Побывавший на войне парень потерял веру в справедливость

У Николая Рыжкова почти детское лицо с печальными выразительными глазами. Светлые волосы уложены в аккуратную прическу. Ему всего лишь двадцать. А за плечами уже такое... Не в каждом страшном сне можно увидеть то, что довелось пережить этому пареньку. Ведь он был на самой настоящей войне.Во время нашего разговора его руки то и дело тянутся к пачке сигарет. Говорить трудно. Вспоминать службу больно. При рассказах о погибших товарищах, жизнь которых прервалась в самом расцвете лет, на глаза наворачиваются слезы и в горле встает предательский ком. Не дает покоя обида, лежащая на душе тяжким грузом. Обида на равнодушное общество, государственную Cистему.
Он говорит, говорит... Потому что не может больше молчать. И надеется, что его все-таки услышат те, кто должен, нет, обязан услышать.
Николай вернулся домой полгода назад. И до сих пор пытается научиться просто жить, радуясь каждому новому дню. Так, как это было в той, прежней действительности, когда он не видел еще горя и смерти.
На войне он узнал истинную цену настоящей мужской дружбы. Цену малодушия и благородства, честности и предательства, коробящего лизоблюдства, стремления выслужиться перед начальством и настоящей отваги и смелости. Когда каждый новый день требует от тебя все новых усилий воли, подвигов, которые все больше становятся буднями. Жизнь на войне оценивается по другим критериям и заставляет пристальней приглядываться к окружающим тебя людям. И ты уже остро чувствуешь фальшь. И оцениваешь других не по словам, а по поступкам.
Многие из тех, кто вернулся с войны, тянутся к спиртному, тем более, что окружающие относятся к этому даже с пониманием. Но Николай - исключение. Он равнодушен к выпивке и предпочитает самые сложные из человеческих проблем - с самим собой - решать без вреда для здоровья. До изнеможения занимается спортом. Помогает музыка - полюбившийся еще на войне тяжелый западный рок, который берет за душу...
Рыжкова призвали на службу в декабре 1999 года. Попал в Тоцкое. Однажды его полк собрали и сказали, что для дивизии нужны специалисты. То есть механики-водители боевых машин пехоты, водители самоходных артиллерийских установок, санитарные инструкторы и командиры отделений минометных взводов. Выбор был простой. Имеющих права зачислили водителями, остальные попали в санинструкторы. Спустя 2,5 месяца Николай получил аттестацию. На улице цвел май... Через месяц его вместе с полком отправили в Чечню.
Вся группировка расквартировалась под Грозным, в поселке Ханкала. Это были еще времена, когда многие рвались на службу в Чечню, чтобы заработать деньги и пораньше вернуться домой.
Рыжков попал в медвзвод. В его обязанности входил обязательный выезд на боевые задания. В основном это было блокирование тех мест, где появлялись боевики. А сами зачистки проводили внутренние войска. По его словам, там было “весело”. Случалось и такое, что по ошибке палили друг в друга: во время боев иногда не срабатывала связь.
Убил ли он конкретно кого-то из боевиков, Николай сказать точно не может. На войне - как на войне. Когда идет бой, снаряды разрывают на куски твоих товарищей, у солдата одна задача - отстреливаться и остаться в живых. Ему приходилось и стрелять, и вытаскивать с поля боя раненых, которые стонут, корчатся от боли и истекают кровью. Тут уж и вовсе приходилось забывать о себе. Ведь любое промедление, любая задержка по дороге к спасительному госпиталю может стоить жизни точно такому же парню, как ты, которого так же ждут дома мать и невеста. С которым ты буквально пару часов назад разговаривал “за жизнь”, мечтал и строил планы на будущее. Знать, что в твоих руках человеческая жизнь, - большая ответственность. Поэтому для Николая это было очень тяжело. Но, с другой стороны, все же лучше помогать своим выжить, чем убивать самому...
На войне такого явления, как дедовщина, не было. Там другие правила и отношения. Старослужащие опекали молодых, поддерживали и помогали переносить трудности военной службы. А вот местное население, надо сказать, относилось к российским солдатам неоднозначно. Одни откровенно ненавидели и желали смерти, другие придерживались нейтральных позиций, не обвиняя ни боевиков, ни наших солдат. Чувствовалось, что мирное население устало от бесконечной войны. Но обстоятельства диктуют правила поведения.
Каждодневные стрессы расшатывали нервы у всех, кому приходилось исполнять там свой долг перед Родиной. После боевых действий не хотелось ни есть, ни пить, ни разговаривать. Хотелось уснуть крепким сном, проснуться в мирной жизни и понять, что все пережитое было только игрой воображения или ночным кошмаром.
Николай говорит: все, что довелось увидеть и прочувствовать за несколько месяцев, оказало на него сильнейшее воздействие. А потом он еще попал и под минометный обстрел, получил контузию. Поэтому уже в конце октября командир батальона решил отправить парнишку подлечиться в госпиталь.
