Большая жизнь в микромире

Он представился мудрёно – художник-микроминиатюрист. Каким-то чудом оказался в редакции этот человек, известный первым лицам не только в нашей стране, но и за рубежом. Профессор Российской академии естественных наук в области искусства. Покоритель Книги рекордов Гиннесса. Анатолий Коненко. Волосы с проседью затянуты в хвостик, в руках черная дорожная сумка – он возвращался домой в Омск из Оренбурга, где устраивал свою выставку, и буквально на несколько часов заскочил в Орск пройтись по улицам города, где родился.– Анатолий Иванович, давайте начнем с самого начала. Что это вообще за направление такое – микроминиатюризм?
– Вот смотрите, – Коненко открывает цветной каталог своих работ. – Это самая маленькая книга в мире. «Хамелеон» Чехова. Когда я со своими работами вышел на мировой уровень, подумал, почему бы не создать книгу, меньше которой не будет на всем свете? Какой престиж был бы для нашей страны! В 1997 году на XV Всемирном конгрессе любителей мини-книги в США я представил своего «Хамелеона». Как вы думаете, каков его размер?
– Может быть, миллиметров пять…
– Меньше: 0,9х0,9 миллиметра.
– И в ней еще что-то написано?..
– А как же! Это настоящая тиражная 30-страничная книга. С полным текстом чеховского произведения, переплетом, выполненным по всем правилам, даже цветными иллюстрациями. Представляете, какого качества бумага нужна, чтобы мизерные печатные буквы читались без труда, правда, под лупой.
– Откуда у вас такие материалы и техника?
– Изобретаю. Да-да. В России на таком уровне никто не занимался миниатюрами, поэтому все пришлось придумывать самому – и состав бумаги, и инструменты: чем обрезать, прижать, отшлифовать. Одних только конструкций книг в моих чертежах хранятся сотни. У японцев такая техника в наличии – мне и не снилось, однако мой рекорд до сих пор побить никто не в силах. У них целые отделы занимаются изготовлением одной только бумаги, а я рецепт придумал у себя на кухне. Когда-то это было моим хобби, и на изобретение микроинструментов оставалось только время после работы. Даже нужного микроскопа не было в нашей комнатке общежития. Школьный микроскоп с перевернутым изображением – это было все оснащение мастерской, которая располагалась на краешке кухонного стола. Миниатюры пахли борщом, можно сказать.
– Так с чего все это у вас начиналось?
– Имеете в виду увлечение творчеством? Честно говоря, даже не помню. Еще в школу не ходил, а уже выучился писать, был постоянным посетителем сельской библиотеки. Тогда же, как и все дети, пытался что-то рисовать. Жили в небольшом поселке, сюжетов для пейзажей было предостаточно, а вот учителей не хватало. Твердая руководящая рука появилась намного позже, когда родители перебрались в более крупное село с красивым названием Успенка. В школу по распределению приехал молодой талантливый художник-педагог Василий Петрович Манзя. Это был по-настоящему творческий, разносторонний человек. Сейчас он Заслуженный художник-график, очень известная личность в Казахстане. Так вот, он организовал для нас, школьников, кружок прикладного искусства, где учил резьбе по дереву, чеканке, выполнению линогравюр (гравюр, сделанных на линолеуме. – Авт.). Спустя много лет, когда я стал посещать художественную студию при ДК шинного завода в Омске, помимо выполнения традиционных линогравюр, маркетри, мозаик из соломки, занялся экспериментаторством. И до сих пор эксперименты ставлю чуть ли не ежедневно – творчество того требует.
– Почему решили отдать преимущество именно микроминиатюрам, а не живописи, например?
– Живопись – это так… Это все делают. Закончив худграф, я начал заниматься с учащимися строительного техникума. Живопись, рисунок, макетирование, прикладное искусство… Возникли и первые миниатюры. Это были попытки выполнить графические работы малых размеров. Так появились рисунки на рисовых зернышках, скрипки, гитары, балалайки, фортепиано. Размеры были соизмеримы с размерами насекомых. А однажды передо мной встала проблема выбора: чем заниматься всерьез. К тому времени различных маленьких штучек накопилось очень много: по вечерам дома ведь надо чем-то заниматься, вот я и мастерил. В конце концов решили показать все это в музее имени Достоевского. Успех был потрясающий – людям всегда хочется чего-то необычного, и это вдохновило на дальнейшие творческие изыскания в миниатюрном искусстве. В 1994 году решил попробовать издать миниатюрную книгу в авторском переплете. Это был «Евгений Онегин». Эксперимент оказался удачным, и на сегодняшний день издано более 80 мини-книг. Их можно увидеть в различных библиотеках мира, у известных коллекционеров. Меня даже внесли в тройку лучших издателей России.
– Я так понимаю, творчество стало для вас основным видом деятельности? Работой, короче говоря.
