Любовь по-орски

Катька, Серегина жена, вспомнила вдруг, что она немка. Никогда не помнила, а тут нажужжали, нагудели. Из нашего поселка трое уехали в Германию. Поначалу еще приезжали в отпуск, сказки рассказывали про тамошнюю жизнь. Вот Катька и загорелась. Хоть на старости лет пожить как люди. А у 17-летнего сына аж глаза растопырились: «В Европу!!!» И уехали. А Серега пока остался. Родители совсем старики беспомощные. А ехать отказались категорически. Отец-фронтовик только плевался и приговаривал: «Погоди, Серега, чуть что, и тебя там первого пристрелят».
В общем, остался Серега в раздрае. Катька поначалу звонила часто, хоть и было дорого. А один раз приезжала на десять дней. Плакала и уговаривала. А сын то в Италию туристом, то еще куда. Только не в Орск. Тяжко было Сереге. Жена звонила все реже.
Через три года на четвертом схоронил родителей, одного за другим. Вроде можно ехать. А куда? По-немецки Серега помнил со школы только «их бин хойте орднер». Да и боль притупилась. Продал родителеву квартиру, купил «жигуль», стал на рыбалку ездить. А тоска все одно заедала. И решил Серега жениться.
Еще зимой присмотрел одну бабу на поселке. Ничего, самостоятельная баба. Всегда одна ходит. А весной пошел по вызову в шестой дом смеситель менять. Поднялся на третий этаж, дверь открывается, а там – она. Ну точно у ней мужика нет. И туфли в коридоре только женские. Пока менял, то-се, поговорить не получилось. Деньги только за прокладки взял, от бутылки отказался. На другой день зашел как бы проверить смеситель. А чего его проверять – на совесть делал, как для себя. Баба опять с бутылкой.
– Не, – говорит Серега, – я этим делом не увлекаюсь. По праздникам или в подвале, намокнешь когда зимой. Или с получки чуток, а так нет. Ну разве что рюмочку за знакомство.
«Мало даю, – подумала баба, собирая закусь. – Сколько ж ему, гаду, надо? Дам еще пятьдесят рублей.
– Другие у нас сгоношат после работы, – продолжал Серега, – а я нет. Дома телевизор посмотрю или книжку какую почитаю. Один живу. Жена в Германию усвистала насовсем. Одному трудно.
«Дам, пожалуй, сто», – подумала баба.
– А так по дому я все могу. И сантехнику, и электрику, и мебель какую починить. Мне домашнее хозяйство в удовольствие. Я и готовить могу, – разливался Серега.
«Дам сто пятьдесят! Вымогатель чертов!»
– У меня вообще руки хорошие. Другие по молодости и похулиганить, и по водочке, а я – нет. Мне б по дому чем позаниматься. Смирный я, домашний.
«Ну не двести же ему, проглоту, давать? Жирно будет!»
– Я и тебе, Тамар, что хочешь могу сделать...
«Дам двести! Пусть подавится!»
Что-то не складывалось. Неразговорчивость бабы угнетала.
– Ну ладно, пойду я, дел много. А ты это... если что – зови. Я всегда...
Баба вдруг заговорила:
– А я в командировку уезжаю. Надолго. А ключи сестре оставляю. – И зачем-то добавила: – Она далеко живет, на Нефтяниках.
Остановился Серега у подъезда, подумал, закурил. Дикая она какая-то, эта баба. Васек со сварным сегодня шабашку срубили. Самое время зайти. Тут у них сейчас и Германия будет, и Африка тоже.

Виталий Ерофеевский