Испытания концлагерем выпали на ее долю. Но она выстояла.

Пожилые люди отмечают свой праздник. А сколько было прожито! Им есть что вспомнить и рассказать. Было в их жизни и такое:- Стою как-то в очереди, уже не помню за чем. Много народу собралось. Все нервные, ругают власть, жизнь пропащую и еще злее становятся. А я возьми и скажи: в войну не такое терпели. Как тут накинулись на меня! Сознательная какая, мол, будто сама воевала. Не воевала, говорю, врать не буду, но немецкий концлагерь вынести довелось. Не верят мне, вижу. Хотя очередь спокойнее стала.
Глядя на нее, действительно трудно представить, что принадлежит к поколению тридцатых, которое в Великую Отечественную хлебнуло горя полной ложкой. И все же это так. Родом Елена Фоминична Седова из Белоруссии. Родилась в 1931-м, место рождения город Жлобин Гомельской области, значится в анкетных данных. Скупые строки дополняются детскими воспоминаниями, а они, как водится, самые яркие и прочные. Словно на хорошей видеокассете, она до сих пор видит цветущий мак возле крыльца дома, на крыльце мать, сестры Надя, Зоя, братишка Ваня, Лена - самая младшая. Семья ждет отца из очередной поездки. Он служил машинистом на паровозе. Фома Павлович открывает калитку. Ему поливают из ковшика. Рядом стоит дочь с полотенцем. Потом - ужин с долгими разговорами.
Родители слыли работящими, держали корову, поросят, кур и детей учили любить труд. Каждый имел свои обязанности, хотя основную нагрузку, конечно, несли взрослые. Словом, Седовы жили в достатке, любви и согласии. Лена пошла в школу, у старших удачно складывалась судьба и, казалось, все будет хорошо.
- Война началась неожиданно, сначала с объявления по радио, - вспоминает Елена Фоминична. - Шла она как бы в стороне, напрямую нас не касаясь, потому что отец к той поре вышел на пенсию и на фронт его не взяли. Ваня - подросток, какой с него спрос. В конце июня во двор забежали несколько красноармейцев, попросили у матери что-нибудь из одежды. Она вынесла им. Потом самолеты загудели. Мы залезли в погреб. Земля под ногами вздрогнула, раздался приглушенный взрыв. Когда налет кончился, оказалось: бомба упала в соседний огород. Но, по счастью, никого не убило. Только огромная воронка осталась да стекла в доме вылетели.
Через два дня в город вошли немцы. К Седовым солдаты ввалились под вечер. Они вытолкали семейство из самой просторной комнаты, скомандовав хозяйке собрать на стол. Началась шумная пьянка. Непрошеные гости никого не тронули. Один из них, изрядно набравшись и, видимо, расчувствовавшись, извлек на свет фотографию с запечатленными на ней женой и детьми. Он что-то лопотал, очевидно тоскуя по своим: человек все-таки.
Правда, в дальнейшем человеческого у гитлеровцев крепко поубавилось. В августе они выгнали из Жлобина в степь всех евреев. Особое рвение при этом проявляли полицаи из местных. Кстати, желающих служить новому порядку отыскалось немало. Они-то и находились на первых ролях у своих хозяев. Воронка от авианалета стала для евреев общей могилой. Во взрослых стреляли, детей швыряли вниз живыми. Горожан заставили смотреть на душераздирающую картину в назидание. Когда автоматные очереди смолкли, полицаи забросали убитых землей. Спустя несколько дней на том месте выступила кровь.
Корову, поросят и кур забрали немцы. Не сидели сложа руки и полицаи. Им доставалось все остальное добро. И вообще они творили, что хотели, - продолжает Седова. - Появились партизаны. В один из дней в лес ушел наш Ваня, никому ничего не сказав. Он просто исчез, но мы все поняли. Тут же к нам пожаловали немцы. Всю семью, включая перебравшуюся в родной дом сестру Надежду с двухлетним малышом, погнали на вокзал. А там людей видимо-невидимо! Погрузили в вагоны для скота, повезли, высадили в городе Рогачеве, дальше мы пошли пешком.
В пункте сбора населения оккупированной территории фашисты приступили к сортировке людей. Пожилых с детьми до 13 лет в одну сторону, парней и девчат - в другую, чтобы отправить в Германию. Седовых в полном составе вместе с другими закрыли в амбаре. Охранники хлестали самогон. В первую же ночь от них сбежали три пленника. В следующую их примеру последовали и Седовы, напуганные зверствами захватчиков. Лучше под пулями погибнуть, чем сгореть заживо, решил отец. Семья, преодолев около 100 верст, тайком вернулась домой. Ее никто не тронул. Возможно, полицаям было не до нее. Хотя, скорее всего, они знали об очередной акции.
Беда грянула ранним утром. Жителей Жлобина погрузили в вагоны, а потом их путь лежал в концлагерь. Тех, кто терял силы и падал, тут же на дороге, пристреливали.
- Не знаю, сколько находилось человек за колючей проволокой, но с поступлением нашей партии стало тесно, - дрожит голос Елены Фоминичны. – Правда, не надолго. Пленники умирали десятками, их стаскивали в общую кучу. Живые ютились на сухих участках болотистой местности, пить приходилось из луж. День проходил за днем, наше положение ухудшалось. Отец томился в соседнем, мужском, лагере. Особенно страдали Надя с малышом. Все желали лишь одного: скорее бы конец. Тем более, что немцы собирались прорываться к своим, а нами - прикрыться, словно щитом.
Судя по всему, эти планы нарушили непредвиденные обстоятельства. Утром заключенные обнаружили, что их мучители дали деру. Народ бросился через забор, а там, оказывается, мины. Фрагменты тел полетели в разные стороны. Остальным повезло.Подоспели советские войска, вывели по узенькой тропинке. Однако судьба послала Седовым еще одно испытание: освобожденных начал косить тиф. Младшая дочь лежала с матерью на одной койке. Она выкарабкалась и встала на ноги, когда ее разыскала сестра. Разговаривали через оконное стекло.
- Надя, маму уже унесли, - еле выговорила Лена и услышала в ответ:
- Умер мой сыночек...
Даже сегодня, через 56 лет, события тех ужасных дней стоят перед глазами Елены Фоминичны. Появляются вдруг и долго не хотят уходить. Страданий выпало на ее долю с лихвой. Наверное, поэтому, закаленная войной, она с достоинством использует отвоеванную возможность жить. Тридцать пять лет Седова работала на горпищекомбинате, а затем еще 10 - на хлебокомбинате. Трудовая книжка заполнена поощрениями. Родной коллектив гордился ею, не теряет связи и теперь. У нее тоже хорошая память. Забыть то, что произошло с ней, она просто не имеет права.