Срок дожития

Народ мудр и ироничен. Когда проиграно все: и мундиаль, и возрастная пенсионная реформа, – он решил взмахнуть мечом сатиры и юмора. От собственного бессилия, ведь наши подписи «против» ничего не стоят, если только главный гарант Конституции вдруг не выступит с потрясающим бомбовым заявлением – отменить нововведения по пенсионному возрасту,  вернув утраченную пылающую любовь сограждан.

Вот вам народный ответ, извиняйте, чем можем: «Лермонтов умер в 27 лет, Пушкин – в 37, Чехов – в 44, Есенин застрелился. А как ты помог Пенсионному фонду России?» Над собой народ тоже иронизирует: как бы до пятницы дожить и до понедельника не умереть. Какое словечко подобрали законодатели – срок дожития. Не жизнь, а так, нечто среднее между нею и кладбищем. Кажется, мы уже давно именно так и существуем. Закручивается афера против стариков. Кивок на Запад – а там давно уже подняли пенсионный возраст – только раздражает. «Там» фантастика – зарплата, работа, медицина, комфорт проживания другие. Мы бы согласились на скабрезное унизительное дожитие, если бы нас поместить в условия граждан Запада. 

Не надо прикидывать западное платье на головатое и нищеватое тельце России. Стоит признать факт, что население страны постарело, не прибавляется оно даже от сладкой пилюли в виде материнского капитала, работающих все меньше. Откуда оптимистические рапорты о повышенной рождаемости и побежденной смертности? А народ XX века, воевавший, поднимающий народное хозяйство, прошедший репрессии, раскулачивание, перестройку, распад Союза, загнанный в грязноватую лужу демократии, десятилетиями платил налоги. Где они? Срок дожития! 

Горестно. Русские мужчины, как правило, не доживают до обозначенного нового пенсионного срока в 65 лет. Да и женщина в 63 не ягодка. Срок дожития. А разве живем? Пенсионер донашивает костюмы Орской швейной фабрики – и так сойдет, он еще ничего выглядит. Покупает мясо, молоко, овощи подешевле – и так сойдет. Если получилось сэкономить рубля на три – рад до безумия. Стрижет его соседка старыми ножницами. 

Детям наказывает: 

– Гроб мне закажите самой простой, крест тоже, незачем пыль в глаза пускать, положите меня вот в этом костюме. 

– Пап, – увещевают его дети, – ты ж в нем на шестидесятилетие советской власти ходил, материя затерлась.

– Какая мне разница, в чем лежать, чать, не в Кремль попаду.

Жил-был, помним, любим, скорбим… Не подпрыгивал, тихонечко шагал. Где та свобода, независимость, которая присуща западным пенсионерам? Но ведь кто-то по-настоящему живет!

«Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать?» Это Михаил Салтыков-Щедрин, XIX век.