Подгнившие овощи в виде натуроплаты

Подозреваю, что даже расписная красотка XIX века не с такой тщательностью собиралась на бал, как я, крутящаяся у зеркала, перед походом «на дело». Наряд браковался один за другим в стремлении к заветному результату. Но если перед красоткой стояла сверхзадача поразить на балу светских львов своей привлекательностью, то я, наоборот, должна была выглядеть как можно более омерзительно и жалко. Не так просто, оказалось, вырядиться особой, вынырнувшей с самого дна общества. Однако азарт задуманного эксперимента будоражил кровь.
Наконец на белый свет был извлечен мятый, с торчащими местами перьями пуховик, который носила лет 13 назад и попадания в мусорное ведро избежал чудом, поскольку при выездах на природу занимал в палатке почетное место своеобразной подушки, старые, видавшие виды физкультурные штаны, заляпанные краской, сохранившиеся со студенческих времен. Сапоги пришлось позаимствовать у соседки-пенсионерки: дома подходящей обуви не нашлось. Зато обнаружился в закромах головной убор: лет 14 назад в моде были пушистые вязаные капоры. В итоге получился вполне деклассированный элемент. «Слабым звеном» было выражение лица: ни фингала под глазом, ни печати измученности «нарзаном»! С таким могут и не взять...
Из подъезда вышла с опаской, чтоб не увидели соседи, и направилась на знаменитую ул. Короленко. План был таков: наняться к какому-нибудь частнику перебирать овощи, чтобы хоть что-то заработать на хлеб.
В 9 часов жизнь на «банановой улице» бурлила вовсю. Подъезжали и отъезжали груженые фуры, крутились темные личности, по виду – алкоголики, норовящие наняться грузчиками.
В несколько гаражей заглянула безрезультатно: в моих услугах гости с юга не нуждались, партию овощей перебрали мои «коллеги». В процессе поиска работы заприметила нескольких женщин, озабоченных тем же вопросом. Неопрятные, с опухшими от пьянства лицами, они бросали друг на друга волчьи взгляды: конкуренция налицо, где каждый сам за себя. Наконец в одном из гаражей мне повезло.
– Прахады. Вон тюкы, вон каропка. До 5 вэчэра работаэшь, даю 50 рублэй, – сказал хозяин. На этом его внимание к моей персоне иссякло. Здесь не спрашивают ни имен, ни фамилий. Паспорт, санитарная книжка – тоже понятия не из этой среды. Нужны только рабочие руки.
Гараж заполнен тюками лука, мешками с картошкой, свеклой, морковью, капустой. Здесь только овощи. Специфический запах овощей, гнили и морозного воздуха. Работающий обогреватель.
Из полутьмы гаража блеснули злые глаза. Женщина лет 35 сидела на опрокинутом ящике и перебирала лук. Замызганная «аляска», мужские джинсы, валенки, на голове несуразная шапчонка… Лицо испитое.
– Здравствуй, я Света.
– Наташка, – буркнула она себе под нос. – Я здесь всегда перебираю, иди в другое место.
– Но хозяин сказал, что я тоже здесь сегодня работаю.
Последовал отборный мат. Потом женщина кивнула на ящик: «Садись тогда».
Работа предстояла элементарная: тщательно осмотреть каждую луковицу из развязанной обширной сетки. Хорошую складывать в сетку, подпорченную – в коробку. Я по наивности стала кидать порченый лук в ту же коробку, что и Наташка. Опять злые глаза, шипение…
– Это моя коробка. Вон пустая стоит, туда и кидай!
– А какая разница?
– Это мой лук. Мой, поняла?
Выяснилось, что в конце рабочего дня хозяин отдает работницам подпорченные овощи. Но только после того, как сам осмотрит и убедится, что это действительно гнилье.
Я пододвинула к себе пустую тару. Стала кидать подмороженные луковицы туда. С любопытством наблюдала, как проворно работала Наташка. Ее производительности труда можно было позавидовать. Когда в ее коробке с забракованными луковицами набралось изрядное количество, она оставила свое занятие и переключилась на отходы. Очищала забракованный лук от кожуры и гнили. То, что оставалось от луковицы, съедобную (?) еще часть, складывала в полиэтиленовый мешочек.
– А это для чего делать?
