Пакистанский героин с орской приправой хранился рядом с православными иконами

Операм отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков УВД иногда приходится работать, как контрразведчикам – месяцами вытягивать на свет божий сплетенную крупными наркодилерами сеть мелких сбытчиков, узнавать их явки и пароли, выявлять связных, выстраивать мудреную схему поставки героина в город и, наконец, просчитывать тот единственный момент, когда всю эту отлаженную систему можно уничтожить. Без выстрелов, выламывания рук и спецназа в масках. Незаметно, спокойно… Недавно одна из таких «тихих» операций, в которой поучаствовал и репортер «ОХ», успешно завершилась. В итоге женская бригада наркоторговцев в возрасте от тридцати до восьмидесяти (!) лет в полном составе оказалась там, где ей нужно находиться, – в тюрьме.Ну, что, поехали к этой…», - опер заканчивает фразу совсем неуставным словом, характеризующим женщин вполне определенного рода занятий. Эта…, приветливо распахнувшая дверь своей хрущевки, оказалась приземистой теткой с землистого цвета лицом и бесцветными, упрятанными за толстенные стекла очков, глазами. Ничем особо не примечательна. Таких в Орске – тысячи, бредущих с кошелками после работы домой, выгуливающих внуков или трясущихся в трамвае до «Первой садовой» с тяпками и лопатами. Тетка в растерянности – вломились здоровенные мужики, сунули под нос бордовые «ксивы», постановление на обыск, санкционированное прокурором, просят выдать незаконно хранящиеся оружие, наркотики, боеприпасы… О чем, собственно, речь?! Мирный дом, обитатели которого только что позавтракали и смотрят телек. Все стены жилища увешаны православными иконами, на кухне к гардине прицеплена лампадка. Даже календарь с православной тематикой! Что тут может быть вредного для общества, кроме случайно забредших от соседей тараканов?! Но…
- Тут одна знакомая Алла оставила мне пакет на хранение, - вдруг припоминает тетенька-божий одуванчик. – Что в нем – не знаю, она за ним обещала прийти попозже…
И достает из детской «стенки» полиэтиленовый пакет с какими-то свертками. Их, этих свертков, восемь штук. До боли знакомые, завернутые в полиэтилен, перевязанные черными нитками, в них – порошок бело-серого цвета. Хозяйка смотрит на свертки непонимающим взором, как таежная отшельница Агафья Лыкова – на компьютер. Она разве что на Николая Чудотворца не крестится, уверяя оперов, составляющих бумаги, в том, что знать ничего не знает об их содержимом. Или на самом деле круглая дура, или прикидывается, считая всех остальных за дураков? (Последний вариант, кажется, наиболее соответствует истине). За пять лет, пока Орск переходил с марихуаны на убийственный героин, миллион раз в прессе было описано, как выглядит этот чудовищный наркотик, чем пахнет, и опубликованы десятки снимков полиэтиленовых свертков с героиновой начинкой. Спросите любого детсадовца в нашем городе и тот наверняка скажет, чем героин отличается от пищевой соды, и в красках опишет способы его упаковки. И только тетка с иконами до сих пор ничего не знает: попросила малознакомая Алла сохранить какие-то свертки с порошкообразной начинкой – она их взяла. С такой же легкостью, как будто это – пакет с мукой.
- Собирайтесь, с нами поедете, - предлагают ей милиционеры.
- Тепло одеваться? – спрашивает женщина, осознавая по-видимому, что долгое время ей придется сидеть в холодной кутузке.
- Одевайтесь, как считаете нужным, - разрешают опера.
Картина расставания мамы с домочадцами достойна кисти великого художника-авангардиста. Никто из них не оторвался от телека, когда ее уводили неизвестно куда и неизвестно насколько. Уж очень интересный сериал повторяли с утра пораньше! И сама тетка была спокойнее, чем Рэмбо на допросе у вьетнамцев: надела пяток гамаш, чтобы в камере зад не застудить, закуталась в паутинку и пошлепала вслед за операми. Ни слезинки не проронила! И на иконы даже не глянула… Вот это сила духа! Или полная амнезия в ожидании неизбежной расплаты за хранение аллочкиного товара?
- Поехали к следующим двум,.. - все таким же ровным, спокойным голосом говорит водителю опер.
У следующих повторяется та же самая картина, только с небольшими нюансами: в квартирах икон почти нет, да и свертков, которые попросила сохранить до ее прихода все та же неведомая Алла, поменьше. И что поразительно! Никто ничего не знает и не подозревает! Увидев постановление, вдруг «вспоминают» о каких-то пакетах и спокойно отдают их в руки стражей порядка.
