Дядя Ваня

Чеховский дядя Ваня мечтал о жизни светлой и прекрасной, завоеванной трудом и мелкопоместными заботами. А вот мой сосед - тоже дядя Ваня - дожил-таки до времени, когда по распорядку должно, наконец, случиться это светлое, и все ждет. Чего-то непредвиденного среди опостылевшего. Пьет.Каждое утро, не найдя у кровати привычных мягких шлепанцев, испытывает величайшую бесприютность своего существования. Просто в жизни дяди Вани уже давно - унылая пора.
Очей очарованье тетя Даша суетливо пытается найти себе занятие, поскольку без работы жить не приучена. Ежедневно перебирает разноцветные платки, по цветам и размерам разложенные в комоде. Платков много. Все, как говорится, на «выход». Тетя Даша его ждет. Уже сорок лет носит наизнанку старенькую шаль. Трудится. Наводит в комнате уют. Что-то шьет, перешивает, штопает.
Дядя Ваня же давно назначил себя сердечником. И при абсолютно здоровом сердце «умирает» при малейшей нагрузке, малейшем сопротивлении. Утром, не обнаружив в программе передач «Играй, гармонь!», его душа перестает петь, и сердце требует соучастия.
Старинные фотокарточки, прикрывающие пятна на обоях, изо дня в день напоминают о возможном, но утраченном. И так горько становится дяде Ване, что он традиционно звонит однополчанину Михаилу, с которым они через 15 минут встречаются у ларька, чтобы традиционно до вечера вместе чинить обожаемый «Запорожец».
Тетя Даша эти традиции чтит, относится к ним с пониманием. Дядя Ваня пьет. Давно и настойчиво. Его единственный сын - то ли столяр, то ли плотник (похоже, этого не знает даже сам отец) - появляется изредка для ритуального обряда - займа финансов. Дядя Ваня делится. Так бог велел. Тем более, что пенсионный фонд в этой семье распределяется очень незатейливо. Хлеб, крупа, иногда мясо, реже прочие вкусности, всегда водка. В общем, деньги остаются. Их тетя Даша хранит под матрацем. Копит на похороны.
Залив горе, дядя Ваня торжественно начинает читать поэму Симонова «Открытое письмо». И после строк «К вам письма в сентябре придут, а он убит еще в июле» делает многозначительную паузу, оглядывается и призывает выпить.
Как и все отслужившие, отработавшие, изверившиеся и напуганные, дядя Ваня считает, что жизнь знает достаточно, чтобы компетентно обсуждать происходящее. Мыслит себя глубоким экономом, размышляет о кризисе и перераспределении власти, сознательно аргументируя цитатами, вычитанными в прессе. Тетя Даша с ним не спорит, доверяя интеллекту. Дядя Ваня аналитически сопоставляет «раньше» и «сейчас», пытаясь определиться, когда же было лучше. И в очередной раз, не найдя ответа, для профилактики поругивает правительство за грешки.
Забавный дядя Ваня. Его старые глаза видят лишь хорошее. Он не навязывает свой моральный кодекс молодым. Не критикует нынешнее время. Считает, что у каждого поколения своя правда. Зайдя в гости к соседям, с интересом осваивает радиотелефон, пульт дистанционного управления. И его глаза, которые много плакали, начинают светиться от предвкушения открытия.
Вечером, вернувшись домой, он радуется одному только чувству собственной значимости и нужности. Тетя Даша кормит его постными щами и докладывает запутанные сюжеты сериалов, просмотренных накануне. Дядя Ваня слушает внимательно, кивает головой, не перебивает, чтобы через сорок минут невзначай вымолвить свой любимый афоризм: «Да, богу не до нас. У бога лето по расписанию. Страда».
Так и живет. Перед сном на балконе выкуривает свою заветную папироску, вглядывается в вечно-постоянное небо. И не найдя в нем утешения, мечтает о скорой встрече с Михаилом. О завтрашнем дне. Дядя Ваня пьет всегда за что-то в будущем. За жизнь светлую и прекрасную.