– Как для чего? – удивилась она. – Чтоб хозяин потом посмотрел. И чтоб себе взять. Не тащить же домой всякий бутор!
Хозяин, впрочем, не обращал на нас особого внимания. Несколько раз заходил, спрашивал у продавщицы, как идет торговля. Бросал на нас беглый пренебрежительный взгляд. Судя по отношению, людьми в обычном смысле слова мы для него не были. Так, рабы какие-то, чернь, копошащаяся в гнилье.
Продавщица разговаривать с нами не считала нужным. От попыток найти контакт отмахивалась односложно. Но за работой присматривала. Вернее, следила, чтоб чего не стащили.
На этой точке торговали как оптом, так и в розницу. Оптовики – торговцы с рынка. Закупят товар подешевле, продадут на рынке подороже. И все дела. Утром розничная торговля шла слабо. Люди, по-видимому, еще не проснулись.
Разобрав несколько тюков лука, мы переключились на свеклу. Та же процедура: хорошую – в мешок, гнилую – в коробку.
Наташка обрезала загнившие места, не годные к продаже, но, по ее мнению, годные в пищу корнеплоды складывала в заветный мешочек.
Не скажу, что ее добыча была большой. Но, судя по довольному виду, она была рада и этому.
– Сегодня поработаю, можно несколько дней отдыхать, – констатировала она куда-то в пространство. – На два дня еды хватит, заработаю – сигареты куплю, хлеб, масло подсолнечное…
– А постоянную работу найти не получается? – поинтересовалась я.
– У меня паспорта нет.
– Как нет?
– Ну, ты совсем младенец! Всему удивляешься, – Наташка посмотрела на меня с превосходством человека, знающего, что такое жизнь. – После освобождения дали мне справку. Но я попала в трезвяк, денег на штраф не было. Справка там осталась. Теперь ее выкупать надо, чтоб потом паспорт получить. Без паспорта на работу не возьмут.
– А заработать как-то на выкуп этой справки, занять не получается?
– Не-а…
– Наташ, – заглянул в гараж потрепанный мужичонка лет 40. Дешевая китайская куртка затерта до безобразия, сапоги растоптаны и грязны. Однако облезлая ондатровая шапка свидетельствовала о том, что он знавал времена и получше. – Разгрузили, домой пойду.
– Ты не пей там без меня. А то я тут промерзну, приду домой, а согреться нечем даже… – сказала она как-то заискивающе.
– Ишь, какая! Если и выпью, то на свои! Заработал!
Мужчина ушел, Наташка еще больше погрузилась в себя. Несколько раз выбегала на улицу, нервно курила «Приму». Было заметно, что ее одолевает не то раздражение, не то желание выпить в привычной компании.
С момента моего здесь появления прошло чуть больше двух часов. Я начала замерзать. Монотонное перебирание овощей надоело. Ощущение себя рабыней Изаурой начало давить на психику. Другие женщины, по-видимому, привыкли отождествлять себя с неким бездушным агрегатом для перебирания гнили, рабочей скотиной, которая не заслуживает особого внимания и церемоний со стороны хозяина. Опустившееся племя готово работать за гроши, выполнять самую черную и тяжелую работу. Радуется награде в виде гнилых овощей. Нормальный человек воспринял бы эту гниль как оскорбление. А для алкоголиков – закуска на славном пиру!
Я поняла удивительную вещь. Такое положение вещей выгодно как хозяевам, так и работникам-однодневкам. Хозяева довольны, что находятся желающие работать за сущие копейки. Работников устраивает такое место под солнцем: здесь не ругают за прогулы, не тестируют на трезвость, работа не требует умственных усилий и профессиональных знаний.
В гараже появлялись люди с авоськами, делали покупки. Нормальные люди из другой нормальной жизни. И мне тоже хотелось туда, на волю.
И я ушла, к немалому удивлению хозяина.
– Платыть нэ буду! – сказал он. – Савсэм мало работала. Хочишь, оващи вазъми из «сваей» каропки.
– Нет, спасибо!
– Можно, я тогда их заберу? – алчно блеснула глазами в мою сторону Наташка. – Можно, а?
– Можно.
Я вышла на улицу, на которой стало намного оживленней. Кипела торговля. Кипела жизнь. И только в сырых гаражах жизнь пролетала мимо людей, перебирающих гнилье.