– Да, во время перестройки пришлось уйти с педагогической деятельности. Зато появилась возможность заняться только миниатюрами и провести первые выставки за рубежом. Жить творчеством можно, но надо быть не только профи в своем деле, но и экономически подкованным, знать основы менеджмента, владеть международной ситуацией. И потом, нужна популярность. Возможно, в какой-то деревне есть умелец Петров, но о нем никто не знает, его имя не раскручено, а, значит, мастера и нет, по сути. Первые шаги из кухни в выставочные залы мне давались с великим трудом. Мои миниатюры абсолютно никому и нигде не были нужны ни как произведение искусства, ни как товар. Я сам бегал в музеи, платил за аренду, выставлялся. Люди приходили, им нравилось, и всё на этом. Надо сказать, что и сам я толком не знал, как и что делать: учиться было не у кого, времени о-го-го прошло, пока поднялся до высокого уровня. Когда начал заниматься мини-книгами, появился уже интерес у коллекционеров, стали кое-что покупать. И сейчас мне проще перечислить страны, где я не был, чем те, где бывал. Кое-какие вещи стало возможным изготовлять на заказ. Так что, в принципе, искусством жить можно.
– Насколько сложен сам процесс изготовления миниатюр?
– Главная сложность – это масштабы. Детали настолько мелкие, поэтому, чтобы взять необходимый инструмент, требуется еще один инструмент. Здесь не может и речи идти об осязании, как мы привыкли. Если чувствуешь, как ставишь точку на изделии, которое тоньше волоса, значит, ты его просто расплющил. Надо только знать.
Изготавливая книги, я сам гравирую текст на металле, таким образом получается клише, покрываю заготовки краской – и тираж пошел. Мой домашний станочек прост до примитива, но печатает идеально точно.
– Говорят, у творческих людей есть такая беда, когда уснуть не могут – мысль покоя не дает. Вы по ночам не вскакиваете?
– Раньше, когда очень много работал, бывали проблемы, а сейчас – нет. У меня все идет спокойно, размеренно. Сначала в голове все собираю, как на операции: какой инструмент беру, что и куда приклеиваю. Поэтому, когда сажусь за работу, уже четко знаю, что нужно делать, и процесс идет быстрее.
– На изготовление мини-книги сколько примерно времени уходит?
– Ровно столько же, как и на изготовление книги обыкновенной. Если сесть большим коллективном, можно и за полторы недели издать. Главное, чтоб были наготове хорошие иллюстрации, опытный верстальщик, который текст быстренько разбросает. У меня были случаи, когда управлялись и быстрее, например, надо было срочно сделать книгу для Лукашенко по белорусским песнопениям, причем материал самим собирать пришлось.
– Коли ваша коллекция есть и у Путина, должна быть какая-то помощь от государства.
– А я не просил. Когда надо было, чиновники оказались глухи, я выбрался сам. А теперь если что-то требуется, иду уже не к ним, а обращаюсь к спонсорам. Многие бизнесмены соглашаются солидно помочь даже в обмен на миниатюру. В качестве подарка эти интересные штучки вне конкуренции. Такого ведь нигде больше не купишь.
– Во Франции некоему господину принадлежит музей «Миниатюры мира». Вы что-то подобное открыть не собираетесь?
– Работ у меня уже очень много – больше тысячи. Но частный музей не потяну финансово: одно только здание чего стоит, да еще и проверками тебя заклюют те же самые пожарные. А государственный предлагают открыть хоть сегодня. Но я не рискую. Отдам кому-то все свои работы, и что?..
– Дети не пошли по вашим стопам?
– Им это не близко. Они живут в этом с самого рождения, но тяги нет. Может быть, дело как раз в том, что это искусство кажется им обыденностью. Да я никогда и не пытался настойчиво приобщать их к своей работе. Однако, если сам не справляюсь, дети всегда с готовностью помогают – и рисуют, и что-то изобретают. Способности к творчеству у них есть, безусловно, но в другой сфере. Дочь, например, профессионально занимается музыкой.
– А вообще, есть ученики?
– Давно пытаюсь собрать вокруг себя группу, но не получается. Мало таких, кто заражается моей тягой к творчеству, а если и заражаются, то это либо ненадолго, либо способности ограничиваются каким-то одним видом (допустим, макетами зданий или рисунками на зернышках, а в искусстве нельзя быть односторонним), либо есть техника, но напрочь отсутствует творчество. Творческий человек сам должен искать, а не за учителем повторять, должен понимать не только идею, но и самую суть этого искусства. Строго говоря, научить этому невозможно. Изначально внутри должны быть какие-то предпосылки. Одного только я знаю сейчас парня, из которого может выйти толк. Он живет в Новосибирске, разбирается в микроэлектронике, сейчас защищает диссертацию. У него есть талант, он способен выдумать что-то уникальное.
– Любовь к микроискусству никак не проявляется в повседневной жизни?
– Разве что в моей маленькой собачке. (Смеется.)
– То, что ваше изобретение попало в Книгу рекордов, что-то принесло в материальном плане?
– Абсолютно ничего. Только престиж мне, стране, вашему городу, наконец.
– Кто бы мог подумать, что среди наших земляков есть такие знаменитости. Ведь родились вы в Орске?
– Да, пятьдесят лет назад. Но абсолютно ничего об этом городе не помню. Мне не было и трех лет, когда семья в период освоения целинных и залежных земель переехала в Северный Казахстан. В деревне я и окончил десять классов, после чего решил вырваться в крупный город. Выбрал Омск, где в строительном техникуме существовало отделение «Архитектура». А сейчас… может быть, вы устроите мне экскурсию?