Современные гавроши

Баба Сима тяжело остановилась у своего подъезда и перевела дух: наконец-то добралась до дома. Оставалось преодолеть лестницу. Четвертый этаж не шутка для 62-летней старушки, тем более с тележкой, под завязку заполненной овощами с огорода и соленьями. – Никак сама наверх потащишь? – возмутились соседки, завсегдатаи лавочки. – Зови этого борова, в гараж не ходит, так пусть хотя бы здесь матери поможет.
Бабу Симу словно обожгло: старушки опять склоняют ее непутевого сына. А ему что? Смотрит с балкона да курит.
– Баба, баба! – подлетел к ней восьмилетний Артур. – Дай покушать!
Глаза мальчишки излучали голодный блеск, взгляд магнитом приковался к тележке. Одетый в затертую куртку неопределенного цвета на три размера больше, грязные брюки и резиновые сапоги, он выглядел как пацан из фильма про революцию.
– Можно я эту морковку съем? – худенькие ручонки мгновенно достали из авоськи пару грязных морковок. – Ну, пожа-а-а-луйста…
– Пойдем, дома поешь, – вздохнула баба Сима и, подхватив тележку, начала тяжело подниматься по лестнице. Артур плелся за ней. С жадностью голодного зверька он воровато откусывал грязную морковку, проглатывал, не пережевывая.
Ее непутевый сынок Игорь продолжал курить на балконе, с истинно английским флегматизмом наблюдая эту картину.
В свои 33 года он сидел на шее у матери. Не работал, пил горькую. Некогда классный крановщик деградировал бесповоротно, интересы сузились до поиска очередной поллитровки, жизнь утратила смысл. Вместе с ним на шее у старушки примостились его жена, дородная и склочная Зинка, их дети – школьник Артур и 4-летний Ванюшка. Пропив собственную квартиру, доставшуюся в наследство от бабушки, непутевое семейство переехало к матери Игоря, в ее однокомнатную. Баба Сима пожалела детей и приютила. Присосавшись к ее пенсии подобно пиявкам, ни Игорь, ни Зинка о работе не помышляли. «Мать есть мать, – рассудили они. – Умереть с голоду не даст».
Старушка все лето пропадала на огороде, вкладывая последние силы в битву за урожай. Когда удавалось уговорить, брала с собой и внуков. Но мальчишки росли настоящими сорванцами, бабушку не слушали. Жизнь по законам родительской среды наложила несмываемый отпечаток на детские души. Система ценностей преломилась настолько, что серое стало белым, белое – черным. Ругаться матом, убегать из дома, бродяжничать и по мелочам воровать у знакомых считалось само собой разумеющимся. Эдаким эталоном настоящего мужчины, к которому следует стремиться. Доводы бабушки звучали неубедительно. Да ей, собственно, и некогда было сеять разумное, доброе, вечное. Душа болела о насущном: как одной прокормить такую ораву на скромную пенсию?.. Единственная надежда – огород.
Мыло, порошок в этом доме были на вес золота. Поэтому все семейство, за исключением, пожалуй, аккуратной бабы Симы, ходило грязным. Неопрятность, впрочем, не мешала Зинке и Игорю устраивать настоящие баталии на почве ревности…
Супруги пьянствовали, по нескольку дней не появляясь дома. Дети были предоставлены самим себе, слонялись по улицам дотемна, выклянчивая еду у соседей. Им нравилась такая жизнь – свобода! Зачастую мальчикам отдавали подержанные вещи. Родителям было не до них.
Восьмилетний Артур прогуливал школу. Поутру он отправлялся собирать бутылки, чтобы родителям было на что купить очередную бутылку. Голодный мальчишка подолгу простаивал у красочных витрин с пирожными, иногда люди угощали мальца сладостями.
Четырехлетний Ванюшка сильно отставал в развитии от сверстников: на вид ему едва можно дать больше трех лет. Пользовался минимальным набором слов, умел смачно и независимо сплевывать, не стеснялся посылать взрослых на три буквы. Пропадал на «банановой» улице – торговцы жалели мальчонку и давали ему кое-какие овощи. Чаще все же с гнильцой… Дети не знали другой жизни и воспринимали полуголодное существование как нечто само собой разумеющееся. Привыкли и к тому, что сверстники из благополучных семей сторонились их. Дружбу водили с такими же гаврошами, отпрысками алкоголиков из родительской компании.
Не раз заходила речь о том, чтобы определить ребят в детский дом. Но, увы. В душах родителей мгновенно просыпались светлые чувства, на защиту внуков вставала и бабушка: «Они не сироты какие, зачем им в приют? Сами воспитаем, не хуже других будут».
Недели складывались в месяцы, месяцы – в годы. Не менялось ничего. Та же бабушка Сима с той же тележкой, озабоченная проблемой прокорма семейства. То же пьянство родителей. И те же обещания встать на путь истинный.
– Ишь ты, боров. Не может матери помочь даже тележку поднять! – возмущались старушки на лавочке. – Сидят, ждут, когда им все на блюдечке с голубой каемочкой подадут! Баба Сима шла к своей квартирке, вжав голову в плечи. Из подъезда вышла девочка.
– Кис-кис-кис, – позвала она. – Мурка, иди сюда. Смотри, что я тебе дам.
Дети подкармливали бродячую кошку, живущую в подвале. Выносили ей объедки со стола. Кошка выскочила на зов и принялась радостно тереться о ноги девочки.
– Свет, не давай ей, – подошел к ней непонятно откуда появившийся Ванюшка. – Дай мне эту колбаску. Я кушать хочу…

(Имена изменены.)