Он был здесь…

Хриплый голос и жесткие гитарные аккорды с трудом пробиваются сквозь треск и шипение виниловой пластинки, что крутится на допотопной вертушке. Блики настольной лампы весело играют на черной поверхности диска, в кружке дымится чай, на коленях дремлет кот... Я слышу, как бьется сердце поющего, чувствую боль его души. Голос рвет в клочья динамики, струны стонут под сильной рукой. Он – здесь, он – со мною рядом. Сейчас закончит петь, закурит, потянется к чаю чудовищной крепости. Память, как тот проигрыватель, начинает воспроизводить записанные в ней детские радости и слезы, встречи, впечатления…
Парк культуры и отдыха, летний кинотеатр, по которому гуляют сквозняки. На экране – «Вертикаль». Моя первая встреча с Высоцким. Мужественный бородач-альпинист с обмороженными руками, которыми с трудом удерживает гитару, возвращается с восхождения домой. Его аккорды цепляют, не дают сесть за надоевшие уроки и разучить гамму для экзамена в музыкальной школе. К черту баян! Прошу у друга гитару, слезно умоляю научить играть «под Высоцкого»… Друг учит. Я сбиваю в кровь пальцы, рву первую струну и срываю голос. На следующий день вызывают к доске. Показываю на карте Памир и шепотом рассказываю о горах. Класс смеется. Да что они понимают!
Общая тетрадь в клеточку. На первой странице – портрет Высоцкого, вырезанный из журнала «Советский экран», на других – стихи, тексты его песен и аккорды. Их все больше. На катушках появляются записи. Что-то переписываю у друзей, что-то переспрашиваю… Пришел из школы, магнитофон «Нота» – в приемник и на всю мощь: «Скалолазка ты моя, скалоласковая-а-а-а!». Соседи недовольны. Соседи стучат по батареям. А я только подкручиваю громкость.
Город взрывается слухом: в магазин завезли Высоцкого! Настоящую пластинку, не гибкую, как в студии звукозаписи на базаре! Вместе со сверстниками берем прилавок на абордаж. Кому досталось маленькое виниловое счастье за 70 копеек – ликует, кому нет – с трудом сдерживает слезы. Я убегаю за угол, чтобы не разреветься на глазах у пацанов…
Уральский университет, махровый застой, кафедра истории КПСС. Второй курс – педагогическая практика в пионерлагере. В Москве проходит летняя Олимпиада, готовим с ребятами сценки из истории Олимпийских игр. Старшая вожатая шепчет на ухо: «Высоцкий умер! Мы ночью по «Голосу Америки» слышали!». Все. Сценка срывается. На лагерной дискотеке пробуют поставить Высоцкого. Директор хмурит брови. Высоцкого выключают. Жизнь продолжается… Третий курс, у нас, историков, затишье. У журналистов появляется талантливый парнишка Сашка Башлачев. Легендарный СашБаш. У Сашки вечно нет денег, он живет то в одной, то в другой комнате общаги, «стреляет» копейки до стипендии и ходит в драных джинсах. Но у него есть гитара. Сашка поет свои песни. Поет хрипло, надрывно. Сашка цепляет. Крепко цепляет! Он мечтает научиться водить троллейбус, он боготворит Высоцкого и Джона Леннона, которых часами слушает вместе с общежитскими подпольщиками–диссидентами. Четвертый курс, поход в гостиницу «Большой Урал» - «Буш» - главный свердловский притон. Попытка разыскать номер, в котором когда-то давно останавливался Высоцкий. Ошалевший администратор гонит юную диссентуру вон. Сашка глухо матерится, потом рвет струны и рвет голосовые связки на улице, перед «Бушем». Диплом в кармане. Жизнь разводит нас по разным уголкам страны. С Сашкой последний раз пересекаемся в Свердловске на съезде рокеров всея Руси. Он штурмует питерское рок-подполье, я кручу дискотеку в северном захолустье. Посидели, посмеялись. Через пару месяцев в своей авторской программе Градский сообщит на всю страну о гибели СашБаша. Сашка в одночасье станет кумиром поколения. Рок-герои проведут грандиозный фестиваль его памяти, а музыководы начнут говорить о феномене Высоцкий – Башлачев. Пластинка СашБаша в моей коллекции займет почетное место рядом с диском Высоцкого. Ну, почему на Руси так рано уходят таланты?!
У меня – семейная жизнь, в стране – бардак. Кризис, ледниковый период. Переезды из города в город, из квартиры в квартиру… Инстинкт выживания кидает из-за учительского стола за дискотечный пульт. Там совсем другая музыка. Потом – репортерские километры. Высоцкий уходит в прошлое. У меня – музцентр и компакты гремучей рок-музыки. Много компактов! Много «Алисы»! У меня подрастает сын. Он слушает «Алису» и пытается подобрать на гитаре кинчевский «Плач». Едем с ним на концерт и кричим с толпой: «Мы – вместе!». Я счастлив…
Сын вступает во взрослую жизнь. Возвращается домой из Москвы. Возвращается… с Высоцким! Кассеты, книги, фотографии. Он побывал на могиле поэта. Он сходил в музей на Таганке. Откуда, как это пришло?! Не знаю… Из его комнаты, как когда-то из моей, слышатся хриплый голос и гитарный плач. Я потрясен…
Пластинка заканчивается, игла отрывается от винила. Чай остыл, кот сладко зевнул и перевернулся на другой бок. Мне кажется, что Владимир Семенович только что побывал здесь…