Воспоминания бывшего суслика

Что-то взгрустнулось мне перед 95-летним юбилеем любимой редакции, и ударился я в воспоминания. Какие всё-таки матерые человечищи встречались некогда на улице Советской, 84, в маленьких уютных кабинетиках купеческого особнячка! Ну вот, например...

Виктор Шмайлов
Он боролся за трезвый образ жизни в Орске еще тогда, когда это не было мейнстримом. То есть когда нынешние трезвенники под стол пешком митинговали. Вел соответствующую рубрику в газете. Во время ее ведения имел подтянутый и грозный вид на фото. А когда орская жизнь побеждала, то вновь становился добрым и компанейским Виктором Алексеевичем.
Я тогда был одним из редакционных сусликов. Так 15 лет назад называли слушателей школы «Репортер». И вот почему. Однажды производитель минеральной воды расплатился за рекламный материал полторашками с невозможной жидкостью и веселым грызуном на этикетке. Да, заканчивались лихие 90-е, мы выживали как могли. Сию гуманитарную помощь, бесчисленное количество упаковок, сгрузили в «шмайловском кабинете», где обитали мы, редакционный молодняк. Вся редакция принялась дико оздоровляться минеральной водой – соленой и невкусной, потому что очень уж целебной. Вахтер в холле, отдуваясь, ворчал: «В эту воду суслики ходили по-маленькому!» А поскольку больше всех налегали на халявное пойло непослушные слушатели школы «Репортер», их, то есть нас, так и прозвали.
Виктор Алексеевич Шмайлов смотрел на весь этот балаган через призму мировой скорби. «И за это мы боролись?» – как бы думал он о здоровом образе жизни. Наконец выгонял всех из кабинета отеческими пинками, так как ему следовало писать материал века в завтрашний номер. Оставался наедине с собой. Даже суслики на этикетках минералки старались не смотреть в его сторону. Метался за компьютером, нервничал и хватался за сигареты. И вот колонка написана, надо согласовать текст с шефом.
Выводит на бумагу, поднимается на второй этаж. Через полчаса прибегает злой, комкает основательно правленный редактором материал века и швыряет в урну у входа. Садится раскладывать пасьянс-косынку, пылая от гнева. Через полчаса, остыв, достает из мусорной корзины распечатку и вносит правку, иронизируя вслух по поводу собственной горячности.
Таким мы его и запомнили. Темпераментным, но отходчивым. Прямым и открытым. Не теплохладным.

Николай Овчинников
Казалось, полной противоположностью В. Шмайлову был будущий зам (и даже и. о.) главного редактора Николай Александрович Овчинников.
Сначала я познакомился только с незначительной частью Овчинникова. С носом, усами и левым глазом. Вот как это было. Сидим мы, суслики, вокруг нашего школьно-репортерского руководителя Ирины Тимофеевны Гоцуляк и отвлекаем от дел штатных журналистов. В отделе писем нервная, напряженная атмосфера. Мастера слова серьезны и сосредоточенны – между фотокором Г. Горбуновым и фельетонистом В. Лавриком идет состязание не на жизнь, а на смерть в игре «Арканоид» на общем досовском компьютере. Тут дверь приоткрывается, и нас всех пронзает взглядом мрачный человек.
Окинув присутствующих отсутствующим взглядом, он говорит:
– Гм!
И исчезает.
– Ну надо же, даже не поздоровается! Как будто мы мебель! – оскорбились активно присутствующие в отделе писем женщины.
Нет, Николай Александрович не хотел никого обидеть, он просто не любил безделья на рабочем месте. Хотя выглядел так: длинные волосы под К. Кинчева, футболка с логотипом рок-группы К. Кинчева и, конечно же, очень строгий пиджак с брюками – всё-таки статус. А еще чемодан системы «дипломат», в котором у него, как у военного полевого хирурга, хранилось все необходимое для репортерской операции: блокноты, документы, ручки с карандашиками и новый альбом К. Кинчева. Поэтому стол замредактора был всегда пуст. Никаких безделушек. Все нужное в кейсе.
Любая безделушка должна была служить творческому процессу. Найдет в редакционных закромах сохранившуюся с советских времен красную корочку отличника какого-то там труда, аккуратно заполнит ее и торжественно вручит мне при стечении народа в конце трудового дня, когда можно официально расслабиться. А это потому, что я съездил на семинар по журналистским расследованиям и вот-вот должен был ими заняться. Когда же ваш покорный слуга так ничем и не занялся, Николай Александрович, конечно, не отобрал шуточную корочку. Он просто потребовал у редактора меня уволить.
До сих пор Н. Овчинников является моим кумиром в журналистике как репортер и как организатор. Вот думаю: надо бы уволить пару нынешних сусликов. Предложу эту идею шефу.

И все, все, все...
Казалось, полной противоположностью Н. Овчинникову были И. Гоцуляк, Г. Горбунов и В. Лаврик. Ну не в смысле полноты, конечно, а вообще – они имели неоспоримый вес в хрониковском обществе.
– У вас головы большие, – говорил им шеф-редактор, – вы обязательно что-нибудь придумаете в свежий номер.
И уезжал по делам. А носители лучших редакционных голов принимались ими думать. Что же еще делать, если все равно не побьешь рекорды в компьютерном тетрисе, принадлежавшие некоему «Шеф-повару» (интересно, кто скрывался за этим псевдонимом?).
Таким образом, полной противоположностью передовым головам были ветераны В. Коновалов, В. Золотарева и Т. Новгородова.
Первый на моей памяти был последним старейшим хроником, кто диктовал свои написанные от руки материалы наборщице. Валентина Ивановна – одного возраста с Владимиром Федоровичем, но таки умудрилась освоить компьютер. Так что она, в свою очередь, стала последней профессиональной наборщицей в истории редакции.
А у Тамары Алексеевны Новгородовой на столе я видел последнюю пишущую машинку. Бывало, дежуришь поздно вечером на вахте, и вдруг – чу! – из темного коридора слышится бодрый цокот копытец. «Ну все, – думаю, – это за мной черти пришли». Робко заглядываю в один из кабинетиков, а там Тамара Алексеевна объявления печатает. Ужас!
Ну и само собой разумеется, что противоположностью динозаврам орско-хрониковской журналистики были мы, суслики, слушатели школы «Репортер».
За 15 лет грызуны разбежались кто куда. Кто сменил профессию, кто поменял место жительства, а кого-то уже и в живых нет. Остался один я. Последний из могикан. Свищу вот до сих пор.