Ему хватило четырех месяцев военного кошмара, чтобы потом два месяца поправлять свое здоровье сначала в маздокском, а потом краснодарском военных госпиталях. Настроение там царило - не приведи Господи! Ребята рассказывали друг другу самые настоящие страшилки. О том, как многих просто обманывают с получением причитающихся ”боевых”... Были случаи, когда вместо денег за девять месяцев человеку заплатили лишь за два дня... Или наоборот, когда какой-нибудь повар, ни разу не нюхавший пороха, получал большие суммы наравне с теми, кто принимал участие в кровопролитных боях. Говорилось и о том, как в буквальном смысле слова, зарываются некоторые чиновники, а то и глушат водку, оставаясь при этом совершенно безнаказанными. Одним словом, парни открыто рассказывали друг другу о том беспределе, с которым доводилось сталкиваться. Поэтому вовсе неудивительно, что почти все из очередной партии выздоровевших, в которой был и Рыжков, решили в Чечню больше не возвращаться и продолжить службу там, откуда их отправляли воевать.
После госпиталя Николай поставил военкомат в известность и побывал дома. Дальнейшая служба продолжилась в Тоцком. Но мыслями он по-прежнему был там, на войне. Каждую ночь снились кошмары.
С одной стороны, Николаю повезло. Теперь он служил недалеко от родного Орска - в зенитно-ракетном университете. Над ним взяла шефство военная прокуратура, и он написал отказ от службы в Чечне, выразив готовность служить в любой части РФ.
В течение всех девяти месяцев службы военная прокуратура регулярно отправляла запросы в Чечню и просила выслать документы парня на его место службы. Но, как говорится, ни ответа, ни привета. И все это время Николай, что называется, находился в подвешенном состоянии. Подошел к концу и срок службы. Но без документов, как известно, уволиться нельзя. Письменная эпопея закончилась ничем. У Рыжкова не оставалось выбора: он отправился в Чечню за документами на свои собственные деньги.
А там заместитель начальника штаба сказал, что все письма и запросы в часть они получили. Причина молчания крылась в другом. Во время замены сменился офицерский состав и никто не хотел лишний раз напрягаться.
Получилось так, что Николай, у которого уже истек срок службы, был вынужден служить в Ханкале еще три с половиной недели. Когда получил документы на увольнение, с удивлением обнаружил, что Оренбург не вошел в срок его службы. Из военного билета явствовало, что все время он находился в Чечне.
Почему получилась такая чехарда с документами, постичь Рыжков просто не в состоянии. Полный абсурд. Более того, в его военном билете оказались непроставленными ни одни сутки военных действий, в которых он принимал самое непосредственное участие!
Когда он начал добиваться справедливости, наступил настоящий шок. Оказалось, что потеряна книга взвода, где велся боевой учет дежурств, выездов на задания... Поэтому в его военный билет и не внесли самое главное - данные о его участии в боевых операциях. Выходит, что человек может рисковать своей жизнью, подрывать здоровье, а рассчитывать на обещанную материальную компенсацию - нет. И все из-за безалаберности чиновников, безответственно относящихся к доверенным им документам!
У всего взвода(!) оказались те же проблемы. Ребята так и уехали ни с чем. Без денег. И с большой обидой на свою страну, бесчеловечно их “кинувшую”. В финансовой части штаба полка выдали лишь дембельские...
Так он и вернулся в Орск. Больше веры в справедливость не было. Только опустошение и горечь. Поэтому с этим вопросом он и не стал обращаться в военкомат.
По всей видимости - зря. Потому что А. Бондарь, майор Октябрьского военкомата, к которому относится Рыжков, сказал, что проблемы с выплатой боевых в районе встречаются. Хотя типичной эту ситуацию все же назвать нельзя. Сейчас у них на учете стоят шесть человек с подобными проблемами. Военкомат работает, рассылает бумаги как в военную прокуратуру, так и командирам частей, где служили ребята. Справедливость, как правило, торжествует, и парням все же выплачивают деньги.
Но можно понять и Рыжкова. Вернувшись с войны, не так-то просто адаптироваться к мирной жизни. А уж тем более - бегать по инстанциям в поисках правды. «Дело даже не в деньгах, - говорит Николай, - а в справедливости. Вера в которую иссякла».
Сейчас Николай то и дело вспоминает войну. Говорит о боевых операциях, перенесенных испытаниях. Но ему всего двадцать. И он пытается наладить свою жизнь. Заканчивает двенадцатый класс вечерней школы. Мечтает о поступлении в политехнический институт. Хочется верить, что у этого парня все еще будет хорошо. Иначе просто не должно быть. Ведь у Николая впереди целая жизнь. Мирная жизнь.