Когда хоругвеносцы вновь заходят в храм, я решаю не смущать махрового парня, стою у входа, пропускаю людей, здороваюсь со знакомыми. Каких только знакомых не увидишь на праздничной службе!.. Вон, например, знакомый кришнаит на меня смотрит. А я с ним не поздоровался почему-то. Стыдно. Догнать, что ли, и похристосоваться? Ладно, не буду пугать, а то еще подумает чего.
Захожу наконец и я. Меня влечет поближе к чужим куличам, которыми уставлен широкий подоконник. Служба в самом разгаре. Заходит здоровенный человечище, которому «очень хорошо»:
– Бабули! Куда за здравие ставить? И что говорить надо?
Ну как тут в двух словах объяснишь, «что говорить»?! Да и перегар у него огнеопасный, того и гляди – вспыхнет от подсвечника.
Так... Кого бы еще поосуждать? Молиться-то лень. О, вон три девицы под окном ставят за упокой. Не знают, что надо бы сейчас отойти оттуда, чтобы грехов чужих не наслушаться – рядом отец Павел исповедует. Эх, им бы во вторник в шесть часов вечера сюда прийти... Каждую неделю отец Павел Путилкин беседует здесь с молодежью на доступном языке. Можно задавать любые вопросы под чай с баранками.
...К двум часам стало клонить в сон, жаль, не поспал днем. Тогда я прибегаю к секретному правилу всех грешников, которые зевают на службах: на каждой ектенье кланяться как можно ниже. А крепкая многодетная семья Селетковых, о которой мы писали прошлым летом, даже с маленькими детьми пришла на всенощную – и ничего!.. Вот на таких семьях и держится орский генофонд.
Выхожу во дворик храма – водички святой попить из большого бака у трапезной. Рядом бабушки судачат:
– Опять глава не организовал нам маршрутки! Как домой поедем?
– Сама виновата! Плохо за него молишься, значит.
Думаю, надо бы подсказать, чтоб и за горсовет молились. Хотя депутаты в полном составе спят сейчас, наверное... Пусть отдыхают, а то как начнут икать среди ночи в полном составе, к ужасу жен своих.
Еще часик – и настоятель митрофорный протоиерей Григорий Феодосиевич Катрук выходит освящать принесенные блюда. Вот оно, счастье, был бы куличик рядом!
Четыре часа воскресного утра, едем домой... Редкие окна многоэтажек светятся благодатным огнем. Глаза большинства закрыты, не видят, как прекрасна пасхальная ночь.