«Мама, ты где?..»

Ключом, взятым у соседей, Галина открыла железную дверь, и затхлый мрак встретил её. Безликий пол комнат, голые стены. «Мама, ты где?!» – с тревогой воскликнула она. Что-то похожее на сдавленный стон раздалось из соседней комнаты. Шагнув туда, Галина увидела узкую койку с матрацем, а на нём – маму. Та подслеповато щурилась от полоски света, проникшего из коридора. «Они, наверное, здесь вообще ей свет отключили, всё экономят, сволочи», – мелькнула мысль. Так, наверное, и было в действительности.Когда-то они все жили одной большой дружной и весёлой семьёй – отец, мать, два брата и сестра. Свой дом с голубями, двор с ранетками, гараж, собака – всё это до сих пор в светлой памяти живёт. А потом дети выросли, братья уехали в Москву, сестра со своей семьёй осталась в Орске. Отец умер, мама осталась при дочери. В тесноте, да не в обиде – жили вместе как могли, перебиваясь с меньшего на малое. Связи с братьями почти не было – каждый из них засел в своём «столичном хуторе», и что им какой-то провинциальный Орск да бедные, хотя и близкие по памяти и паспорту, родственники. Но в редких телефонных переговорах оттуда всё же прозвучало предложение: мол, забрали бы они мать к себе – здесь условия для жизни куда как получше, квартиры с удобствами. Но вот кто бы им её в Москву доставил! Самим ведь некогда, и дорога недёшева. Однако здесь, в Орске, всё не удавалось денег на поездку собрать – у самих ещё трое детей, всех кормить-одевать, порой лишь на хлеб да картошку десятка-другая оставалась. Материальной помощи из Москвы также не было – раскошеливаться там никто не собирался.
Но вот удалось необходимую сумму скопить, Галина сама отвезла в Москву маму, которую забрал к себе брат Геннадий, но сестру к себе и на порог не пустил: так его жена потребовала. А её он слушался во всём и уже остался без друзей и знакомых, что имел когда-то.
Галина вернулась домой с надеждой, что наконец-то маме будет лучше, а ей просторнее: не тесниться теперь в комнатушке.
Шли месяцы, и по отрывочным сведениям удалось узнать, что маму держат не в квартире, как обещали, а… на даче. Даже зимой. Сердце подсказывало Галине, что неладно там что-то, надо бы съездить, проведать. К лету собралась-таки в Москву.
По приезде в столицу попыталась выйти на брата через общих знакомых (прямого адреса ей специально не давали, чтобы не могла даже в гости заглянуть), но от встречи он уклонился и лишь дал понять, что если хочет Галина мать увидеть, то может найти её по такому-то адресу. Был назван адрес квартиры, откуда её можно забрать. Ключ будет у соседей.
И вот Галина приехала туда и нашла маму в полном одиночестве и мраке. А ещё – с отчётливыми следами чьих-то пальцев на горле. И с перебитым носом. И с колото-резаными ранами на обеих ногах, одна из них уже загноилась. Ни о чём больше не думая, как срочно увезти мать из этой «камеры пыток» подальше, Галя посадила её в такси, и вместе – на Казанский вокзал.
Вернулись в Орск, в нормальную жизнь. Постепенно зарубцевались мамины раны на ногах, кости переносицы мало-помалу срослись, впадинка, правда, осталась.
– Что же случилось с твоей мамой в Москве? – задаю вопрос.
– Дело в том, что у мамы с возрастом развился склероз, и ночью её надо будить, иначе во сне может обмочиться. Я так и делаю: бужу её в три часа, и всё в порядке. А у них в Москве никто, видимо, этого не делал, отсюда и проблемы…
– Получается, что, по всей видимости, жена брата пыталась «воспитать» вашу маму по-своему: болью, пытками привить ей своего рода условный рефлекс самой просыпаться среди ночи? Не было ли мысли обратиться в милицию?
– Очень может быть. А в милицию – что толку? У мамы сильный склероз, ей трудно вспомнить, что кто с ней делал. Главное тогда было – скорее её спасти: забрать, вернуть в нормальные условия, вылечить. Сейчас она уже оправилась, выглядит нормально, не жалуется. Вот только, жаль, не знали тогда, в чьи руки её отдавали, не ожидали такой жестокости и безразличия. Вспоминать не хочется…
Так пока завершается эта история – к счастью, после «столичного родственного гостеприимства» все остались живы, никого даже не осудили. Хотя существует ещё суд моральный – тот, что порой внезапно случай порождает, чреватый возмездием. Говорят, Москва слезам не верит. А если слёзы – кровавые?
А. ВЕРНОВ.
(Имена героев изменены.)