Задержаны уже трое. Найденное у них вещество отправляют на экспертизу, а правящий сегодня бал оперативник изрекает уже ставшее привычным:
- Поехали к главной… К Алле, значит.
Главная… отыскалась на квартире, которую она снимает у древней старухи. Низкорослая, жирная, глаза на выкате, одета неряшливо. И тоже страдает провалами памяти!
- Ничего ни у кого не оставляла, я – женщина честная, работящая, со всяким г…ом меня не смешивайте! – орет толстуха. У нее находят пакеты с бело-серым веществом и она затихает. Чуть позже Алла присоединяется к троице теток, у которых оставляла «вещи на хранение».
Пока эксперты колдуют над порошком, опера очень деликатно (дамы все-таки!), не злобствуя, действуя строго в рамках закона, «раскалывают» криминальный квартет и тетки сдают друг друга с потрохами. Выясняется следующее. Алла совсем недавно обосновалась в Орске. «Челночила» – ездила в район таджико-афганской границы, откуда привозила пакистанский героин. Здесь отдавала его на реализацию (по версии, представленной милиции задержанными наркоторговками, это называлось «попросила сохранить до ее прихода»). Тетки продавали героин «чеками» – то есть разовыми порциями по 0,25 грамма, каждая из которых оценивалась в 50 рублей, а затем рассчитывались с Аллой. Она же действовала как разведчица Кэт из «Семнадцати мгновений весны»: постоянно меняла адреса, представлялась разными именами, а временами и вовсе уходила в глубокое подполье, откуда ее невозможно было выкурить даже атомной бомбой. То есть заметала следы. Немаловажную роль в женской преступной группировке играла и древняя старуха – хозяйка основной квартиры Аллы. Эта старая карга, эта ведьма, которая в ранней юности повязывала на шею алый пионерский галстук и звонко распевала «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», была… связной - телефонным диспетчером! Принимала ходоков, отвечала на звонки, сообщала места встречи наркосбытчиков. Причем 80-летняя старушенция прекрасно знала, чем промышляет ее жиличка! И не боялась ведь, что скоро предстанет перед судом Божьим, где придется держать ответ за все грехи земные…
Финал операции оказался шокирующим для розничных сбытчиц героина. В УВД доставили результаты экспертизы и огласили его. У тетки с иконами оказалась самая большая партия – 400 граммов. Из этих 400 граммов, за которые можно загреметь в тюрьму лет на десять, чистого героина – 30 (ТРИДЦАТЬ!) граммов, остальное – толченый димедрол, новокаин и даже… сахар! Тетка тихо матерится, ее физиономия впервые изображает нечто похожее на удивление, а глаза становятся больше очков: она-то, дура наивная, думала, что Аллочка сдала ей чистейший пакистанский «герыч», а тут, простите, дерьмо какое-то! Не лучше обстоят дела и у двух других сбытчиц: у одной в 50 граммах порошка обнаружено 20 граммов героина, у другой в 40 граммах и того меньше – всего 7 (СЕМЬ!) граммов «белой смерти». Такой же разбавленный героин был и у самой Аллы. Вероятнее всего, с границы она везла чистейший героин, а уже здесь, на месте, добавляла такие приправы, что в лучшем случае кайф от дозы был не больше, чем от бутылки пива, в худшем доза могла оказаться смертельной.
Торговки таращатся друг на друга и медленно сходят с ума. Им бы в ноги операм упасть, сказать спасибо за то, что вовремя взяли. Продай «чек» такого псевдогероина наркоману, он ширнется раз, другой, третий… Привычного удовольствия не почувствует. Поймет, в чем дело. И вместе со своими дружками порежет на куски добрую тетеньку, снабдившую его «дрэком» - так в наркоманской среде именуют героин, изрядно сдобренный таблетками и строительным мусором вроде известки или толченого мела.
Немаловажный штрих, без которого не обойтись в заключение нашего повествования. Все женщины, занимавшиеся в составе этой преступной группы розничной торговлей героином, имеют детей. Все – орчанки. Ни одна из них никогда в жизни не кололась, ни курила марихуану, не глотала «колеса». Зато легко согласились торговать смертью. Как их после этого можно назвать? Кроме короткого, емкого слова, которое обычно пишут на заборах и которое периодически использовал в ходе операции сотрудник ОБНОН, в одночасье разорвавший в клочья женскую наркодилерскую сеть, ничего более подходящего в богатом русском языке для них не подобрать.