В честь великой Победы им выдали по бутылке водки

На фронтах Великой Отечественной с фашистами билось несколько миллионов человек. Ратный труд солдат и полководцев оценен по достоинству, воспет в песнях, книгах, кинофильмах. Защитники Родины вошли в историю как победители в самой жестокой и страшной войне. Слава оставшимся в живых, вечная память погибшим. Однако у нас была еще одна армия численностью, пожалуй, больше действующей.– Шел январь сорок третьего. В один из дней нам с отцом вручили повестки из военкомата, которые предписывали явиться завтра с вещами и запасом продуктов, – вспоминает Бертгольд Шульц. – Зачем, мы догадывались. Вопрос состоял в другом – куда? На него ответить не мог никто. Да и кто решится спросить! Попрощались с семьей, не зная, когда придется свидеться. Ночь провели в Доме культуры, на голом полу. Утром односельчан, а их набралось человек пятьдесят, ждал вагон с нарами.
Сыну тогда исполнилось пятнадцать, сорокасемилетний отец явился для него надежной опорой в предстоящих испытаниях на выживание. Понять смысл происходивших событий не сложно, представить и примерить их на себя – занятие бесполезное. Потомков немцев, приглашенных в Россию два с лишним века назад для ее же блага, заранее обвинили в несовершенном преступлении. Их отрывали от родных и свозили целыми составами в глубь страны, чтобы потом использовать в качестве дешевой рабочей силы. Младший Бертгольд и старший Готфрид Шульцы жили в колхозе, располагавшемся вблизи Алма-Аты, а через несколько суток изнурительного пути очутились в Гурьевской области.
– Мы попали в распоряжение треста «Центроспецстрой», – продолжает собеседник. – Часть людей увезли на нефтепромыслы. Нас оставили прокладывать ветку к действовавшему нефтепроводу Гурьев–Орск. Пятидесятикилометровый участок дался нелегко. Без перерыва дули ветра с двадцатиградусными морозами. Земля походила на бетон, поддавалась буквально по сантиметрам, основными инструментами служили лом, кирка, клин, кувалда. Вечером еле добирались до землянок, чтобы обсушиться и забыться во сне. С соленого озера доставляли лед, растапливали. Вода, как выяснилось, получалась пресной. Основой питания являлась восьмисотграммовая пайка хлеба. Правда, еще варили баланду с тухлым мясом, которую невозможно и опасно было есть. Большинство разучилось за зиму умываться.
После нефтепровода трудармейцев бросили на железную дорогу протяженностью сто километров. Наступило лето, но мучений не убавилось. Безжизненная степь, жестокое солнце превращали несчастных в ходячие мумии. Они страдали по трое суток от жажды, болели цингой, многие находили покой в безымянных могилах. Некоторые ударялись в бега, их скоро вылавливали. В тюрьме, говорили, условия лучше.
В октябре дорожно-строительное управление передислоцировали в Орск. Истощенных оборванцев, изъеденных вшами и клопами, выгрузили на станции Никель. Дальше их путь лежал в поселок Крекинг, где отбывали наказание заключенные за разные провинности. Зэков быстро рассортировали по другим лагерям города, но места все равно не хватило. Подневольным гостям пришлось на скорую руку сбивать из горбыля бараки. Шульц-старший в мирное время сапожничал, делился опытом с младшим. Навыки пригодились за сотни километров от дома. В огромной палатке мастеровые шили обувь, которой в природе не существовало. На голенища шли изношенные шинели, подошва изготавливалась из дерева. Кто-то, очень остроумный, назвал их бурками. Пародия на них получилась удачная. Не лучше выглядели и трудармейцы: худые, изможденные до предела, остриженные наголо. Именно им предстояло построить рядом с уже существующим заводом еще один, но под номером 228. Может, кто-то и сомневался, они – нисколько, овладев практически всевозможными профессиями и выполняя задачи, кажущиеся, на первый взгляд, непосильными.
Так и вышло. Посланцам недоброй воли из Казахстана поручили сооружение инженерных сетей. Благодаря им в рекордно короткие сроки выросла градирня, водозабор от Попова угла до поселка протянулся за лето. Один за другим вступали в строй коллекторы, жилые дома, другие не менее важные объекты. Рабочий день длился двенадцать часов. После отбоя Бертгольд извлекал из-под матраса, набитого соломой, молоток, «лапку», гвозди, дратву, шило, и для него начиналась вторая смена. Когда до двух, а когда и до четырех часов утра.
Хотя физическая нагрузка была поистине неимоверная. К примеру, перед тем как изолировать трубу, по технологии требовалось очистить ее внешнюю поверхность до блеска. Пробовали применить стальные щетки – тяжело и долго. Придумали более эффективный способ: таскать очередную плеть по твердой земле. Рацпредложение удалось. Все старались овладеть целым рядом профессий, потому что такой подход помогал справляться с нормами и планами. Высокие показатели отмечались то усиленным пайком, то вещами. Обычная пайка хлеба составляла 700 граммов. Перевыполнение задания сопровождалось ее увеличением до 1 кило. Премией служили американские ботинки, спецовка, которые надевались на выход. Ведь, несмотря на строгий режим, жизнь брала свое. Казалось, с рассольника из зеленых огурцов сил должно хватить только на работу. Молодежь же умудрялась, несмотря на строгий режим, крутить любовь по вечерам.
– В Орске нам стало вольготнее, – повествует Шульц. – Да и обстановка на фронте с каждым днем улучшалась. Она поднимала дух, укрепляла веру в неминуемое избавление от выпавших на долю испытаний. Питание налаживалось с появлением в структуре управления подсобного хозяйства. Кроме того, рядом с бараками находился небольшой базар, где торговали овощами. Не брезговали мы и сусликами.
Из дома приходили письма. Некоторые из них, видимо, проверялись: в тексте попадались зачеркнутые предложения. Хотя как обстояли дела в глубоком тылу, не могла скрыть даже цензура. Худо приходилось и там, и тут. Не покидали обида и горечь от постоянных подозрения и недоверия. На базаре устраивались частые облавы. У попавших в сети милиция допытывалась, кто такой, откуда. Трудармейцам стали выдавать увольнительные или временные, на три месяца, паспорта. Без фотографии, зато с печатью. Война искорежила судьбы миллионов невинных людей, не считалась ни с должностями, ни с заслугами. Иван Миксельберг до 1941-го служил в Красной Армии комиссаром полка, но и он тоже попал в Орск. Его назначили руководить хозяйственной частью. Здесь он и остался. Но это было потом, а пока все репрессированные для победы над общим врагом себя не жалели. Утром 9 мая радио принесло долгожданную весть. Радость переполняла обитателей бараков. В честь такого события начальство выдало каждому по бутылке водки.
Возвращения к семьям ждали с неменьшим нетерпением. Однако правительственный указ запаздывал. Год минул, второй, третий... А там освоение целины объявили. Отец поехал в колхоз за своими. Мать к тому времени умерла, и он вернулся с двумя младшими сыновьями. Так обрели вторую родину Шульцы. Бертгольд Готфридович отдал дорожно-строительному управлению, переименованному впоследствии в «Орскнефтехиммонтаж», 53 года и 3 месяца, сейчас возглавляет совет ветеранов.